Кэтрин Куксон - Кэти Малхолланд. Том 1

— Мне не нравится быть замужем, мама.

— Ты сама не знаешь, что говоришь, дитя мое.

— Знаю, мама, и я не хочу возвращаться к нему… Я не вернусь к нему. Агнес Розье крепко сомкнула веки, прервав, таким образом, созерцание своего лица в зеркале, а заодно избавив себя, от другого лица — банального, неприметного лица своей семнадцатилетней дурнушки дочери.

Всего лишь три месяца назад она сидела на этом же самом стуле, смотрела на себя в зеркало и говорила: «Спасибо тебе, о Господи». Говорила с благоговейным почтением, как и подобает доброй христианке, благодаря Всевышнего за то, что Он устроил судьбу ее дочери — дочери, которая, казалось, будет ей обузой до конца дней. Но Всевышний услышал молитвы матери и послал ей мистера Арнольда Нобля.

Мистер Нобль был мужчиной в расцвете лет, вдовцом с двумя детьми. Агнес Розье предпочитала не размышлять о том, что же могло пленить этого джентльмена в ее дочери, за какие скрытые достоинства, он мог полюбить такую невзрачную девушку. Ни лицо Терезы, ни ее манеры не были ни в коей мере, привлекательны. Агнес знала, есть и некрасивые женщины, которые, однако, не лишены определенной доли обаяния, — но ее дочь?.. Как могла ее дочь уродиться такой, было выше ее понимания, потому что сама Агнес — красивая женщина и ее первый сын унаследовал ее красоту, второму сыну тоже передалась часть ее черт. Тереза же походила на отца, по крайней мере, внешне, в кого она удалась характером, было загадкой. Где это видано, чтобы дочь шахтовладельца посещала митинги чартистов? Все думали, что с чартистами покончено, когда в 1855 году умер этот безумец О'Коннор. А сейчас группа чартистов пыталась возобновить движение в Ньюкасле, и их дочь присутствовала на митинге, а потом имела наглость заявить о своих взглядах за обеденным столом. Чтобы семнадцатилетняя девушка дерзила собственному отцу — уже само по себе неслыханно! Но чтобы она высказывала вслух мнения, противоречащие его интересам, — это столь чудовищно, что Агнес испугалась, как бы с мужем не случился удар. И в дополнение ко всему прочему брат выследил Терезу в полях за три мили от дома, когда та разговаривала с группой выселенных из деревни шахтеров, с этими смутьянами, которые походили скорее на дикарей или скотов, чем на людей. Гнев, овладевший Бернардом при виде сестры, опустившейся до такой степени, мало в чем уступал гневу его отца. Как он сам потом рассказал, он схватил Терезу и затолкнул ее в экипаж. Мистер Розье запер дочь в ее комнате на две недели, в то время как ей, матери, пришлось выслушивать его злобные излияния. Что за ребенка, спрашивал он, она ему родила? Змею! Самую настоящую змею… Но тут Бог послал мистера Нобля, чтобы избавить их от этого наказания.

Агнес пребывала в сильнейшем нервном напряжении до той самой минуты, когда брачная церемония закончилась и молодые уехали в свадебное путешествие. Тогда, на радостях, она выпила три бокала шампанского, один за другим — никогда в жизни она не делала ничего подобного, — а потом от души наслаждалась общением с гостями. Она запомнила очень мало из того, что произошло после двух часов ночи, но помнила, что гости единодушно признали прием действительно удавшимся.

И вот теперь дочь приехала домой, чтобы присутствовать на бале, устроенном в честь помолвки своего старшего брата, и смеет заявлять, что больше не вернется к мистеру Ноблю.

Агнес открыла глаза и увидела лицо, смотрящее на нее из зеркала. Лицо дочери было худым, со впалыми щеками, с тонкими губами, узкими бровями. Жидкие светло-каштановые волосы были так крепко завязаны сзади, что кожа на лбу натянулась, и это зрелище вызывало жалость. И как безобразен ее большой острый нос! Нос выдавался вперед — он был характерной чертой всех представителей семейства Розье, чертой, которую Агнес всегда считала постыдной.

Ее муж был награжден в точности таким же носом, который передался ему от отца. Отец мужа сменил фамилию Розенберг на Розье, однако не смог избавить своих потомков от этого обличающего признака, указывающего на их происхождение.

Агнес не нравилось лицо дочери; ничто в Терезе не нравилось ей. Мысль, что этот несносный взрослый ребенок опять будет жить с ними, заставила ее резко обернуться к дочери.

— Послушай меня, Тереза. Ты теперь замужняя женщина, и у тебя есть обязательства, от которых ты не можешь отступиться.

— Я уже говорила тебе, мама. Мне не нравится…

Агнес Розье назидательно подняла руку и процедила сквозь зубы:

— Тебе и не должно это нравиться. Тебя удивит, если я тебе скажу, что мало какая женщина получает от этого удовольствие?

Их взгляды встретились, и в течение некоторого времени мать, и дочь вызывающе смотрели друг на друга. Агнес Розье, овладев, наконец, собой, облизнула губы и спросила:

— Это из-за детей?

— Нет. Я люблю детей.

— Он… Может, он экономит на тебе? Мне он показался щедрым человеком.

