Если бы только Джо был здесь! Она могла бы посоветоваться с ним, и он подсказал бы ей, что делать. Но Джо не было, и обратиться за советом ей было не к кому. А в доме не оставалось ни крошки еды, уголь закончился, свечи тоже, — у нее оставался только огарок свечи, а когда он догорит, ей придется сидеть в темноте. Она продрогла до костей и была так голодна, что едва держалась на ногах. И Лиззи кричала от голода… Отчаяние заставило ее решиться. Отойдя от двери, она быстрым шагом пересекла комнату и подошла к Лиззи, сидящей на скамейке. Подняв ее на ноги, она отвела ее в спальню и уложила в постель. Потом взяла моток веревки и, обвязав Лиззи вокруг пояса, привязала другой конец к ножке кровати. Вернувшись на кухню, она вынула из печи железный противень — он был еще теплым — и отнесла в спальню, положив под простыню в ногах кровати, чтобы у Лиззи было хоть немного тепла. Тепло поможет ей уснуть, и она перестанет кричать. На улице уже смеркалось, и в комнате было почти совсем темно. Она не могла видеть лицо Лиззи.

— Я скоро вернусь, а ты будь умницей и лежи спокойно, — прошептала она, наклонившись к сестре.

Она еще с минуту постояла над Лиззи, гладя ее по голове и убирая со лба жидкие пряди волос. Потом она надела пальто и шляпку и, больше ни секунды не медля, вышла из квартиры и спустилась по лестнице.

Она не любила выходить на улицу после наступления темноты. Хоть на большинстве улиц и горели газовые фонари, в городе было полно темных закоулков, в которых на девушку могли напасть.

Она услышала шум и пьяные крики еще задолго до того, как дошла до «Якоря». У дверей заведения она с секунду помедлила, прежде чем войти внутрь. Но, едва переступив через порог, она тут же замерла на месте. В свете керосиновых ламп она видела раскрасневшиеся лица мужчин, сидящих за столиками. Почти все они были моряками. При ее появлении несколько мужчин повернулись к ней, их оценивающие взгляды скользнули по ее лицу и фигуре, а губы искривились в усмешке. Потом чьи-то руки потянулись к ней, но она увернулась и отскочила в сторону. Не помня себя от страха, она бросилась к двери и выбежала на улицу.

Она не остановилась, пока не добежала до угла здания. Спрятавшись за углом, она прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание. Нет, она ни за что не сможет туда войти. Она не сможет работать в этом ужасном месте… Но, может, если она будет стоять за стойкой, они не станут к ней приставать? Ей не надо было входить через главную дверь. Она привлекла к себе внимание, потому что вошла через главную дверь. Она должна найти заднюю дверь и незаметно проскользнуть на кухню, а там она пройдет прямо к хозяину. Да, она обязательно должна поговорить с хозяином.

Пройдя несколько шагов вдоль стены, она нашла боковую дверь, но, едва приоткрыв ее, поняла, что эта дверь тоже ведет в бар, только с другой стороны. Но ведь где-то должен быть вход в подсобные помещения или в квартиру хозяев. Она уже собралась двинуться дальше вдоль стены, когда дверь, возле которой она стояла, внезапно открылась, и из бара вышел здоровенный мужчина. Она вздрогнула и сжалась от страха, когда его рука легла ей на плечо. Он развернул ее лицом к себе, и она, подняв голову, в ужасе посмотрела на него. В свете, падающем из приоткрытой двери бара, она увидела широкое бородатое лицо, склоненное над ней. Глаза мужчины пристально изучали ее, и она прочла в них тот же самый интерес, который она видела в глазах других мужчин в баре. Потом пушистая борода пошевелилась, и рот мужчины растянулся в широкой улыбке.

— А-ха! — удовлетворенно проговорил он низким, густым голосом.

По его интонации она сразу же поняла, что он не англичанин.

— Пожалуйста… Пожалуйста, отпустите меня, — взмолилась она. — Я пришла поговорить с барменом. Я…я ищу работу. Отпустите меня, прошу вас.

Она попыталась стряхнуть его руку, но его пальцы еще крепче сжали ее плечо.

— Ах, ты ищешь работу? Что ж, я могу предложить тебе работу. О, у меня есть для тебя работа, это я могу тебе гарантировать!

Он рассмеялся, запрокинув голову.

— Оставьте меня. Позвольте мне уйти.

— Перестань дрожать, — сказал он, не сводя глаз с ее лица. Он говорил по-английски с сильным иностранным акцентом, однако выговаривал слова отчетливо. — Почему ты дрожишь? Ты испугана? Тогда зачем ты пришла сюда, если боишься мужчин?

— Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне уйти. Я хочу домой.

— Ты хочешь домой? — Он снова засмеялся. — Хорошо, моя красавица, мы пойдем домой. О, я буду очень рад пойти к тебе домой.

— Нет, нет!

— Да, моя красавица.

В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился еще один мужчина. Он тоже был иностранным моряком. Мужчины перебросились несколькими репликами на своем родном языке, потом второй мужчина вышел из бара и, крикнув что-то на прощание бородачу, скрылся в темноте. Бородач взял ее под руку.

— В какую сторону мы пойдем? — осведомился он.

