Раньше у Сельмы я никогда не поднималась выше первого этажа, и верхние этажи оказались настоящим сюрпризом. Спальня Сельмы и примыкающая к ней ванная занимали весь второй этаж. Недавно она переделала их в голом современном стиле. В спальне стояла только огромная кованая железная кровать на четырех столбиках и два строгих прикроватных столика из стекла; все остальное было спрятано во встроенном шкафу. Я бы, наверное, почувствовала, что сплю в клетке, но если именно это ее привлекало – пожалуйста. Этажом выше мама словно попала в рай. Такая же кровать была задрапирована сочным ситцем и завалена горами подушек. Перед тем как лечь в постель, их придется убирать не меньше получаса. А когда она увидела мраморную ванную, то подпрыгнула. Я тоже подпрыгнула, но при виде джакузи, а не мрамора. Джакузи – лучшее лекарство для ноющих плеч автора-«призрака». Если Сонни Кросс сможет установить такую на Бленхейм-кресчент, тогда я не против, пусть работает.

Сельма показала мне последний этаж.

– Вы сможете работать наверху в тишине и спокойствии, – сказала она, и я пробежала последний короткий лестничный пролет, в предвкушении сжимая ноутбук. С одной стороны лестничной площадки, под карнизом, оказалась маленькая спальня, скудно обставленная, но идеальная для меня, и ванная. С другой стороны была закрытая дверь. Видимо, там я и буду работать.

Открыв дверь, я очутилась в монастырской келье. Это была квадратная комната в дальней части дома, с одним-единственным окном, но вид из этого окна оказался потрясающий. Дом был такой высокий, что с верхнего этажа сквозь голые деревья городских садов было видно железную дорогу, проложенную высоко над квартирой Макса Остина на площади Уэсли. В комнате был стол из стекла и хрома, стул и телефон, а в углу на полу стояла древняя стереосистема, подключенная к гигантским колонкам, разнесенным по углам. Я присела на корточки, включила ее и нашла кассетную деку – она понадобится мне для работы над книгой Сельмы. Та оказалась пустой. Тогда я открыла дисковод. А вот там кое-что было.

Из праздного любопытства я нажала кнопку воспроизведения, и комнату наполнил отчаянный животный плач тенорового саксофона. Я узнала его мгновенно. Он отметил собой начало кошмарного путешествия, в которое я столь неразумно пустилась, впервые ступив в этот дом перед Рождеством. Последний раз я слышала его на кухне Сельмы. Я танцевала под него. Позволив ему вновь наполнить меня романтикой, словно игла, впрыскивающая чистый героин, я вдруг поняла, что именно в этой пустой комнате наверху, которую выделила мне Сельма, эту музыку слушал он.

Я стояла в кабинете Базза.

Очутившись в помещении, принадлежавшем только ему, я сломалась. Горе вырвалось из меня мощными рыданиями. Я выла больше часа, обхватив себя руками, и упивалась собственным горем, прячась там, где никто меня не услышит. Базз был жестоким чудовищем, но все равно я уверена, что всю оставшуюся жизнь буду помнить миг, когда поняла, что мы займемся сексом. Базз тронул мои чувства в ту долю секунды, что я стояла внизу и слушала эту музыку, а позже разжег во мне страсть, которой я не испытывала ни с одним мужчиной. Может, в этом виноват Хьюстон Персон и его саксофон. Я могла выбросить этот компакт-диск и посмотреть, исчезнут ли с ним все волнующие воспоминания о Баззе. Я могла это сделать, но прекрасно знала, что никогда так не поступлю. Базз умер в огне, страшной смертью, но если я сохраню этот диск и буду тайком его слушать, он останется жив. В моей памяти.

Потому что я была убеждена, что любила его, пусть и недолго. Кроме секса, я совершенно ничего о нем не знала, но это не важно. Я оплакивала любимого человека и чувствовала себя совсем несчастной, потому что не могла поделиться этой грустью с другими людьми. Сдерживание чувств вело к смятению. Я оплакивала его, мучилась угрызениями совести, и мне становилось еще хуже.

Шли дни, но ничего не менялось. Я знала, что должна поговорить с кем-то. Кроме Макса Остина, обо мне и Баззе знал еще один человек.

Человек, которого я должна благодарить за то, что он спас мне жизнь.

Последний раз я слышала о Кэт от Макса Остина. Он сказал, что она ушла в самовольную отлучку. Минуту я размышляла, а затем позвонила ее родителям. На звонок ответил ее отец, я все ему объяснила, он дал мне адрес Кэт и сказал, что с ней мама. Конечно, когда я позвонила в дверь – я не стала звонить по телефону из страха, что Кэт откажется со мной встречаться, – открыла ее мать.

Венди Кларк работала медсестрой. Она всегда относилась к людям так, словно они – ее старые пациенты в отделении геронтологии, и кричала, будто они глухие. Как мы поживаем сегодня утром? Кушайте завтрак ради меня, будьте умницей!

– Боже мой, Ли! Ты-то нам и нужна, – зарокотала она. – Входи, входи. Не стой там. Мы же не хотим, чтобы ты простудилась.

Венди обняла меня так, что у меня затрещали кости, и я вдруг вспомнила, как сильно она отличается от моей мамы.

– Здравствуйте, Венди. Пришли навестить Кэт? – спросила я. – Она здесь?

