— Ни с каким Конрадом Фрезером я, как ты выразился, по ночам не шляюсь. Это случилось один-единственный раз, в прошлый четверг, в связи с совершенно официальным мероприятием.

— А как насчет бейсбольных матчей, на которые твой драгоценный Конрад таскает вас с Алексом? — прошипел Кит. — Моего сына и мою жену!

— Я не твоя жена, — возразила Эшли.

— Вот как? — ощетинился Кит. — А почему тогда ты до сих пор носишь мое обручальное кольцо?

Эшли кинула взгляд на свою левую руку. Она и сама толком не знала, почему продолжала носить кольцо. Возможно, ради Алекса. Только теперь она поняла, насколько это нелепо: какая разница, носит она кольцо или нет? Осознав это, Эшли молча сняла кольцо с пальца и протянула Киту.

— Спасибо, — криво усмехнулся тот. — Можешь оставить его себе. Или ты освобождаешь место для подарка от Конрада Фрезера?

Глаза Эшли засверкали.

— Замолчи, Кит, прошу тебя!

— Крепкий оказался орешек этот Фрезер, да? — не унимался Кит. — Даже тебе не по зубам. По сравнению с ним Джулиан — жалкий провинциал.

— Господи, да сколько же надо тебе повторять: между мной и Конрадом никогда ничего не было и не будет!

— Ага, значит, он по чистой случайности нагрянул к нам на уик-энд и увез Алекса кататься верхом?

— Кит, прекрати! — Эшли не собиралась больше с ним пререкаться. Обсуждать будущее Алекса и его грядущий переезд в Нью-Йорк было неизбежно, но вот беседовать с бывшим мужем о Конраде Фрезере она не собиралась. Как, впрочем, и с кем-либо еще.

— В общем, так, Эшли, — отчеканил Кит. — Заруби себе на носу: Алекс сюда не приедет и в Нью-Йорке жить не будет. Это мое последнее слово.

— Твое — возможно. Кит, — твердо сказала Эшли. — Но не мое.

— Я подам в суд, чтобы тебя лишили родительских прав, — заявил Кит. — С такой матерью мальчик оставаться не может.

— Не говори глупости. Кит, — поморщилась Эшли.

— Я просто хотел честно тебя предупредить, — сказал Кит. — Сразу же по возвращении в Англию я затеваю процесс. В Америку я Алекса не отпущу. И тебе придется пересекать Атлантику, когда ты захочешь его увидеть, а не мне.

Эшли побелела. По изменившемуся лицу Кита она поняла, что он вовсе не шутит. При мысли о судебном разбирательстве она похолодела. Господи, только этого ей недоставало!

— Тебе никогда не победить, — сказала она. — Вспомни свое прошлое. Ни один судья в здравом уме не присудит тебе ребенка. Не говоря уж о том, что ты психически неуравновешен..

— А ты, что ли, устойчива? — презрительно фыркнул Кит. — Едва пришла пора принять решение — и ты удираешь в Америку! А куда ты побежишь потом, когда Конрад бросит тебя, выпотрошив наизнанку? Со мной Алекс хотя бы получит нормальное образование, да и жить будет в человеческой обстановке — среди родных и близких. А что ты ему можешь предложить? И после этого ты можешь называть себя матерью?

— Он мой сын! — запальчиво выкрикнула она. — И никому не отобрать его у меня! Вбей это в свою дурацкую башку!

— Он и мой сын, Эшли, — вкрадчиво возразил Кит. — И никому, и уж тем более тебе, не отобрать его у меня! Вот так-то.

— Господи, неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы та грязная история снова выплыла наружу? Чтобы на судебном заседании вновь вспоминали отца — пьяницу и бабника, который в тот самый день, когда ребенок появился на свет, бросил семью и отправился по шлюхам? А ведь Алексу уже восемь лет, Кит. Ты хочешь, чтобы он все это слышал? Чтобы он понял, каков ты на самом деле? А ведь он поймет, Кит, он уже большой.

— Ах ты, гадина! — взревел Кит. — Ты на все готова, чтобы своего добиться, да?

— Да, если хочешь знать, я не желаю, чтобы он рос рядом с тобой! — вскричала Эшли. — Ты… ты не то, что ему нужно. Кит. Ты неудачник!

Кит занес руку, чтобы ударить ее, но Эшли даже глазом не моргнула.

— Валяй, бей меня, Кит. Покажи, на что ты способен.

Сам видишь — ты ни капли не изменился. Горбатого могила исправит. Я костьми лягу, но не отдам тебе ребенка!

— Ты об этом пожалеешь, Эшли. — процедил он. — Горько пожалеешь!

— Ничего у тебя не выйдет, — устало вздохнула Эшли. — И ты это отлично знаешь.

— Лучше позаботься о том, чтобы он побыстрее вернулся в Англию. Пока не поздно. И запомни — в Нью-Йорке жить он никогда не будет. Никогда, поняла?


Элламария понуро бродила по опустевшему театру. С пятницы она не только не видела Боба, но он даже ни разу не позвонил ей. Они договорились, что в субботу, поговорив начистоту с женой, он вернется. Ну, в крайнем случае в воскресенье. Однако сегодня уже был понедельник, а от Боба по-прежнему не было ни слуху ни духу.

Элламария много раз звонила ему домой, но там не брали трубку. В загородный же дом Мак-Элфри, как ей этого ни хотелось, Элламария звонить не стала. И вот теперь, не зная, куда деваться, она пришла в театр. Она и сама не ожидала увидеть здесь Боба, но тем не менее, услышав от его секретарши, что Боб не показывался, Элламария окончательно пала духом.

