Хозяйка выполнила и последнюю ее просьбу: отвезла в маленький домишко, спрятавшийся среди рябин почти на окраине города.

— Иди сама, я с тобой не пойду, — суеверно перекрестилась женщина, — подожду тебя в санях, долго не задерживайся.

Аза отворила калитку и вошла во двор с покосившимся дровяным сараем, к дому было прилеплено такое же полуразвалившееся крыльцо. Она толкнула низкую дверь и вошла в глухие сени. Никто не вышел ей навстречу, и девушка прошла в горницу. За столом, глядя ей в лицо пронзительными темными глазами, сидела тучная женщина, одетая во все черное.

— Проходи, раз пришла, — мрачно сказала она. — Чего хочешь?

— Заговор мне нужно сделать на женщину, обидела она меня сильно, — ответила Аза, твердо выдержав взгляд колдуньи.

— На смерть? — спокойно осведомилась та.

— Да, она должна ответить за оскорбление, — подтвердила Аза, сама себе удивляясь, ведь она даже не волновалась.

— Брось языком молоть! Оскорбление! — жестко парировала женщина. — У меня не врут. Завидуешь ты ей, денег ее хочешь. Только это не одно и то же: умертвить человека — и его богатство заполучить. Тут не только злость нужна, но еще и ум. Но это — не мое дело. Деньги плати и в полночь приходи к воротам кладбища. Принесешь черного петуха и кусок ткани от одежды, что та женщина носила. Кладбище — в конце нашей улицы. Я тебя у ворот ждать буду. Жду ровно четверть часа, потом уйду. Все поняла?

— Поняла, — коротко ответила Аза и кинула на стол золотой червонец. Она вышла из избушки и села в сани к своей спутнице.

— До чего же страшная бабка, — поежилась та, — я ее ужасно боюсь.

— Волков бояться — в лес не ходить, — заметила Аза и потом всю дорогу молчала.

Черного петуха она купила на рыночной площади у старинной церкви с зелеными главами. Потом оторвала большой кусок от юбки того платья, что было на ней в день приезда в Ярославль. Ведь до нее этот наряд носила Саломея, сама она надела его в дорогу в первый раз и надеялась, что ее отпечаток не остался на одежде и заговор целиком ляжет на ту, что долго носила это платье. Задолго до полуночи девушка уже пряталась за столбом кладбищенских ворот, ожидая старуху. Та появилась почти неслышно — несмотря на грузную фигуру, двигалась она с завидной легкостью.

— Пришла? — спокойно спросила ведьма. — Пойдешь со мной к свежим могилам или здесь ждать будешь?

— Здесь подожду, — отказалась Аза.

— Как знаешь, — пожала плечами старуха. — Как зовут твою обидчицу?

— Саломея!

Старуха захохотала низким каркающим смехом.

— Видно, богатая барынька ваша Саломея — в очередь за ее богатством стоите! — сквозь смех произнесла она и, забрав у изумленной Азы петуха и тряпку, направилась в дальний конец кладбища.

Не было ее довольно долго, и девушка начала подозревать, что старуха ее обманула, но та бесшумно выступила из темноты и протянула Азе маленький тряпичный сверток, перевязанный черной ниткой.

— Смотри — сама не развязывай, спрячешь это в комнате, где твоя Саломея спит, — велела колдунья.

Аза молча забрала сверток, засунула его в рукав, а потом, поколебавшись, спросила:

— Кто до меня к вам приходил и заказывал Саломею?

— Не в моих привычках вам друг про друга рассказывать, но тебе скажу, чтобы ты ни во что не вляпалась по молодости лет. Приходила старуха, вся седая, в морщинах, горбоносая, говорила хоть и по-русски, да не как наши говорят, а самое главное, она была такая злющая, так уж эту Саломею ненавидела, что тебе до нее далеко. Смотри, не становись у этой ведьмы на дороге, она тебя на тот свет отправит — и глазом не моргнет.

— Заира, — догадалась девушка. — А когда она у вас была?

— Да уж давно, год точно прошел, — вспомнила старуха.

Девушка простилась и побежала на соседнюю улицу, где в маленьком тупичке ее ждал извозчик.


Аза появилась в Пересветове в начале марта. Она не надеялась застать там Саломею, но вот Заира ее очень интересовала. Может быть, два врага одного человека смогут договориться между собой. Девушка поискала старуху в кладовой и на кухне и, не найдя, прошла в комнату Заиры. Старая нянька, теперь совсем седая, молча сидела, глядя в окно. Она повернулась к вошедшей девушке и равнодушно спросила:

— Зачем приехала?

— С тобой поговорить, — объяснила Аза, — я знаю, что ты на Саломею заговор делала.

— Значит, и ты к той колдунье сбегала, — хмыкнула Заира, — ночью по кладбищу с черным петухом и платьем барыни бродила.

— Где уж мне до тебя, ты год назад это сделала, — парировала Аза. — Только что же ты струсила?

— С чего ты взяла, что я струсила? — удивилась Заира. — Я свою тряпку ей в постель положила, она год на ней проспала.

— И почему она до сих пор жива? Или ты не на смерть делала? — не поверила девушка.

— На смерть, только это отродье сатаны никакие заговоры не берут. Хочешь ее смерти — возьми крысиного яду, да езжай на Кавказ, подсыпь яд в молоко, она очень парное молоко любит, обязательно выпьет.

— Не может же она быть такой сильной? — засомневалась Аза. — Та колдунья страшная, ее в Ярославле все боятся. Не могла она впустую сработать!

Заира отрешенно молчала, и девушка задумалась. Если страшная тряпка год пролежала в постели Саломеи, она должна была уже умереть — что-то тут было не так.

