– Так-то, – сказала психолог, спасая меня от неловкого положения. – Даже если ты со своим математическим умом и спокойным характером не всегда рациональна, то что уж говорить о других! Судя по тому, что я узнала о Яне, темперамент у нее еще тот. Очень похоже, что она из тех, кто отрезает, а позже меряет, принимает решение и лишь потом подводит под него обоснование.

– Как это – потом обоснование? Разве причина может идти после следствия?

– В математике нет, а в психологии – запросто. Людям ведь хочется выглядеть рациональными и логичными – и перед собой, и перед другими. Мало кто готов сказать, что совершил тот или иной поступок по глупости, под влиянием моментного настроения или по таким причинам, в которых и самому себе боится признаться. Вот и сочиняют люди объяснения своим действиям – вроде бы разумные, но сделанные позже, задним числом. Вот напал, к примеру, один парень на другого. Подрались. А почему подрались? Зачинщик говорит: «Прическа мне его не понравилась. Да и вообще он дурак. Не люблю его!» А на самом деле между ними встала девушка, к примеру. Тот, что начал, ревнует, но даже и думать об этом не хочет: допустим, стесняется. Или вот еще пример. Нарисовал художник картину, получил за нее премию, стал знаменитым. А другой давай ее ругать: плохая, мол, картина, никакого таланта в ней нет, да кто ее похвалил – дураки, да от такого искусство вообще деградирует, да все в таком духе… Вроде бы за культуру человек борется. А на самом деле завидует! Только завидовать ему до того противно, что он это чувство сам от себя скрывает.

– Получается, люди все время врут? – удивилась я.

– Я бы так не сказала. Ведь они подводят под свои поступки выдуманные мотивы не специально, не осознанно. Как правило, люди верят, что именно эти причины и есть настоящие. Немногие готовы по-настоящему разобраться в ситуации и в себе: ведь для этого нужно время, душевные силы, чтобы заглянуть правде в лицо. Большинство предпочитает просто верить в то, что больше по душе: что все будет хорошо, что ты самый красивый и умный, что во всех проблемах виноват кто-то другой, а не ты сам…

– Получается, и Яне удобнее верить в то, что я каким-то образом виновата в сложившейся ситуации?

– Думаю, да. Ее разозлило, что Диме понравилась ты, а не она, – в этом месте Наталья Рюриковна улыбнулась и многозначительно посмотрела на сына. – Она почувствовала ненависть к тебе, злость, ревность. Но ведь ревность – это чувство слабых, чувство бессилия. Яна не могла примириться с тем, что она испытывает подобное, с тем, что ей просто не повезло. И она придумала причину своей ненависти к тебе: придумала, будто ты завлекла Диму специально, будто ходила на пляж второй раз ради встречи с ним. Тогда получалось, что изменница – это ты, а не она. Ты во всем виновата, а Яна имеет моральное право тебя ненавидеть и пакостить. Иначе говоря, ей просто приятно думать, что в вашей ссоре виновата ты, а не она. Мысль о твоих мнимых интригах помогает ей чувствовать себя правой, казаться лучше самой себе.

– Выходит, что она подлая?

– Нет же, Лена. Твоя бывшая подруга делает все это не осознанно. Ее мозг выполняет все эти действия без участия разума, чтобы защитить свою хозяйку от моральных страданий. В какой-то мере это можно сравнить с тем, как глаза закрываются сами собой от фотоаппаратной вспышки… Ну как, понимаешь?

– Как будто бы понимаю… Значит, Янкин мозг защитил ее от страданий и теперь вместо нее страдаю я? Очень справедливо получается!

– Справедливости здесь нет. Все дело в различии ваших характеров. Ты предпочитаешь больше думать, Яна – действовать. Ты привыкла копаться в себе, анализировать, доискиваться до истины. Яна же хватается за первую выдуманную версию, которую предлагает ей мозг и которая представляет ее саму в наилучшем свете. Таким, как она, живется легче, и с этим ничего не поделаешь! Именно поэтому большинство людей и предпочитают поменьше думать. Можно было бы просто решить, что Яна – дура, не заморачиваться на этот счет и жить дальше с сознанием своей правоты. Но ты стала осмысливать произошедшее, искать, нет ли в нем твоей вины, думать о причинах и последствиях. Ты взглянула внутрь себя, внутрь ваших отношений – а это всегда трудно и неприятно.

– Но я же не от этого страдала! Вернее, не только от этого! Ларченко строила против меня козни, поссорила меня с Машей, с Никитой – целых два раза… она даже пыталась настроить против меня человека, который мне как брат!

– То, что она развернула такую активность, может свидетельствовать о том, что у нее на душе тоже не все спокойно. Я уже говорила о том, что она воспринимает тебя как конкурентку в борьбе за Диму и испытывает ревность. Но не исключено, что ею движет еще одно чувство – чувство вины. Мне кажется, Яна злится на тебя еще и за то, что ты стала свидетельницей ее невольного предательства Кости, за которое ей до сих пор стыдно.

– А тут-то я в чем виновата?!

– По логике ни в чем. Но я ведь уже говорила, что логика и психология – не одно и то же! Ты напоминаешь Яне о ее плохом поступке, одним своим видом понижаешь ее самооценку, ассоциируешься у нее с неприятными ощущениями. И мозг сигнализирует ей: «Лена плохая, с ней надо бороться!»

– Да… Непросто это все. Но, кажется, я начала понимать, что к чему. Хотя мы все равно уже не помиримся… Думаю, эти знания пригодятся мне в будущей жизни.

– Конечно, пригодятся! – улыбнулась Наталья Рюриковна. – Хочешь еще чаю?

– Можно…

– Дим, поставь чайник, пожалуйста!

Дима ушел.

– Может быть, у тебя есть еще какие-нибудь вопросы? – обратилась ко мне Абакумова-старшая, когда мы оказались наедине.

– Да… Вы ведь заговорили о математике не потому, что она вас интересует? Вы хотели сделать мне приятно?

– Ты права. Дима сказал, что ты очень умная, и теперь я еще раз убеждаюсь, что это действительно так. Разговор о математике был нужен для того, чтобы ты почувствовала себя как дома.

– А зачем вам понадобилось, чтобы я чувствовала себя как дома? Зачем вы вообще пригласили меня? Потратили силы и время на этот пирог? Вы что, всех новых знакомых своих детей сразу домой ведете?

Психолог ответила мне лишь улыбкой. Эта улыбка была подтверждением моей версии: Дима во что бы то ни стало хочет завоевать меня и упросил маму и сестру помочь ему в этом. Интересно, а раньше девчонки у него были? Их тоже «прикармливали» пирогами?

Вслух эти вопросы я не задала. С кухни вернулся парень, и мы заговорили о разных отвлеченных вещах. Посидели еще минут двадцать, попили чаю с конфетами. Потом Дима позвал меня в свою комнату. Я согласилась: было интересно, ведь жилье всегда отражает характер и увлечения своего хозяина.

Жилье Димы сразу указало на него как на человека, любящего море. Стены были оклеены обоями с рыбками и морскими звездами, явно оставшимися с детства, но выбранными не случайно. Над компьютером висел декоративный штурвал, на противоположной стене – картина с людьми в лодке. На шкафу стоял корабль в бутылке – один из тех, что призваны заставлять людей задаваться вопросом, как это сделано и чей секрет заключается в складных парусах.

– Да, – признался парень, сразу заметивший, по каким предметам скользит мой взгляд. – Люблю воду. И море, и реку, и вплавь, и на корабле – все люблю. А тебе вроде бы тоже это нравится?

– Нравится. Только на море у нас денег нет, а пляжный сезон – короткий.

– Слушай! – сказал Дима. – Я чуть не забыл! У нас в городе аквапарк недавно открылся!

– Аквапарк?

– Ну да! Была когда-нибудь?

Была ли? Да я и мечтать-то не осмеливалась о том, чтобы оказаться в подобном месте! Ведь все аквапарки находятся или в курортных городах, или в Москве, разве нет? Водные горки, теплые джакузи, фонтаны, в которых можно купаться, – все это было слишком шикарно, чтобы оказаться доступным мне! Неужели в нашем городе и правда теперь есть аквапарк? Неужели я действительно могу в него сходить – да еще с парнем?..

– Там же дорого, наверно?

– Ну, пока не очень. Я звонил, узнал. Там скидки рекламные до конца месяца. Надо бы воспользоваться. Как думаешь?

Дима сделал мне лучшее предложение из возможных. Он пригласил меня на такое свидание, о каком я могла только грезить. Но имела ли я право ходить на свидание с кем-либо, будучи девушкой Рыбкина? Могла ли я рисковать нашими отношениями после того, как дважды едва спасла их? Что бы мне пришлось делать, чтобы скрыть это приключение от Никиты и как бы я смотрела ему в глаза после своего обмана?

– Спасибо, Дим, но нет. Я не могу. Я ведь уже много раз говорила тебе, что у меня есть парень. И по отношению к нему это будет нечестно.

Еще какое-то время Дима пытался уговорить меня, но я так и не уступила. Потом он стал показывать мне книги – а их в комнате было немало, и все разношерстные, все вперемешку, – но мне стало неуютно. Хотя парень и не приставал, мне было не по себе один на один с ним. Потусовавшись еще минут десять, мы попрощались.

Домой я шла в смешанных чувствах. С одной стороны, радость от того, что побывала у Абакумовых, познакомилась с их семьей, с другой – угрызения совести: все-таки я дала Диме повод надеяться, а Никите – ревновать. К этому добавлялось сожаление из-за отказа от аквапарка: я до сих пор не могла понять, правильно ли сделала, что лишила себя этого удовольствия. Ближе к дому во мне зародилось еще одно чувство – чувство гордости. Все-таки я устояла перед соблазном, не изменила Рыбкину, героически отказалась от развлечения ради нашей любви! Не уподобилась ветреной Яне! Проявила себя верной и серьезной! Надеюсь, Никита это оценит… Хорошо бы мы с ним были вместе всю жизнь! Когда я буду Рыбкиной, то стану свысока смотреть на Ларченко, которая, конечно, к тому времени останется одна.

Вернулась я уже довольно поздно.

Дверь открыла бабушка.

– Нагулялась?! – выдала она вместо приветствия. – То не выгнать было из дому, а теперь обратно не загнать! Совсем от рук отбилась! Где тебя носило, скажи на милость?