Яна Мелевич - Как не потерять карьеру

— Ты меня так оправдываешь или в упрек произносишь? — спросил, с намеком на их ссору, но в ответ Ярик лишь хитро улыбнулся, запрыгивая на стол рядом с откупоренной бутылкой. Та покачнулась, но ловко обхватив пальцами, парень хмыкнул, доливая в свой бокал немного янтарной жидкости. Собачка в коридоре снова тявкнула, а по паркету зацокали коготочки маленького шпица, отвлекая от раздумий.

— Это Рысенок, — вдруг выдал Ярослав совершенно неожиданно, заставив Пашу удивленно замереть, не донеся тлеющую сигарету до рта.

— А?

— Рысенок, — терпеливо повторил Ярик, закатывая глаза. — Раиса сказала, что нам стоит помириться. Объяснила мол, ты был не в себе, я тоже, все дела, бла-бла-бла. Чего? — глаза Паши распахнулись, будто из орбит выпасть готовы. Ущипнув себя за запястье, Кенар выдохнул:

— Чего она тебе сказала?! С каких пор вы вообще общаетесь?!

— Так с клуба же, — невозмутимо ответил Ярик, проведя ладонью по светлым волосам. Улыбнувшись. — Почему нет? Она забавная. Для женщины, — хмыкнул, а во взгляде промелькнуло что-то отдаленно печальное. Паша вновь почувствовал раскаяние вкупе с удивлением, беспокойством и сомнением.

Чем может кончиться дружба между мужчиной, падким на все, что имеет грудь и женщиной, в него влюбленную? Явно ничем хорошим. Хотя с другой стороны, разве его это касается? Раиса взрослая женщина, пусть наивная до безобразия. Тем более, сейчас поднимать этот вопрос совершенно неуместно, они едва помирились.

— Не ссы, я воспринимаю ее как друга, — будто прочитав мысли Паши, ответил Тасманов. По лицу Кенара мелькнуло сомнение, но он кивнул, задумчиво скользнув взглядом по другу. Ведь какая разница, благодаря ей они помирились. Надо будет хоть пригласить ее куда, выпить всей компанией, может, если Ярик узнает лучше девушку…

— И об этом тоже не думай, птица-сводник, — сразу предупредил Ярослав, грозя сигаретой, зажатой между пальцами, которую только раскурил. — Никаких отношений, ты знаешь, у меня с ними не складывается.

— Но если очень постараться…

— Неа, нет Кенар. Прекрати уже. Мы вообще тут собирались обсуждать тебя и твой бесконечный Дом 2.

— Любовь я свою еще построю, не волнуйся. Прямо завтра и начну массовую застройку своего не паханого поля под будущие крепкие отношения. Ты есть не хочешь?

— Надеюсь не твоего приготовления блюда?

— Окстись, не настолько я кровожаден. Купим пельмешек в круглосуточном магазине, уж с этим мы справимся…

— Главное, чтоб не ты варил.

— Че начал-то. У меня уже получается вполне себе приличная яичница, а картофель больше не пригорает!

— Она теперь просто горит?

— Щас вспомним о том, что отношения залог успеха мужчины в жизни!

— Паша?

— Да?

— Я тебя сейчас в окно выкину.

В чугун головы ворвалась мелодия звонка смартфона, отражаясь от стенок черепной коробки и давя на бедный, всего пару часов назад уснувший мозг. Паша с трудом оторвал голову от подушки, со стоном прищуриваясь от ярких лучшей солнца, пробивающихся сквозь плохо задернутые шторы окна спальни Тасманова.

— Тасман, — хриплым голосом позвал друга, охая от боли, сдавившей виски, обхватывая свою многострадальную часть тела руками и невольно оглядываясь, ища взглядом Ярика. Дабы тот отключил свой телефон.

Хозяин квартиры нашелся на коврике в обнимку с собачкой. Дрых, приоткрыв рот, сопя в обе ноздри, нисколько не напрягаясь от шума.

— Козел, — буркнул, принявшись судорожно искать злосчастный орущий аппарат. От резких движений помутилось в глазах, пришлось немного притормозить, но спустя две подушки в шелковых наволочках да одеяло, нашелся смартфон самого Канарейкина, оповещающий о входящем звонке.

— Ладно, ты не козел, — снова сам себе сказал Паша, с трудом пытаясь прочесть имя на экране, но лишь завалился обратно, успев ответить.

«Кенар, твою мать, ты, что урод творишь?!»

Ор из трубки был такой, пришлось даже отодвинуть от уха подальше, косясь на злосчастный агрегат, вычитывая имя. Пока собеседник отборно ругался словами на двух языках не самого приличного содержания, Паша думал и вспоминал: кто такой «Саня Брат-мудазвон». У него вроде нет брата. Или есть? Может пока за ночь пили с Тасмановым, да пельмени, замороженные, в микроволновке жарили, появился? Это параллельная вселенная?

Уже хотел уточнить, как собеседник прооравшись, сам процедил в трубку:

«Я эту херню долго терпел. Когда моя сестра рыдала у меня на кухне, считал, вы сами со своим дерьмом разберетесь, взрослые люди. Видимо ошибся! Два барана тупых, но ты вдвойне! Какого хера позволяешь всякой мрази твою женщину обижать!? Или запала закончился, не нужна стала?!»

Вот тут до бедной тяжелой головы Паши дошло — это Саша Леонов и он его в чем-то обвиняет. А обвиняет, значит, пытается вину скинуть. Разве Кенар виноват? Буйный нрав подал первые признаки жизни, разгоняя по венам в мгновение ока огонь раздражения. Вот не зря Паша никогда людей не любил. Одни проблемы с ними. И что он там про Киру заявил, тоже пока не понимал, но выяснять собирался.

— Ты мне в трубку не ори, носорог, — рявкнул, прерывая поток информации, сжимая пальцами до хруста смартфон, поднимаясь. В душ и решать проблемы. Сказал вчера Тасманову, что больше не потерпит никаких выкрутасов. Точнее сказать, это он совсем пьяным заявил, но еще никогда Паша не упивался до такой степени, чтоб не помнить свои обещания. — Какого лешего лезешь вообще, две недели молчал, — огрызнулся, осторожно перебираясь через раскиданные по всей квартире вещи.

«Ты смотри-ка на него, огрызается», — прорычал Саша, сопя на том конце.

«Пока Киру на работе унижали всячески, ни разу ухом не повел, теперь гляжу смелый?! Не разберешься ты, тогда встряну я! Она меня слезно умоляла не лезть в это, мол, сама после больничного разберется со своим самодуром руководителем. Думал, может, отойдет, вы помиритесь, но теперь…»

— Остановись! — гаркнул так, что удивленная Пуся выглянула из комнаты, прижав к голове уши. Сам Павел застыл посреди коридора, так и не добравшись до ванной, ощущая себя в каком-то анекдоте. Или точно другая вселенная. Кира, начальник-самодур, унижения? О чем он вообще?

«Ты не знал?», — уже более спокойный тон, с проскальзывающими нотками гнева, однако не в сторону Кенара.

— Нет, не знал. И теперь хочу знать, что за у*бок моей будущей жене нервы треплет! — прошипел, решительным шагом двинувшись в сторону санузла.

Со всем остальным разберется, потом. С Кирой поговорит, они обязательно придут к консенсусу. Двух недель достаточно было, дабы понять, что друг без друга они не смогут. Пусть она у него замороченная, немного странная и дьявольски ревнивая, так разве оно не хорошо? Вчера Тасманов не зря заявил одну интересную вещь.

«Не хотел признавать, даже во время ссоры, но с ней Кенар, ты становишься лучше. Никто кроме Киры не имеет на тебя такого положительного влияния. И вам вдвоем никто на свете не нужен, чтоб быть счастливыми. А дети? Мне кажется, это будут самые счастливые птенчики канарейки на всей Земле»

Есть в этих словах доля правды. А Тасманов, много на свой малый век успевший отхлебнуть от жизни, порой бывал очень и очень мудр. Конечно, когда не устраивал оргии или не захламлял свою берлогу.

Потому сейчас Паша собирался, слушая рассказ Саши, точнее, он вываливал на него то, что Кира отчаянно прятала последние месяцы и медленно сатанел. Если к старым синякам добавятся новые, в этот раз будут за дело.

— Леонова, ты самая настоящая предательница!

Кира захлопнула двери кабинета Валерия Вячеславовича, чувствуя невероятную свободу.

Будто огромный кусок гранита с плеч свалился. Правду сказала вчера эта странная девица Алла, долго-долго хохотавшая над ее ревнивыми вопросами и взорами — нет лучшего способа стать счастливее, чем уволится из дыры, в которой тебя все бесит.

Сегодня случилось именно это. После внепланового девичника, с неожиданной поддержкой четырех таких разных, абсолютно не похожих женщин, она в какой-то момент поняла — ничего само никогда не разрешается. Сколько не плыви по течению, однажды придется взять в руки весла, дабы направится туда, где твое счастье обитает. Пусть пока без плана действий, главное маршрут построен. Поэтому начала с самого важного момента своей жизни — увольнения.

Не стала даже разговаривать на тему компенсации. Этот вопрос обещала решить Кристина и Кира уверовала в эти слова, особенно, когда при слове «прокуратура», нервный старый козел, именуемый директором, подписал-таки ее заявление на увольнение день в день.

— Сваливаешь, наконец, — шипящий голос рядом заставил затормозить, оглядываясь на Алину. Странно, почему раньше считала красивой столь безобразную особу? Губы вечно поджаты в тонкую линию, на лбу пара морщин от постоянного недовольства, не скрываемые никакой косметикой. Глаза маленькие, ноги кривые, как там Лана заявила? Две спички, сломать этой козе кривоногой.

— Смолена, — начала спокойно, издалека, как говорила пару минут назад с начальником, нервно дергающим галстук. Даже орать пытался, пока девушка не призвала к тишине, подключив свой фирменный холодный взгляд. Сейчас Смолена отскочила, взвизгнув точно крыса, которой отдавили хвост. — Вот смотрю и никак не пойму. Что я тебе такого сделала, а? Ты ко мне с первого дня цепляешься, ощущение, будто я у тебя мужика из-под венца увела, — озадачилась впервые этим вопросом, осознавая.

Ей действительно интересно!

В ответ брюнетку перекосило от неистовой злобы. На секунду Леонова даже испугалась, вдруг у нее так челюсть навечно сведет, бедная говорить не сможет. Хотела уточнить состояние, не стала, замечая потряхивание тела несчастной. Мысли ворохом пронеслись в голове: сейчас перекорежит, не дай Бог инфаркт. Скажут еще, Кирочка довела.