С каждой минутой се страх возрастал. Неужели он передумал? Или что-то случилось с Линдой? Может, ей стало плохо и он за ней ухаживает? Успокаивает ее? Может, она пригрозила свести счеты с жизнью? Тогда понятно, почему он задержался. Элламария отчаянно терзалась, не зная, что и подумать.


Ник не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Более того, он ее смертельно боялся. И вот теперь, оказавшись лицом к лицу с отцом Кейт в его домашней библиотеке, он понял, что его худшие опасения подтверждаются.

Лицо Кэллоуэя казалось непроницаемым, но Ник, опытный актер, видел, что за холодным взглядом таится враждебность. Кейт куда-то скрылась, оставив мужчин с глазу на глаз, а миссис Кэллоуэй вообще не выходила из своей комнаты.

— Присядьте, — холодно предложил Кэллоуэй, кивком указав на кресло.

— Благодарю.

Обогнув стол. Ник прошел к камину, по обеим сторонам которого стояли вычурные кресла в стиле неорококо, и сел. Кэллоуэй устроился напротив.

— Наверное, вы знаете, почему я приехал, — начал Ник.

Кэллоуэй склонил голову набок, но не ответил.

— Это насчет Кейт.

— Да.

— Мы с ней хотим пожениться.

В который раз Ник поразился очевидной нелепости своего приезда — в его-то положении и возрасте ездить свататься! Но Кейт на этом настояла.

— Понимаю, — сказал Кэллоуэй.

Ник неловко заерзал в кресле. Кэллоуэй, несомненно, понимал его затруднения, но не собирался ему помочь. Ник прокашлялся и добавил:

— Кейт хотела, чтобы мы с вами об этом поговорили.

Кэллоуэй кивнул.

— Думаю, — продолжал Ник, — что вы хотели бы знать, на какой день назначена свадьба.

Чуть помолчав, Кэллоуэй ответил:

— Не очень.

Ник всмотрелся в него, надеясь прочесть его мысли, но лицо отца Кейт Оставалось непроницаемым.

— Значит ли это, что вы на нее не придете?

Кэллоуэй, казалось, задумался. Затем сказал:

— Да, наверное, вы можете это понять именно так.

— Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше присутствие в такой день важно для Кейт?

И снова лоб Кэллоуэя омрачился.

— Возможно, — сказал он наконец. — Скажите, мистер Гоу, верно ли я понял: вы спрашиваете разрешения на брак с моей дочерью?

— Да, — кивнул Ник.

— А что, если я откажу вам?

— Кейт уже вышла из того возраста, когда дети нуждаются в родительской опеке.

— Понимаю. — Кэллоуэй встал и медленно подошел к стоявшему в углу бару. — Хотите выпить, мистер Гоу? — спросил он. — Виски?

Если бы не Кейт, Ник бы, поблагодарив, поднялся и ушел. Однако в данной ситуации…

— Чуть-чуть, пожалуйста.

Кэллоуэй налил виски и передал стакан Нику.

— Насколько я понимаю, Кейт уже дала согласие? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Ник.

— Что ж, это вполне объяснимо, — вздохнул Кэллоуэй, снова усаживаясь в кресло.

— Мы любим друг друга, — ляпнул Ник, но тут же проклял себя за глупость.

— Не сомневаюсь, — сухо произнес Кэллоуэй.

— Так вы не дадите своего согласия?

Кэллоуэй поднес стакан к губам, осушил его почти наполовину и ответил:

— Да, ничего другого мне не остается.

— Могу я поинтересоваться почему?

— Можете.

Кэллоуэй снова встал и, подойдя к окну, остановился, глядя на зеленую террасу сада. Несколько минут он стоял неподвижно, не произнося ни слова. Ник терпеливо ждал.

— Вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй.

В самом тоне его был? нечто такое, отчего по спине Ника побежали мурашки.

— Не знаю даже, — продолжил Кэллоуэй, — стоит ли вам об этом говорить.

— Что бы это ни было, — храбро заявил Ник, — ничто не изменит моего желания жениться на Кейт.

Кэллоуэй вернулся к своему креслу и, усевшись, уставился в пустой камин.

— Вам, должно быть, кажется, что вы уже хорошо знаете Кейт, — произнес он. — Верно? Вы считаете, что вам уже все о ней известно.

— Самое главное я знаю, — сказал Ник.

— Вот как? — Кэллоуэй приподнял брови. — Что именно?

— То, что я люблю ее. Вам этого достаточно?

— Нет. — Кэллоуэй медленно покачал головой. — Совершенно недостаточно.

Терпение Ника лопнуло:

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши туманные размышления, а лишь потому, что Кейт настояла на этом. По мне, мы давно бы уже поженились.

— Еще виски? — спросил отец Кейт.

— Нет, благодарю.

Кэллоуэй тем не менее взял с камина его стакан, прошел к бару и, наполнив его, протянул Нику.

— Возьмите, — сказал он.

Не найдясь, что возразить, Ник принял из его рук виски.

— Итак, как я уже упоминал, — произнес Кэллоуэй, усаживаясь, — вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу. Но теперь, поскольку иного выхода у меня нет, я должен вам рассказать.

Ник пристально посмотрел на него, но лицо отца Кейт оставалось бесстрастным. Чуть помолчав, Кэллоуэй произнес: