Вика обернулась в поисках подруги. Ей нужна была поддержка. В этот момент она радовалась, что между Ольгой и её мужем сохранялось расстояние.

Позади стоял Ярослав. На секунду ей показалось, что она увидела в его глазах муку. Нет! Смешавшись, Вика отступила. Как давно он был здесь? Что она сказала? Он слышал?

Почему в его присутствии у неё рассыпались мысли? Почему она чувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой? Ей захотелось исчезнуть. Где сумка? Вот она — рядом с обувью. Ольга поймет.

— Вика, — голос Ярослава умолял. Она лихорадочно запихивала ноги в кроссовки. — Прошу тебя, не уходи. Я уйду.

«Бежать! Бежать!» — заклинал инстинкт самосохранения.

— Ты — смысл моей жизни, — сказал он, но она уже хлопнула за собой дверью.

Когда Ольга её догнала, они сели в машину и вяло прокатились по магазинам. Настроение упало у обеих. Закончилось тем, что Ольга просто отвезла её домой.

Она запретила себе думать о нём.

В конце июля Вика оформила декретный отпуск. Была и радость: наконец-то она освободилась от ежедневного хождения на работу. Был и страх: ежемесячная выплата заработной платы закончилась. Теперь ей надо было очень осторожно распорядиться деньгами, которые она получила на декрет и обнаружила на картах.

В первые дни отпуска Вика позволила себе спать всласть, гулять, когда вздумается, рисовать день и ночь. Тоска по неизвестности, происходящей на территории дома фабриканта, вылилась в новые, более яркие рисунки. Она жалела, что у неё нет отцовой библиотеки, где так любовно собраны книги по искусству, которые всегда были неиссякаемым источником информации. Боль потери резанула острым ножом, и в который раз напомнила о предательстве Выгорского.


Глава 33. Ольга.


Какой продуманный чертеж

Лица и рук! Какая точность!

Она приходит — и в чертог

Коморка расцветает тотчас.

Б.А. Ахмадулина


Андрей заходил в тупик, размышляя о Ярославе и Вике, так же как и о своём браке. Ольга была для него загадкой. Уязвимая и бойкая, шипящая и хихикающая, чуждающаяся и отзывчивая — она менялась сто раз на дню. Надо отдать ей должное, она не стушевалась у Ольги Петровны, помогала с диетой, регулярно напоминала о яблоках, тренажерном зале или ещё какой-нибудь забытой ерунде. К большому удивлению Андрея, его это не раздражало. Может быть потому, что жена говорила назидательным тоном, от которого у него внутри горла рождалось бульканье, переходящее в смех? Он унимал его и старался держаться от неё подальше. Угрюмо отворачивался и уходил. Он не желал показывать ей свою влюбленность. Разве это не было и так ясно, коль он похудел ради неё больше, чем на десять килограмм?

Его жена, кажется, осталась единственной женщиной, которая не замечала перемен. Она воротила нос, не смотрела в его сторону, мало разговаривала. Андрея это бесило. Ангельское лицо и голова, наполненная кем угодно, только не им. Однажды он видел, как она болтала с парнем из подъезда. Как будто у него было мало поводов для ревности.

Он чуть не убил их обоих.

Как же ему хотелось всё бросить и уйти. Сдаться, как он делал сотни раз. Когда Мирослава, его первая любовь, оставила его и отдала себя другому, когда вместо факультета мировой политики он, по настоянию отца, поступил на юридический. Когда продолжал работать в ключе полученного образования, в то время как душа рвалась в сенаторство.

В тот день, когда Ольга впервые вслух выказала симпатию, сказав, что он, как муж — подарок для любой женщины, сердце его сжалось. Затем сделало нечто вроде сальто и, похоже, перестало биться. Но он не подал виду. Она говорила с паузами, выдерживая ровно столько времени, чтобы он потерял самообладание. Он не стал её слушать: дошедший до крайних пределов непонимания, уехал. Она его не любила, какой был смысл обманываться? Ещё глупее было верить, что это когда-нибудь произойдет.

Она смотрела так, словно испытывала голод по его ласкам, а потом требовала не трогать её. Хотя в последние дни, чем больше она отнекивалась, отвергала его, тем меньше он ей верил. Кажется, и ему и ей самой становилось понятно, насколько глупо и упрямо её вранье. Это поднимало выше облаков. С тех пор, как он решил не прикасаться к ней, с тех пор, как кривая его веса медленно, но верно ползла вниз, как женщины стали обращать на него внимание на улице, его жена, кажется, всё больше путалась в своих чувствах.

Ему порой стало казаться, что Ольга наблюдала за ним другими глазами. Жадными. Или это только казалось оттого, что он сам постоянно хотел её? Частенько мысли уносили его так далеко, что он ругал себя на чем свет стоял. Представлял её голой, но оставался кремнем. Проявлял силу воли и не трогал её. Это давалось сложнее, чем отказ от колбасы и булочек с корицей.

