— Кажется, замок меняет сроки сдачи, — хохотнула Леонова, в душе подавляя любые намеки на страхи и лишние мысли, слыша, как сзади охают мама с невесткой, а девочки уже рвутся искать своего потерянного друга, который, по их мнению, заблудился и не дошел до стройки.

Глава 21 — Отдай обезьяне гранату

Бежал с кухни Канарейкин так быстро, словно там были не женщины, а целый взвод чертей с вилами, которые грозились устроить ему кары небесные за все грехи вместе взятые. Со стороны соседнего дома на всю улицу выл Макс Барский с очередным хитом, впереди маячила какая-то девчонка лет 17, дрожащая от холода и именно на нее-то Паша чуть с разбега не налетел. Еще шаг и кастрюля с мясом оказалась бы на макушке несчастной продрогшей блондинки, цокающей каблуками своих полусапожек на месте, переминаясь с ноги на ногу.

— Прости, красавица, — привычно улыбнулся Кенар, даже не обратив внимания на то, каким взглядом проводила его невольная жертва собственной невнимательности. Саша уже размахивал куском картонки, нетерпеливо оглядываясь в поисках долгожданной кастрюли, а стоящий рядом Владимир готовил шампуры.

— Че так долго?! — вновь агрессивный тон, отчего захотелось Кенару врезать посудиной по лицу его хозяину. Отец Киры даже не успел открыть рта, а пара Сашиных друзей встрять в разговор, как Паша сорвался, мигом перейдя из состояния стресса в активную фазу ярости.

— А у тебя ручки отваляться дотащить самому?! — рявкнул, с грохотом ставя бадью на деревянный столик, сжимая кулаки. Весенний ветер трепал волосы, через забор завывал очередной трек русского радио, в небе виднелся косяк гусей, а двое мужчин точно африканские львы, стоящих лицом к лицу, уже собирались разодрать друг друга в клочки.

— Может.… В начала мясо пожарим? — предложил светловолосый мужчина с короткой стрижкой и тщательно оформленной бородкой. Ее он задумчиво поглаживал, прикидывая в уме, стоит ли вмешаться сейчас или дать парням сорвать гнев.

— Если бы кто-то быстрее шевелился, мы уже давно бы все сделали, — прорычал Александр, заводясь вновь и раздражая Пашу еще больше. Причем, он это прекрасно понимал, но собственная горячая натура требовала выхода скопившемуся негодованию, решив вылить его по адресу. А именно на парня своей младшей сестры, который уж больно слишком задирался. Вот только сам Кенар спускать подобного отношения к себе не собирался, отчего сделал шаг вперед, наступая первым.

— Вообще-то не твое дело, почему мы задержались, чай не на королевский прием ехали!

— Да мог бы и не ехать, собственно. Киру все ждали!

— Вижу, как ждали, орешь на нее только.

— Она моя сестра!

— И моя девушка!

— Замолчали оба! — между парнями на стол грохнулась металлическая лопатка для барбекю, отчего оба мужчины вздрогнули, резко обернувшись и встречаясь с хмурым тяжелым взглядом Владимира, переводящего взор с одного на другого. — Устроили тут петушиные бои. Тоже мне, два самца гориллы, не поделившие пальму с бананами. Ты! — мужчина ткнул пальцем в сына, отчего этот широкоплечий богатырь попросту скукожился в разы. Да что уж там, сам Паша почувствовал дрожь в коленках, — живо взял шампуры и принимайся за работу! А ты… — задумчивый взгляд, тяжелый взор, ладонь, скользнувшая по седым волосам, — о твоей криворукости мы наслышаны. Потому просто ничего не трогай, иди вон, — Владимир кивнул на стопку валяющийся дров, сваленных в кучу за домом, — перетаскай в гараж, а то больно холеный ты для моей дочери.

Паша недовольно засопел, но судорожно сжатые пальцы разжал, предупреждающе зыркнув на Сашу для верности, но подчинился, услышав вслед:

— Да не фыркай мне тут, на подчиненных гавкать будешь, разгильдяй! — Кенар возмущенно обернулся, но Владимир уже преспокойно принялся помогать старшему ребенку, который то и дело насмешливо косился на Павла, хихикая злобно.

— «На подчиненных гавкать будешь, не фыркай мне тут», — передразнил отца Киры Канарейкин, шагая к дровам, недовольно шипя от еще не остывшей злости, хватая первый брус, — тоже мне, блин, начальник Чукотки!

Пока Паша бурча, носился туда и обратно с дровами, Кира освободившись от пристального надзора матери на кухне, вырвалась на несколько минут на улицу. Юркие племянницы, пристроенные к работе, пока были заняты, а значит, некоторое время им будет не до замков и принцесс. Выйдя на крыльцо, девушка прищурилась, прикрыв глаза от яркого, но еще не особо греющего солнца ладонью и всмотрелась туда, где уже готовились шашлыки, разнося по двору приятный аромат, и вертелись друзья брата. Олег и Лена Ждановы с дочерью Лизаветой, чей взор сейчас был направлен в ту сторону. Где Паша, стащив солдатскую куртку, таскал дрова. Неприятное чувство заскребло в душе, а раздавшийся рядом голос и вовсе стал неприятно пахнущей лепешкой, в которую Кира словно вляпалась, шагая по дороге жизни.