Она ничего не ответила, и он повел ее по улице. Когда она пыталась упираться, его рука подталкивала ее вперед, заставляя идти. Под фонарем он остановился и снова заглянул ей в лицо.

— Почему ты все время дрожишь? — спросил он. — Если тебе так страшно, зачем тогда ты ходишь в «Якорь»?

— Я… я пришла, чтобы наняться на работу. Я… мне сказали, что там нужна барменша.

Он снова запрокинул голову, и его звучный смех сотряс всю улицу. Прохожие, однако, не обращали на них никакого внимания. Пьяные шведы, разгуливающие ночью по улицам вместе со своими подружками, вовсе не были здесь в новинку.

— Ты хочешь работать барменшей в «Якоре»? О Боже! — Он взял в ладони ее лицо. — Ты, с твоей внешностью? Да они съедят тебя живьем! Ты хочешь, чтоб тебя съели живьем?.. Нет, нет, ты этого не хочешь. Ты ведь боишься мужчин. Но тогда почему ты решила работать в «Якоре»? Разве ты не можешь найти работу в более приличном месте?

— Моя… моя сестра больна. Я должна присматривать за ней. Я не могу уходить на работу на полный день.

— А кроме тебя, никто не может присмотреть за сестрой? У тебя есть родители?

Она покачала головой.

— Ты замужем?

Она снова покачала головой.

— Ты живешь вдвоем с больной сестрой?

— Нет, с нами живет брат.

— Но тогда почему ты ищешь работу? Разве ваш брат не может позаботиться о вас?

— Он заботился о нас. Он работает на заводе. Но сейчас забастовка, и он пошел искать работу в другой город…

Едва она успела это сказать, как поняла, что совершила ошибку, признавшись ему, что ее брата нет дома. И он не преминул воспользоваться этим.

— Ясно, — сказал он с удовлетворенным кивком. — Значит, твоего брата нет дома. Мы идем к тебе?

— Нет! — Теперь ее голос звучал резко. — Нет, нет, говорю вам! Никуда вы со мной не пойдете.

Он не обратил никакого внимания на ее протесты.

— Ты пошла в «Якорь», потому что очень нуждаешься в деньгах? — продолжал расспрашивать он.

Она не ответила. Он наклонил голову и приблизил лицо к ее лицу.

— Ты… ты голодна? — спросил он, и в его голосе звучала какая-то странная теплота.

Она опять оставила его вопрос без ответа и на секунду закрыла глаза. Когда она открыла их, она почему-то побоялась посмотреть ему в лицо, а потому устремила взгляд на блестящие медные пуговицы его кителя. Та часть ее сознания, что не была затуманена страхом, зарегистрировала тот факт, что он — капитан. Это объясняло его манеру говорить — несмотря на иностранный акцент, его речь была очень правильной и грамотной, как речь людей из кругов знати.

— О Боже! Значит, я угадал? Ты голодна, не так ли? Пойдем. Пойдем.

Он взял ее за руку, так, словно она была маленькой девочкой, и подвел к двери в закусочную на углу. Когда они вошли внутрь, он закричал голосом, от которого задрожали стены:

— Пирожки со свининой! Мне полдюжины пирожков со свининой. Нет, лучше целую дюжину — полдюжины я могу съесть сам. И чтоб они были горячими. А еще я возьму банку зеленого горошка.

Когда мужчина за стойкой завернул пирожки в кусок газеты и подвинул сверток через стойку, капитан взял его и вложил в руки Кэти.

Прижимая сверток с горячими пирожками к груди, Кэти едва удерживалась от того, чтобы не вытащить один из них и не сунуть его себе в рот. И вдруг она подумала, что могла бы убежать от капитана и унести пирожки с собой. Конечно, это и есть самый подходящий момент для бегства — пока он расплачивается возле стойки, она может незаметно проскользнуть к двери, а как только она окажется на улице, она свернет в одну из темных аллей, и он не сможет ее найти. Тогда она будет спасена, и пирожки останутся с ней. У них с Лиззи будет сегодня роскошный ужин.

Она начала медленно пятиться к двери. Когда она была уже почти у самого порога, он внезапно обернулся.

— А-ха! — воскликнул он.

Он склонил голову набок, глядя на нее так, как взрослый смотрит на непослушного ребенка, застав его за какой-то маленькой шалостью. Она замерла возле дверей, не в силах пошевелиться. Продолжая наблюдать за ней краем глаза, он взял сдачу и, даже не пересчитав, сунул в карман кителя, потом подхватил банку с горошком и направился к двери.

— А теперь мы пойдем домой, — сказал он, властно беря ее под руку.

Он вывел ее на улицу, и ей ничего не оставалось, как идти в сторону дома. Его рука крепко сжимала ее локоть, и пытаться бежать было бы бессмысленно. Но когда они, пройдя через темную аллею, вышли на Крэйн-стрит, она уперлась и резко высвободила руку.

— Прошу вас, не ходите со мной, — взмолилась она. — Давайте расстанемся здесь, и позвольте мне уйти.

— Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Нет.

— Ты лжешь. Я знаю, что ты этого хочешь.

— Я этого не хочу. Вы меня слышите — не хочу! — Она говорила рассерженно. — Я хочу лишь одного — чтобы вы оставили меня в покое… Вот, — она протянула ему сверток. — Возьмите ваши пирожки.