Коул держал меня за руку, а я, даже увидев Сидру, продолжала широко улыбаться. Никому и никогда больше не позволю мешать моему счастью!

Старшая из Тройняшек заметила меня, и произошедшие с ее лицом метаморфозы могли стать украшением любого фильма.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела она, когда Коул остановился поговорить с корреспондентом еженедельника «Семейный досуг».

– Так, на свидание пришла, – как можно беззаботнее сказала я, наслаждаясь каждой секундой происходящего.

– С ним… – Сидра не договорила, едва не лишившись чувств. – С ним… С Коулом Бранноном?

Ее голос сорвался на визг.

– Да, а что такого? – изумленно подняла брови я. – Чему так удивляешься?

– Просто я думала… думала… что ты с ним не встречаешься!

– Как, разве не ты сообщила «Будуару», что мы с Коулом любовники? А потом от моего имени написала об этом в «Стиле»?

– Но мы же обе знаем: это неправда! – выпалила она. – Ты не спала с Коулом Бранноном, я все придумала!

– Вот как?

Я повернулась к корреспонденту «Семейного досуга», который, перестав допрашивать Коула, внимательно прислушивался к нашему разговору.

– Случайно не включен? – спросила я, показывая на вытянутый в нашу сторону диктофон.

– Конечно, включен! Хотите копию записи?

Я улыбнулась и кивнула. Коул черкнул корреспонденту мой адрес и номер телефона, пообещав большое интервью на следующей неделе.

Лицо Сидры стало краснее ковровой дорожки.

– Но ведь я… – замялась предводительница Тройняшек. – Сама понимаешь, я хотела…

Я не стала слушать. Коул уже был рядом, прижимая меня к себе. Вот он заметил Сидру, и рука на моей талии напряглась.

– Ладно, Сидра, было приятно повидаться! – защебетала я и подмигнула Салли с Самантой, стоявшим чернее тучи. – Мне пора бежать, премьера ждет!

– А как же…

– Не беспокойся! Мы с тобой еще свяжемся – через адвоката. Увидишь Джорджа – привет передавай! Кстати, что-то его сегодня не видно.

– Он занят! – чуть слышно буркнула она.

– Какая жалость! – посетовала я, а Коул обнял меня еще крепче.

Все, я могу быть спокойна: Сидра больше не причинит мне вреда. Никогда в жизни.

– Ну, развлекайтесь, – кивнула я Тройняшкам, которые смотрели на меня с одинаковым выражением ненависти и страха.

Мы с Коулом пошли прочь.

– Ты в порядке? – спросил он, когда мы вошли в киноцентр.

– Лучше не бывает.

– Сдается мне, эта женщина пожалеет, что с тобой связалась, – проговорил Браннон, чмокнув меня в макушку.

– Мне тоже, – ухмыльнулась я.

Фильм был прекрасный, батальные сцены захватывали дух, сценарий сложный и изящно выписанный, актерский состав подобран на удивление удачно. «Прощай навсегда» уже сейчас считался одним из претендентов на «Оскар», и, посмотрев его, я поняла почему.

А еще лучше фильма было то, как во время второй сцены Коул обнял меня за плечи, как прижимал к себе всякий раз, когда на экране происходило что-то грустное. Я таяла, когда после каждого ключевого момента он заглядывал мне в глаза, не могла поверить своему счастью, когда во время романтической развязки он чуть ли не бессознательно потянулся и чмокнул меня в макушку.

После премьеры мы поехали ко мне. Тактичная Уэнди отправилась ночевать к Жану Мишелю, к моему изумлению впервые в истории сделав генеральную уборку.

Устроившись на диване, мы с Коулом распили бутылку кьянти, а потом долго болтали и смеялись вдали от папарацци, любопытных глаз и ненужных свидетелей. Было так весело, что я забыла о необходимости робеть и чувствовать себя не в своей тарелке на свидании со знаменитостью.

Бутылка опустела, и я, абсолютно бесстрашная, предложила Коулу остаться.

Он согласился.

Мы переместились в спальню, в которой больше не витал дух Тома, и целую вечность исследовали тела друг друга. За смокингом, имиджем звезды и разделявшими нас слоями профессиональной этики Коул оказался самым нежным и ласковым из всех, кого я когда-либо знала.

Той ночью в тишине моей спальни, надежно укрытая от фотографов, Сидры де Симон и журнала «Стиль», я исполнила таблоидное пророчество.

Я действительно переспала с кинозвездой.

На следующее утро в окна било яркое солнце, а лежащий рядом Коул смотрел на меня во все глаза. Улыбнувшись, он расцеловал мои веки, кончик носа, губы… Мы снова занимались любовью, на этот раз неспешно, стараясь растянуть каждое мгновение, и я знала, что больше никогда его не отпущу.

ДЕВЯТЬЮ МЕСЯЦАМИ ПОЗЖЕ

От адвоката я вышла с чеком на кругленькую сумму и хорошей новостью: Сидру только что уволили из журнала, а в завтрашнем выпуске «Нью-Йорк пост» появится статья о том, что в судебном порядке ее обязали выплатить сто тысяч долларов штрафной компенсации. Надеюсь, теперь она долго не сможет покупать дизайнерскую одежду.

От триумфа над Сидрой хотелось петь и танцевать, однако, получив на руки чек, я не могла не порадоваться и победе над «Стилем». Адвокат удержал оговоренный процент от вырученной суммы, но и то, что осталось, поражало воображение. Уже решив, как распоряжусь деньгами, я открыла конверт, чтобы еще раз взглянуть на астрономическую сумму.

Два миллиона четыреста тысяч долларов.

Почти два с половиной миллиона… Именно столько предложил «Стиль», чтобы избежать судебного разбирательства.

Маргарет, естественно, тоже уволили. Ее я немного жалела: она ведь поверила лживым заверениям Сидры и намеренно на меня не клеветала. Зато с тех пор, как ее место заняла бывшая заведующая редакцией Мейт Таверас, популярность журнала значительно повысилась.

Вступив в новую должность, Мейт тут же позвонила мне, предложив занять прежнее место, но я вежливо отказалась. Мне очень нравилось в «Женском дне»: ни мелкого соперничества, ни сплетен, ни булавочных уколов, – мы просто работали с девяти до пяти и, улыбаясь друг другу, расходились по домам. Я не смогла бы вернуться в «Стиль» вне зависимости от того, кто им руководит.

Напевая себе под нос, я зашла в отделение банка «Хаусхолд-кредит» на Юнион-сквер, чтобы завершить сделку, начатую месяц назад, когда адвокат впервые назвал окончательную сумму компенсации. Первой мыслью было: на что мне два миллиона четыреста тысяч? Столько за всю жизнь не потратить! Но есть человек, который найдет этой сумме достойное применение, причем более чем заслуженно.

Уже через час я вышла из банка, успев обналичить чек, положить деньги на счет и использовать их часть на покупку недвижимости. Далее встреча с риэлтором Элизабет в одноименном агентстве. Мы просмотрели документы и внесли пятидесятипроцентный взнос за «Космос» – небольшое кафе в Ист-Виллидже, владелец которого собирался отойти от дел. Уэнди столько раз говорила: лучшего места для французского бистро, которое она мечтает открыть, не придумаешь. Теперь ее мечта исполнится. Она одна прошлым летом помогала мне бороться с таблоидными кошмарами, и это лучший из всех возможных способов ее отблагодарить.

Подарок она получит через месяц, когда отпразднует свою свадьбу с Жаном Мишелем праздничным ужином в «Санкюлотах».

Закончив дела, я прогулялась по фермерскому рынку на Юнион-сквер. От умопомрачительных ароматов бананового пирога и морковного кекса кружилась голова. В соседнем лотке кипел яблочный сидр, которого хотелось даже в необычную для начала мая жару.

В конце концов решила зайти в «Старбакс», у восточной оконечности площади выпить мокка-фрапуччино. Пока стояла в очереди, от нечего делать листала «Нью-Йорк пост» и представляла, как в недалеком будущем на его страницах появится восторженный отзыв о заведении Уэнди. Нетерпеливое: «Следующий, пожалуйста!» – вернуло меня к реальности, и, опустив газету, я посмотрела на стоящего за кассой парня в зеленой шляпе и фартуке.

Вместо того чтобы заказать напиток, я истерически расхохоталась, а продавец покраснел до кончиков ушей.

– Что желаете? – сухо спросил он.

– О боже! – выдавила я.

Люди глядели на меня как на сумасшедшую, но мне было все равно. За кассой стоял Том!

– Ничего смешного! – пунцовый от злости, заявил он.

– Еще как смешно! – хихикала я. – Значит, с книгой ничего не вышло?

– Нет, – буркнул Том.

Выглядит ужасно: набрал как минимум десять килограммов, материализовавшихся в торчащее из-под фартука пузо, давно не стриженные волосы крупными кудрями спускаются по плечам, кожа бледная, нездоровая.

– А она вообще была?

Кассир замялся, вперив глаза в пол.

– Нет, – прошелестел он.

Я снова засмеялась, поняв, как сильно изменилась со дня нашего расставания. Всего год прошел, а даже не верится, что такое ничтожество было частью моей жизни.

– Мне фрапуччино!

– Хорошо! – мрачно кивнул Том и на секунду отвернулся, чтобы достать напиток. – С тебя три доллара шестнадцать центов.

Подавив очередной смешок, я протянула пятидолларовую купюру, и бывший друг уже собрался вручить сдачу, но неожиданно замер, а потом, поддавшись внезапному порыву, схватил меня за левую руку и повернул тыльной стороной вверх.

– Ты помолвлена? – проговорил он со странным выражением.

– Да, – кивнула я.

Том снова перевел взгляд на мою руку, чтобы внимательнее рассмотреть сверкающий на безымянном пальчике бриллиант в два карата в платиновой оправе от «Тиффани».

– Кто он?

Я выдернула руку и взяла сдачу.

– Ты его не знаешь. – На моем лице появилась сладкая улыбка. – Что же, была рада встрече.

Оставив его в полном замешательстве, я взяла напиток и вышла из «Старбакса». Оглядываться не стоит.

Через несколько минут, когда я шагала по Бродвею, смакуя недавнюю сцену и последние капли фрапуччино, ожил лежащий в сумочке мобильный. Вытащив его, я посмотрела на номер и улыбнулась.

– Привет, милый!

– Привет! – сказал Коул. – Получила чек?