— Даже не знаю, чем ты могла его привлечь, Кирочка, — с деланным равнодушием, Ольга Петровна встала рядом с ней на крыльце, невесть откуда подкравшись. Точно змея, выползшая из своей норы на охоту. Других сравнений у Леоновой для сватьи не было. — У тебя же возраст, о детях думать надо. Пашенька же о них даже слышать не хочет, как я поняла?

Неприятные слова резали слух, а отчаянно прикусывающая губу Лиза, решительно шагнувшая в сторону Канарейкина — образ, подбросивший хворосту в костер бесконечных мыслей, одолевавших девушку периодически. В последние дни особенно сильно. Потому эти речи точно медленно вводимый яд снова отравляли сознание, давая новые просторы для собственных рассуждений.

Кира выдохнула — взгляд холодный, голос нейтральный и только чуть подрагивающие кончики пальцев выдавали ее состояние.

— Вам скучно, Ольга Петровна? — Леонова резко обернулась, глядя прямо в бегающие глазки сватьи, неприязненно морщась, — взрослая женщина. А только на разнос сплетен.

— Я о тебе забочусь, — поджала тонкие губы, отшатываясь от леденящего взора и презрения в нем, — добра хочу. Ты же страдать будешь.

— Не ваше дело, что я буду делать, — огрызнулась Кира, отворачиваясь от неприятного ей человека. Эта особа, как пригретая кобра, нет-нет да укусит. Вся библейская сущность женского пола в ней одной собралась.

— Павел, может вам помочь? — взвизгливый голосок не по погоде одетой девицы разнесся по двору. Леонова точно хищник прищурила глаза, разглядывая потенциальную соперницу, но интереса к персоне последней у Павла было примерно столько же, сколько к бруску дерева в его руках. Напротив, Канарейкин даже ухом не повел, задумчиво рассматривая еще одну кучу дров, не обращая никакого внимания на девчонку. Одной из причин были наушники в ушах, второй некая сверхъестественная способность чувствовать Киру на расстоянии. Он поднял голову и повернулся к ней лицом, улыбнувшись. От этого на душе стало светло, темные страхи, скребущие по уголкам разума, отступили в свои пыльные чуланы и грязные трещины, расчищая территорию.

— Лизочка ему бы подошла, — вновь попыталась встрять со своим невероятно важным мнением Ольга, но Кире она стала не интересна в тот миг, когда Канарейкин поманил ее пальцем. Дух захватило, а ноги сорвались с места раньше, чем мысль мелькнула в голове. Не важно, сколько пройдет времени, как будут развиваться дальше их отношения — этот мужчина всегда будет иметь над ней невероятную власть. Лишь махнув рукой, он был способен заставить Леонову шагать с ним туда, куда захочется.

Руки обвили крепкую шею, а губы расплылись в счастливой улыбке, пока сам Паша вынимал наушник из уха, обнимая свободной рукой ее талию.

— Там же не Моцарт? — поинтересовалась, слыша приятное звучание симфонического оркестра, приподнимаясь на цыпочки, практически наваливаясь на мужскую грудь, скрытую одной футболкой, дабы быть ближе к нему. Слиться воедино, стать одним целым, чтобы никто не смел боле, их разлучить. Даже посторонние мысли и лишние чувства.

— Лондонский филармонический оркестр, — потянул Кенар, осторожно вставляя наушник ей в ухо и убирая выбившуюся из прически прядь светлых волос, позволив Кире потереться о его ладонь щекой, точно кошке.

— Ты же не любишь классику, — мурлыкнула девушка, чей взор сиял, а улыбка для него лично понижала до минимума главную звезду всей галактики, именуемую солнцем. Они даже не слышали шипения молодой девушки рядом, причитаний сватьи Ольги и смеха родни Киры, наблюдавших за ними чуть поодаль.

Паша притворно вздохнул, изобразив на лице вселенские страдания.

— Должен же я приучаться жить с музыкально устаревшей девой, забравшей мое маленькое, многострадальное сердце.

Дыхание сбилось, пульс участился. Сердечная мышца буквально работала на износ, гоняя по венам кровь, пока мозг пытался проанализировать слова, ища в них скрытый смысл. Кира моргнула, чувствуя, себя так, словно мир вокруг завертелся со скоростью центрифуги — она в ней маленькое насекомое. Вокруг душно, пространство сжимается.

— Что ты сказал? — хрипло выдохнула, ища ответ в зеленых глазах, смотрящих с невероятной нежностью. Совсем не вязавшуюся с насмешливыми нотками в бархате мужского голоса.

— А что я сказал? — притворно округлил глаза Кенар, прижимаясь теснее, обнимая крепче и склоняясь к губам девушки, обжигая их горячим, как сам, дыханием, — не помню. Повторишь?

Касание губ, почти поцелуй, улыбка и тихий шепот.

— Там было что-то про любовь к великолепной мне.

— Не мог я такого сказать, ты все переврала.

— Маленький мальчик боится сознаться в любви большой тете? — хихикнула Леонова, но дыхание затаила, ожидая ответа, пока Паша не улыбнулся, обхватывая ладонью ее щеку. Вот тогда стало совсем не страшно. И страхи исчезли окончательно. Во всяком случае, пока что.

— Возможно, и было, Львеночек. Память уже не к черту к тридцати, — выдохнул он в губы, а Кира больше не спрашивала. Да оно и не надо было, не сейчас, не в этот момент.