— Он, в самом деле, щедрый.

Агнес посмотрела на свои руки, лежащие одна поверх другой на коленях, прикрытых нижней юбкой из тафты. Ей не хотелось задавать дочери вопрос, на который она заранее знала ответ. Но, даже если она не спросит ее, дочь все равно скажет ей об этом, а Агнес, так же, как и ее муж, не одобряла привычки дочери свободно высказываться на любую тему. Следовало дать понять Терезе, что ситуация держится под контролем.

— Что именно тебе не нравится в браке? — спросила она и опустила глаза в ожидании ответа.

Ответ был краток и лаконичен; он заставил Агнес вздрогнуть, хотя она и предчувствовала, что речь пойдет именно об этом.

— Интимные отношения.

— Тереза! — Агнес смотрела на дочь широко раскрытыми возмущенными глазами. — Мы ведь уже обсуждали это месяц назад. И я дала тебе мой совет. Я… я посоветовала тебе… — Она осеклась, не в силах говорить об этом, глядя на дочь. Повернувшись к туалетному столику, принялась рыться в драгоценностях на серебряном подносе, словно в поисках чего-то, а тем временем продолжала:

— Я посоветовала тебе позволить мистеру Ноблю делать так, как он хочет, покориться ему, что бы он с тобой ни делал. Я… я же говорила тебе. — Она посмотрела в зеркало на бледное лицо девушки, стоящей за ее спиной. — Ты потом привыкнешь к этому. Пока… пока это происходит, ты просто отключись, думай о чем-то другом.

— Я никогда не привыкну к этому. Мне это противно, я это ненавижу. Я больше не собираюсь это терпеть.

— Тереза! — Агнес вскочила на ноги. — Прекрати нести вздор! Где ты собираешься жить, если уйдешь от мистера Нобля?

— Я… я думала, что могу вернуться сюда — разве не так?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, ты не позволишь мне жить с вами?

— Не я, а твой отец. Он ни за что не позволит тебе уйти от мистера Нобля.

— А что, если я уйду без его позволения? Что, если возьму и уйду? Мне назначено сто фунтов в год на содержание. Я смогу прожить одна.

— Не говори глупостей, дитя мое. Как ты собираешься жить на сто фунтов в год после той жизни, к которой ты привыкла? И в любом случае ты несовершеннолетняя.

— Ты, кажется, забыла, мама, что я замужняя женщина. Я вправе распоряжаться собой.

Агнес выпрямилась во весь свой высокий рост. Возвышаясь над дочерью, сжала руки в кулаки и прижала их к бокам.

— Ты хочешь навлечь позор на нашу семью, Тереза? Ты опозоришь нас на всю округу, если уйдешь от мужа. И именно сейчас, в этот самый важный, все определяющий момент… — Она глубоко вздохнула и, слегка наклонившись к дочери, взмолилась, решив сменить гнев на милость:

— Пожалуйста… Пожалуйста, Тереза, не предпринимай ничего до бракосочетания твоего брата. Пообещай мне это. Твой отец не переживет, если что-то помешает браку Бернарда, он так рассчитывает на этот союз! И в самом деле, будущее нашей семьи зависит от нашего слияния с Тэлфордами. Я… я ведь объясняла тебе еще много недель назад, каково наше финансовое положение. У твоего отца и так сейчас уйма неприятностей, поэтому прошу тебя, если ты действительно собираешься что-то предпринять, подожди. Ради меня подожди.

Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, Тереза отвела взгляд от матери. Опустив глаза, она сказала:

— Я ничего не стану предпринимать до помолвки, мама, но я не могу тебе обещать, что буду ждать, пока они поженятся.

Глядя на опущенную голову дочери, Агнес Розье вдруг с удивлением подумала, что ее дочь никак нельзя назвать женщиной — в этом существе, стоящем перед ней, не было и капли женственности. Что за ребенка, спрашивал мистер Розье, она ему родила?..

Шурша четырьмя нижними юбками с многочисленными оборками, Агнес быстрым шагом направилась к платяному шкафу, говоря на ходу:

— Оставь меня и пришли сюда Стоквелл. Я должна закончить одеваться… Но, Тереза, — она опять резко повернулась к дочери, — ты ведь не станешь в эти дни выезжать с территории усадьбы, не так ли? Смотри у меня, — ее голос звучал жестко, — не вздумай ездить в Джарроу или в Феллинг. Поняла?

Тереза не ответила. Она лишь еще ниже склонила голову и вышла из комнаты.

Не поднимая головы, она дошла до конца коридора, ведущего на балкон, где чуть не столкнулась с одной из горничных.

Флорри Грин, старшая горничная, вышла из бокового прохода, со стороны лестницы, которой пользовалась прислуга. В руках у нее было большое деревянное ведро для помоев.

— Пардон, мисс!.. Мэм! — воскликнула она с легким поклоном.

В поклоне не было почтения — он был чистой формальностью. Никто из прислуги не относился с особым почтением к мисс Терезе, или миссис Нобль, кем она стала с недавних пор. Дело было в том, что, как говорил мистер Кеннард, она не соблюдала дистанции. Тереза обращалась со слугами, как с себе равными, что было, конечно, неразумно.