— А тряпку ты где взяла? — поинтересовалась она.

— Да шаль Саломея мне отдала, вот от нее и отрезала, — объяснила Заира.

— А сама ты шаль носила? — ужаснулась Аза.

— Носила, но совсем немного, — не поняла ее старуха.

— Вот ты на себя половину беды и перетянула, — объяснила свою догадку Аза, — на вас двоих беда и легла: ее сын разорил, потом родственники из дома выгнали, а ты своего сына потеряла, да и внука тоже.

— Ты думай, что несешь, куриная голова, — возмутилась Заира, — ты что про моего внука говоришь! Мой Вано никого разорить не мог, это она сама ему эту дурацкую фабрику подсунула, которую все равно невозможно было достроить, а она моему мальчику непосильную ношу дала.

— Что ты его защищаешь? Он с тобой обращался еще хуже, чем Саломея, он к дворовым девкам лучше относился, чем к тебе, — удивилась Аза.

— Что бы ты понимала, — презрительно сказала Заира, — вы все ничего не знаете. Это я двадцать лет всем тут управляла, всех за ниточки дергала, чтобы все было по-моему. Ты думаешь, я их люблю? Я свою любовь давно растеряла. Сын всегда относился ко мне как к служанке, его отец так воспитал. Я помогла Саломее выжить, любила ее как родную дочь, а она тоже видела во мне только прислугу. Даже внук, которого я качала на руках и прижимала к своему сердцу, ни разу не сказал мне теплого слова. Заира — раба, пустое место. Вот я с ними со всеми и расквиталась. Если хочешь, расскажу.

Заира внимательно посмотрела на Азу и, увидев неподдельный интерес в глазах девушки, хмыкнула, но начала рассказ:

— Все думали, что Коста случайно приехал. Как бы не так — я с оказией передала ему известие, что умираю, хочу проститься. Он поверил и прискакал. А я к его приезду готовилась, траву Саломее в чай добавляла, чтобы она с ума сходила по мужчине. Тут Коста в самый раз и подошел. И пусть он потом уехал, да Бог с ним, он внука мне оставил. Я Вано с малых лет воспитывала и настраивала сама, пела ему каждый день, что он — мужчина — значит, царь и Бог, и так научилась ему нужные мысли подкидывать, что он поступал только так, как выгодно мне. Это я убедила Саломею, что Вано — вылитая она, а Серафим ни на что не годен. Мне нужно было, чтобы все Вано отошло. И когда мне ключница из столичного дома передала, что старый граф болен, я решила, что пора убирать Саломею. Только заговор не сработал, нужно было просто отравить ее, да я побоялась, что подозрение на Косту ляжет.

— Твой Коста все равно наследство вам не добыл, — пожала плечами Аза, — без толку все твои усилия.

— Что сын не доделал, мать доделает, — спокойно сказала Заира, — я потихоньку продаю все ценное из этого дома. Саломея из серебра только ложки-вилки увезла, а блюда все здесь остались, я забрала их себе и продаю. Много продавать сразу нельзя — попадешься, поэтому я еще месяца два занята буду, а потом поеду в столицу, искать наследника. Все равно наследство Печерских от меня не уйдет.

— Как ты можешь получить эти деньги? — удивилась девушка, — ты ведь Вано даже не родня, он числится графом Печерским.

— Приеду и заявлю, что Саломея — моя племянница, а Вано — внучатый племянник. Скажу, что приехала защищать их интересы, пока они в отъезде, а там время пройдет, многое из домов можно забрать и продать. Все считают, что серебряная ложка мало стоит. А когда таких ложек пять сотен? — хрипло засмеялась Заира. — Они еще приползут ко мне, будут просить наследниками сделать, вот тогда я посмеюсь над ними.

— Хитро, — согласилась Аза, — возьми меня в долю, тогда я никому не скажу о твоих преступлениях, а наоборот, помогу.

— Хорошо, — согласилась Заира, — только слушать будешь меня во всем. Станешь за спиной козни строить или попытаешься воровать — я тебя убью. Мне терять нечего.

Глава 24

В уцелевшем во время пожара в Москве доме Печерских царило веселое оживление. Мало того, что молодой хозяин привез в дом жену, да еще на днях ожидалось православное венчание молодых в семейной церкви. Гостей ждали немного: из столицы должен был приехать дядя хозяина. Вольского вместе с молодыми в Москве радостно ожидали жена и три дочери, уже успевшие выйти замуж, пока их кузен воевал и был за границей. Сегодня Михаил решил показать жене семейную церковь. Коляска уже стояла у крыльца, а Кассандра все еще не была готова.

— Ты еще не одета, милая? — ласково спросил он, входя в их большую спальню.

Они еще не успели ничего сделать в доме, поэтому спальня, как и большинство остальных комнат, обставленная по моде эпохи Екатерины Великой, была торжественно-мрачновата. Но Кассандра была такой естественной на фоне тяжелых парчовых и бархатных драпировок, золоченой мебели и хрустальных жирандолей. Казалось, что девушка случайно надела маленькое платье из легкого шелка с вышитыми по подолу крошечными бабочками, а сейчас она повернется и отразится во множестве зеркал в пышном кринолине и величественном парике. Теперь, стоя перед высоким трюмо, графиня поправляла на черных кудрях легкую соломенную шляпку, украшенную золотистыми лентами. Волна счастья захлестнула Михаила при взгляде на эту ослепительную красавицу. Кассандра повернулась к нему, и граф с радостью увидел в ее глазах нежность. Жена улыбнулась и сказала: