— Боже, только не говори, что со школы, — выдохнула Кира, когда они замерли. — Мы же всего час назад, как оттуда!

А звонили действительно из школы. На ковер вызывал директор, потому, когда взъерошенные родители показались спустя полтора часа на пороге кабинета, их там ждали четверо детей, один из которых недовольно хмурился. Настя потрепанная, с подранным бантом и царапиной на щеке, Елисей довольным лицом и отчего-то красный как рак Антон.

— Павел Александрович, Кира Владимировна! Ну, невозможно же! — начал с ходу Степан Вадимович, ткнув пальцем в троицу. — Ваша дочь подралась с одноклассницей!

— Эта курица сказала, что у меня шмотки стремные, — возмутилась Настя. Паша удивленно покосился на дочь, пока ее братья поддерживающе кивали с важным видом. Это они могут с ней ругаться, другим обижать сестру нельзя.

— Пинать-то, зачем было! — развел руками директор, промакивая лысину платочком.

— Настя, — зарычала Кира, почувствовав, как Паша успокаивающе погладил ее руку. — Ты зачем девочку пнула?

Анастасия закатила глаза, сдернув разодранный бант, распуская без того потрепанную косу.

— Мам, да ничего я не пинала. Подумаешь ботинок мой на зад ее толстый приземлился. Она орала так, будто я ей копчик сломала. Ну, не серьезно.

— Настя, — возмутилась вновь женщина, толкая Пашу в бок, словно напоминая ему о веском мужском слове.

— Медвежонок, людей бить нельзя, — попытался, наткнувшись на невинный взгляд больших глаз с блеснувшими в нем слезинка.

— Паап, ну она первая…

— Не вздумай поддаваться! — зашипела Кира, прекрасная зная эту тактику. Стоило детям применить самое страшное оружие против отца — жалость и все. Паша таял на глазах, как мороженное на солнцепеке. Вот и тут. Мгновенно растаял.

— Павел Александрович! — возмутился директор.

— А пусть всякие девицы за языком следят! — рявкнул, заставляя мужчину побелеть еще больше, а парней вскинутся. Они уж было обрадовались, что про них забыли, как вновь Степан Вадимович подал голос.

— Но есть еще вторая ситуация, — ткнул пальцем в троицу и снова Антон покраснел. — Они разукрасили школы, а этот, — палец переместился на парня, сконфуженно сжавшегося в кресле. — У него вся задняя часть в краске. Вы только подумайте, доудмался пакетик с краской в… в… — мужчина запнулся, а Паша вскинул брови, подойдя ближе и за шкирку поднял младшего сына, разглядывая его испачканные светлые школьные штаны. Кира в ужасе ахнула, а двое остальных мальчишек снова хрюкнули от смеха.

— Тошка, — вздохнул Павел, садя ребенка обратно. — Ты зачем в штаны краску сунул?

— Приколоться хотел…

— А потом?

— А потом неудачно сел, — буркнул. Кира спрятала лицо в ладонях, стоя так. Плечи подрагивали, а сам Канарейкин мужественно держался, дабы не посрамить честь без того смущенного парня.

— Да уж… — затем повернулся к Елисея рядом со светловолосым парнишкой. Хоть оба были блондинами, но разного оттенка. Взгляд переместился от собственного отпрыска к сыну Тасманова, как раз, когда в кабинет влетел Ярик, пыхтя от негодования.

— Ага! Вот и вы Ярослав Марсельевич, — обрадовался мужчине директор, потирая ручки. — Вот, полюбуйтесь. Опять ваша двойка. Тасманов и Канарейкин-Леонов. Снова разрисовали школу, теперь у нас вместо милых березок на заднем плане нарисованы череп и кости, а ниже надпись: «Осторожно, токсичная зона». И все это за урок рисования, который они прогуляли. Лица присутствующих обратились к невозмутимой парочке, разведшей руками.

— Наши преступления невинны в сравнении с нашими братьями и сестрами. Мы ратуем за свободу детей, — хором заявили юные пропагандисты. Но тут же зашипели, когда получили каждый по подзатыльнику.

— Паша, — ахнула Кира, — Ярик!

— Павел Александрович, Ярослав Марсельевич, право слово, вы перебарщиваете, — смутился Степан Вадимович, нервно перебирая пальцами. — Просто это не в первый раз, в прошлом году, огни нарисовали полуголую женщину в спортзале! Непотребство!

— Это искусство, — задрал нос Марк Тасманов. — Сюрреалистическая картина! Боди-арт! Невежды! Вы ничего не понимаете.

— Да, вот она, — закивал Елисей, не шибко разбираясь в этом вопросе, но от очередного подзатыльника увернулся, погрозив отцу пальцем. — Но-но, отец. Применение насилия к детям есть неправомерное действие в отношении несовершеннолетнего.

— Я сейчас тебя поперек колен отшлепаю, несовершеннолетний балбес, — рыкнул Паша, заставляя закрыть рот парня. — И интернета лишу. И всех гаджетов.

— Так с этого и надо начинать, конструктивного разговора, — тут же закивал, бросая жалобный взор в сторону матери.

— Не смотри, сам виноват, — фыркнула Кира, стараясь не поддаваться жалобному взгляду. Надулся, притихнув в кресле. Ярик же в это время сопел, пыхтел, нависая над сыном.

— Тебе что, художественной школы мало, дитя современного искусства? Целая студия дома! Рисуй, не хочу, а ты опять заборы и стены баллончиками разукрашиваешь, — рычал, встречая совершенно спокойный взгляд голубых глаз оскорбленного до губины души юного гения. Даже руку к груди приложил для пущего эффекта.

— Отец, — поджал губы. — Это прошлый век. Будущее за уличным артом.

— Ой, не могу, родился на мою голову, — провел по светлым волосам Тасманов, на что получил резонное от собственного сына:

— Ничего не знаю, мама сказала, весь в тебя. От осинки не родятся апельсинки.

— Ты ж смотри умные какие, — прищурил глаза Паша, а директор закивал.

— В общем, надо что-то делать. Школа превращается в объект вандализма, — решительно отрезал, стараясь выглядеть грозно. Никто особо во внимание его слова не принял. Антон, уже прекратив стесняться зеленого пятна на штанах, пересел к брату, а вот Настя задумчиво разглядывала отпрыска четы Тасмановых, потирая пальчиком подбородок.

— Ладно, все, домой все, — буркнул Ярослав, оглядываясь на Канарейкиных-Леоновых. — Вы едите?

Те кивнули, поднимаясь, и в этот момент Настя подошла ближе к Марку, рассматривая его пристально, отчего парень дернул плечом, пробурчав:

— Ты чего, обезьянка?

Обошла, заглянула в глаза, заставив родителей замешкаться, братьев замереть, а Тасманова старшего изрядно удивится. Потом хмыкнула, повернулась к отцу, ткнув пальцем в Марка, решительно заявляя:

— Папа, я подумала. Он будет моим мужем.

— Паша! — ахнула Кира, когда Канарейкин схватился за сердце, парни выпучили глаза, директор едва не упал с кресла, а Ярик присвистнул.

— Я, конечно, знал, что ты мелкая шустрая, но чтоб так, — потянул, хлопая глазами. Пока Кенар пытался придти в себя, Марк фыркнул, отмахиваясь.

— Глупости это все. Ни на ком я жениться не собираюсь.

Девочка лишь ласково улыбнулась, да так, что по коже парнишки прошли мурашки страха, затем стряхнула невидимую пылинку с его школьного пиджака, похлопав по груди, куда смогла дотянуться.

— Ничего, это ты сейчас так говоришь. Вот стукнет мне 18 лет, как миленький в Загс побежишь. А не побежишь, так тебя туда сама притащу. Ну, все, бывай Тасманчик. Гуляй, пока ножки целехонькие, — кокетливо подмигнула, отбросив полураспустившуюся косичку за плечо и взяв сумку, двинулась на выход. Минута молчания в кабинете, пока Паша не очнулся, взревел точно бешеный носорог на всю школу:

— Ярик!

— Чего опять Ярик?!