– Я поживу тут некоторое время, – ответила Венди. – Кто-то должен за ней присматривать. Вы слышали, что произошло?

Я покачала головой:

– Мы какое-то время не общались.

Венди удивленно взглянула на меня:

– Ты хочешь сказать, даже после того, как твой дом… Даже после этого пожара? Она мне все рассказала. Почему она тебе не звонила?

Я пожала плечами.

– Что случилось с Кэт?

– Недавно она так напилась, что неудачно упала и чуть не потеряла ребенка. Ей нужен полный покой, и она взяла отпуск на две недели. Конечно, лучше бы ей снова пройти курс реабилитации, но она никогда меня не слушает. Может, у тебя получится достучаться до нее. Иди, она в гостиной. Если ты побудешь с ней, я пробегусь по магазинам.

– Вы не можете оставить ее одну? – Я была потрясена. И заинтригована. Судя по всему, уже все знают о беременности, да и Венди вдруг ни с того ни с сего заговорила об алкоголизме Кэт, словно мы обсуждали его годами. А мы этого точно не делали.

– Я могу оставить ее. Могу, но не хочу, – заявила Венди, надевая пальто. – Посмотри, вдруг ты сможешь что-нибудь сделать.

В глубине души я ожидала найти Кэт в агрессивном настроении, но она улыбнулась и похлопала по дивану рядом с собой. Я огляделась. Я впервые была в их с Ричи квартире, и надо сказать, мне не понравилось. Не хватало уюта, который должен быть в доме обязательно. Правда, Кэт никогда не была особенно домовитой. Комната казалась довольно пустой и какой-то нежилой – это говорило о том, что ее обитатели больше времени проводят вне ее стен, и не только на работе.

Я села рядом с Кэт. К моему удивлению, она обвила меня руками и притянула к себе:

– Я должна была позвонить тебе. Извини, Ли. Правда, мне очень жаль. Я не могу простить себя за то, что раньше не сообразила, что это Крис устраивает поджоги. Да, я видела, как он поджигал склад, но я подумала, может, слишком напилась и не соображала, что вижу. Но я должна была вспомнить, когда…

– Ш-ш-ш! – произнесла я. – Ты спасла мне жизнь, и я пришла поблагодарить тебя. Это главное.

Ее угрызения совести и внезапная нежность застали меня врасплох, и я вдруг обнаружила, что заливаюсь слезами.

– Тебе есть где жить? – спросила Кэт. – Ты всегда можешь прийти сюда. У нас есть комната, и, честное слово, с тобой мы хоть отдохнем от мамы. Дом был застрахован, да? Ремонт займет какое-то время, но зато у тебя будет новенький дом. Причем бесплатно. Постарайся не думать о том, что ты потеряла.

– Дело не в доме! – воскликнула я. – Мне наплевать на дом.

– Но теперь, когда Криса поймали, можешь успокоиться, все кончено. – Она похлопала меня по спине. – Тебе больше не о чем волноваться. Что тебя так расстроило?

– Базз! – взвизгнула я. – Я никак не могу перестать о нем думать.

– Ты ведь больше не видишься с ним? – испуганно спросила она.

– Он погиб, Кэт. Разве ты не слышала? Погиб при пожаре, в моем доме. Он пытался спасти Сельму.

Ее руки опустились, и она тупо уставилась на меня.

– Ричи сказал мне, что в огне погиб какой-то парень. Я не поняла, что это был он.

– Он погиб, спасая Сельму, – повторила я. – Я не разговаривала с ним после того, как узнала, что он ее бьет. Когда я приютила ее, он, наверное, чувствовал, что все его предали. Он приходил, Кэт, и я ужасно его боялась, но в конце он оказался героем. Как он мог избивать женщину до полусмерти, а потом рискнуть жизнью и броситься за ней в горящее здание? Он любил ее, Кэт. Она всегда говорила, что они любили друг друга. Я не верила ей, но она оказалась права. А еще я наконец поняла, что, кажется, сама любила его. Это было бессмысленно и глупо, и я чувствую себя круглой дурой. Если бы я не спуталась с Баззом, он бы не встретил Анжелу и…

Мой голос срывался на истерический визг.

– Прекрати, – твердо сказала Кэт. – Послушай меня, Ли. Ты не любила его, ты его хотела. Ты была одержима и не могла справиться с этой одержимостью.

– Но почему тогда мне так плохо? Почему я так переживаю из-за его смерти?

– Вина, – просто сказала Кэт. – Он оказался плохим человеком. Тебе стыдно, что ты с ним связалась, но ты не можешь отрицать, что тебя влекло к нему – даже после того, как ты увидела его истинное лицо. Не отрицай этого. Ты никогда не сдвинешься с мертвой точки, если будешь все отрицать.

А потом, пока я сидела и думала над ее словами, Кэт встала и, засунув руку за диван, вынула бутылку водки.

– Не говори ни слова, – предостерегла она меня и поднесла бутылку к губам. – Выпьешь со мной? На кухне есть стакан.

Я вскочила на ноги и отняла у нее бутылку прежде, чем она успела сделать глоток.

– Не лезь! – закричала она, но не попыталась отобрать бутылку. Может, просто проверяла меня. – Только не начинай! Не говори, что мне делать с моим пьянством, если хочешь, чтобы мы остались друзьями. Я считала тебя единственным человеком, который не станет меня судить.