Закрыв глаза, она уснула.

Глава 29

— Я не стану есть живых муравьев! — воскликнула Бетани.

Трейс изучал ее лицо, выражающее протест.

— Мне казалось, ты голодна.

— Не до такой степени.

— Они вкусные и хрустящие. Некоторые считают живых муравьев деликатесом.

— Я не из числа этих гурманов.

— Из чего я заключаю, что ты не будешь пробовать яйца игуаны и земляных червей.

Она вытаращила глаза.

— Никогда в жизни!

Приподнимаясь на лежанке из папоротника и крупных листьев, устроенной Бетани, Трейс зажмурился от боли.

— Как хорошо ты охотишься и ловишь рыбу?

— Лучше, чем собираю живых муравьев и яйца игуаны! — выпалила она.

Но когда Трейс протянул ей пистолет и велел беречь патроны, Бетани с сомнением посмотрела на оружие. Возможно, настало время сказать ему, что она в жизни не сделала ни одного выстрела, даже из рогатки. Однако мысль об употреблении живых муравьев или сочных червяков воодушевила ее на хотя бы попытку подстрелить кого-нибудь.

Все не так плохо, успокаивала она себя, осторожно продираясь сквозь густые заросли и останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы пометить деревья, как велел Трейс. Может, ей удастся подстрелить кого-то, кто не будет с упреком смотреть на нее.

Кончилось все тем, что им пришлось наполнять свои урчащие от голода желудки дикими орехами и ягодами, собранными Бетани.

— Трудно поверить, что ты не встретила ни одной птицы, — проворчал Трейс, проглотив последнюю пригоршню орехов. — А половина из твоих ягод — ядовитые.

— Ты не можешь определить, какие, — возразила Бетани. — Я понятия не имею. Что касается птиц, однажды я увидела одну, но, должна сказать, что мои таланты в этой области довольно ограничены.

Трейс усмехнулся.

— У меня такое чувство, что ты больше думала о них, чем старалась проявить свой талант.

Бетани пожала плечами. Пусть говорит, что хочет. Сейчас он, по крайней мере, достаточно хорош, чтобы разговаривать, подшучивать над ней, хотя и быстро утомляется.

Вероятно, через несколько дней он сможет вывести их из джунглей, и они вернутся в Куско.

Она оценивающе осмотрела его. За два дня, проведенные под навесом скалы, он похудел. Глубокие морщины пролегли по лицу, под глазами проступили синяки. С другой стороны, цвет лица улучшился, приблизившись к нормальному, рана перестала кровоточить и начала заживать. Около отверстия, откуда она извлекала пулю, образовалась розовая, здоровая плоть. Надо было, видимо, наложить швы, но ни иголки, ни ниток у нее не было.

— Что у нас на десерт? — протянул Трейс, отвлекая ее внимание.

Она сделала гримасу.

— Для тебя — ничего. Ты только жалуешься и ничего не делаешь. Я устала от тебя.

Он тихо рассмеялся.

— Тогда, я полагаю, секс вне обсуждения?

Бетани в изумлении взглянула на него.

— Это убьет тебя!

— Ты переоцениваешь свои способности, — произнес Трейс, дотрагиваясь до ее руки. — Ублажи умирающего человека. Может, это последний шанс…

— Это мы уже проходили, — строго сказала Бетани. — Ты не мог придумать чего-нибудь поновее?

— В прошлый раз это сработало?

— Ну да.

— Тогда зачем искать от добра добро? — несильно потянув ее к себе, Трейс ощутил нарастающую силу своего желания и на секунду усомнился, что оно действительно не погубит его. Он еще совсем слаб. Но он уже два дня как ничего не делал, только лежал на куче листьев. Видеть Бетани с ее волнистыми волосами и распахивающейся от недостающих пуговиц блузкой, было выше его сил. Лучше умереть от секса, чем от лихорадки.

— Давай, Бетани, — подбодрил он ее, все еще сопротивляющуюся. — Если хочешь, я дам тебе сделать все самой.

Она хрипловато рассмеялась, вспыхнув при виде искр страсти в его глазах.

— Вы очень внимательны. Ты уверен, что готов отказаться от этой привилегии?

Его рука скользнула под ее блузку к упругим грудям, нежно лаская их.

— Меня можно уговорить, — пробормотал он, укладываясь на спину.

Раздираемая противоречивыми чувствами собственного желания и опасений за него, она медлила, и рука Трейса переместилась к ее бедрам, ближе придвигая ее к себе. Другой рукой он нащупал оставшиеся пуговицы на блузке, оторвав еще две в нетерпении, не замечая ее протестов.

Когда блузка была распахнута, сорвана с тела и безжалостно отброшена в сторону, теплые ладони Трейса накрыли ее груди.

— Трейс! Ты хочешь, чтобы у тебя пошла кровь из раны, — сказала она, в последний раз взывая к его здравому смыслу, но его уже ничто не волновало. С безмолвной решительностью он обвил ее руками, медленно притягивая вниз, привлекая затвердевающие соски к своим губам. Бетани глотнула воздуха. Его жесткая щетина необыкновенно возбуждала, пронизывая ее плоть томительной слабостью, а когда его влажные губы жарко сомкнулись вокруг соска, она закрыла глаза и окончательно сдалась.

Лаская ее груди языком, Трейс одновременно протянул руку к брюкам. Приподнявшись, она выскользнула из них, вздрогнув, когда он слишком сильно сжал ее набухший сосок и теснее прильнула к нему. Затем она отпрянула, откинув голову, уперлась обнаженными коленями в мягкий матрас из листьев и села перпендикулярно его торсу.

Брюки Трейса были расстегнуты. Накануне она омывала его влажными листьями, но тогда он даже не заметил этого. За двадцать четыре часа ему стало ощутимо лучше, смутно подумалось ей.

Когда тлевшие в ней огоньки разгорелись до такой степени, что желание стало болезненным, Бетани стянула с него брюки. При виде его побледневшей кожи она было сделала паузу, но он просипел:

— Не останавливайся, принцесса. — И она улыбнулась.

Бетани села верхом на его вытянутое тело, расположив бедра по обе стороны. Мышцы на его широкой груди сократились, когда он потянулся к ней, и Бетани склонилась к нему. Рукой он теребил трепещущий кончик ее груди, она чуть подалась назад, задержав дыхание при его входе.

Глядя на нее прищуренными глазами, Трейс чувствовал, как в нем пробуждаются ответные реакции при виде ее обнаженной груди, розово-перламутровой плоти, и он не мог думать больше ни о чем, только целовать ее. На фоне ее матовой кожи его рука была почти черной, чуть ли не оскверняла своей грубостью это нежное атласное тело. Ее глаза блестели, словно фиалки, покрытые утренней росой, в них были и страсть, и удивление его страстью; он видел, как быстро бьется ее пульс под кожей, местами почти прозрачной.

Он чувствовал, как содрогаются ее бедра, обхватившие его твердые ягодицы, чувствовал ее бархатный влажный жар вокруг своего сурового тела. На вершине удовольствия он схватил ее ягодицы, забыв о боли в плече, и стал управлять ее движениями. Бетани ощущала приближающееся освобождение и ускоряющиеся толчки Трейса внутри; все произошло так ярко и стремительно, что она испустила вопль удовольствия, прорезавший тишину. Она обхватила его тело в яростных конвульсиях, и Трейс присоединился к ним, закусив до боли губу, когда сам разразился огненным взрывом.

Осев на него, Бетани спрятала лицо в ложбинке между шеей и неповрежденным плечом, тяжело дыша. Груди ее покоились на его груди, и чувствительными сосками она ощущала, как возбуждающе щекочутся волосы на его теле. С минуту она лежала так, потом подняла голову в беспокойстве, не больно ли ему.

Но нет, напротив, ее встретил жадный блеск его глаз, и он вновь стал затвердевать внутри. Бетани не была уверена, что это возможно. Он был решительно настроен проделать все заново.

— Ты хочешь убить себя? — спросила она, но стоило ему силой удержать ее, снова и снова вонзаясь в нее своим большим телом, как тревога мгновенно сменилась стремительно нарастающим ожиданием восторга. Содрогаясь от его толчков снизу вверх, Бетани совершенно перестала соображать. Осталась только одна цель — парение по направлению к ослепляющему, разрывающему рассудок освобождению.

И после, когда они лежали вместе, измотанные и опустошенные, сердце Бетани колотилось так, что она явственно ощущала вибрацию своего тела, Трейс мягко отвел влажные пряди волос с ее лба и улыбнулся.

— Кажется, ты была права, — прошептал он.

Она приподняла голову.

— О чем ты?

— Кажется, это убило меня…

Бетани в ужасе увидела, как закатываются его глаза и его пронизывает судорога. Затем голова его безжизненно упала набок.

— Трейс! Ох, идиот, идиот, я же говорила тебе!

Когда Трейс пришел в себя, он взглянул на нее с пристыженной улыбкой.

— Обычно я не падаю в обморок, — сказал он. — Может быть, я все же недооценил тебя.

Она уставилась на него.

— Ты всегда будешь таким… таким мужланом? Ты можешь когда-нибудь забыть свою упрямую гордость и не доказывать что-то себе?

Он потупился.

— Меня словно куда-то унесло.

Бетани фыркнула.

— Я заметила.

— Сколько я проспал? — поинтересовался он.

— Порядка двадцати четырех часов. Лихорадка спала, и тебе нужен был отдых. — Она поджала губы. — И мне нужен был бы отдых. Вот. Ешь.

Она подвинула к нему что-то, разделанное на куски. Кушанье лежало на широком листе, было коричневого цвета и выглядело поджаристым. Он с сомнением осмотрел его.

— Что это такое? И что за странный запах?

— Ешь. Тебе полезно.

Он подозрительно глянул на нее.

— Не хочешь попробовать?

— Я уже поела. — Она приложила ладонь к сердцу. — Честное слово. Ешь давай.

— Не думаю, что мудро с моей стороны есть, когда ты сердита на меня и я не знаю, что это за чертовщина, — пробормотал он, но осторожно взял несколько кусочков и отправил в рот. Медленно жуя, он нахмурился. — Какой-то знакомый вкус… что это?