Ссора, когда Оля упомянула развод пролила свет на её противоречивость. Конечно, в первый момент, он содрогнулся и в сердцах готов был потащить её в соответствующие органы. Но уже в следующий миг осознал себя родителем малого ребенка, которого чадо регулярно проверяло на любовь. Он прочитал немало книг, когда его младший брат подрастал. Будучи школьником, тот замучил весь прайд истериками. Бунты, плохое поведение, воровство — все попытки ребенка испытать любовь родителей на прочность, отец с матерью воспринимали стойко, чему научили и его. Ощущение повторения ситуации он поведал теперь с женой. Она хотела быть уверенной, что он любил её и не собирался оставлять.

Ему Ольгины страхи казались смешными. Как она могла сомневаться в его чувствах? Разве существовал во всем мире ещё один болван, который зная о связях девушки, не усомнился в собственном отцовстве? Готовый ради жены сесть на диету? Исполнять все прихоти до единой? Воздерживаться?

Оле не о чем было беспокоиться. Когда он впервые предположил, в чём суть её боязней, никак не мог заставить себя поверить: пазл сходился, но уж очень неправдоподобная картинка виделась.

— Что ты делаешь? — Андрей остановился на пороге её комнаты рядом с кучей инструментов и обрывками обоев, когда уставший как асфальтоукладчик, пришел в понедельник домой.

— Обои снимаю, — Ольга не потрудилась обернуться. Она стояла посреди спальни. На ней был джинсовый комбинезон для беременных с коротенькими шортами, а под ним только атласный желтый лифчик. На ногах кеды и розовые носочки. Сегодня она была блондинкой.

— Ты сама вынесла мебель?

— Нет! Кое-кто помог, — кокетливо бросила она, и змей ревности в его груди поднял голову.

— Что ты хочешь сделать?

— Комнату ребенка.

— Не надо ли было сначала это со мной обсудить?

Она промолчала. Андрей оперся о косяк и наблюдал за женой. Она поддевала края шпалер ножом, а потом полосками отдирала.

Ему бы надо уйти, не смотреть на неё так долго, не скользить взглядом по стройным ногам, по округлившемуся животу. Странно, что ей двадцать. Он бы не дал больше шестнадцати, такая она была аккуратная. Ловкими неторопливыми движениями она отбрасывала куски бумаги, переставляла стремянку, взбиралась на неё и цепляла новые края. Воспоминания о том, как выглядит спящая Ольга, с рассыпанными по подушкам шёлковыми волосами, с обнаженной атласной кожей на фоне простыней, заставили его тело сжаться от мгновенно вспыхнувшего желания. Проигнорировав его, Андрей отвел глаза. Пыль кружилась в воздухе и садилась на его костюм, отчего из темно-синего он превращался в грязно-серый. Андрей почему-то подумал про Ярослава. В его жизни тоже была женщина, перевернувшая всё вверх ногами.

Не надо было ему этого говорить, но он спросил: «Тебе нужна помощь»? Ольга не ответила. Он представил, как прислоняет её к стене и заводит руки за голову. Андрей наклонился к шпателю, поднял его и принялся озлоблено сдирать голубые куски, не потрудившись переодеться. Только скинул пиджак. Они долго в тишине работали подле друг друга. Слышался лишь хруст бумаги и чирканье инструментов. Когда стены стали абсолютно голыми, Ольга обвела комнату взглядом. Она выглядела довольной. Глаза Андрея сверлили дыры в её черепе, пытаясь увидеть, что таится в этой заполненной неизвестно чем раковине.

— Я покрашу стены в сливочный цвет, а Вика создаст для мелкого волшебную страну. Показать эскизы?

— Она уже нарисовала? — равнодушно спросил он.

— Да. Давай только сначала с пола уберем.

Они смотали что было возможно в рулоны, сложили в огромные черные мешки, и он отнес их вниз. Когда вернулся, Ольга заканчивала подметать в комнате. Он переоделся в домашние брюки и белую футболку. Посмотрел на себя в зеркало. Он всё ещё не мог привыкнуть к новому образу. Конечно, до квадратиков на животе ещё работать и работать, но он уже превратился в нормального парня. Такого, каким помнил себя лет этак десять назад. Мать вздыхала, что Ольга его не кормит, и он стал весь жёлтым. Отец хлопал по плечу и уважительно поджимал губы. Только жена никак не реагировала.

Андрей вышел из гардеробной и нашел Ольгу в столовой. Она расположилась на диванчике, просматривая небольшие рисунки. Андрей сел рядом. Голые плечи соприкоснулись, и он немедленно почувствовал тепло. Отодвинулся. Почему бы ей не надеть что-нибудь пуританское вместо нижнего белья и шляпы? Недостаточно того, что у него постоянная эрекция?

Наброски оказались интересными. Детскую предполагалось разделить на две части: справа стены были расписаны белыми облаками и парящими в воздухе цветами. Стояла люлька и кресло-качалка. С картинок так и веяло младенцами, маминым теплом. На левой стене было изображено яркое дерево, на ветвях которого сидели добродушные зверьки — белочка, пантера, мишка, разноцветные птицы. Здесь были оборудованы качельки, маленькая горочка, кубики.

— Очень красиво. Только не пойму, вы собираетесь это сделать своими руками?

— Да, — она быстро посмотрела на него, потом уткнула взгляд в картинки, — ты мог бы дать мне денег на ремонт…, на материалы…, колер?

Она, что собиралась и клеить сама? Дышать краской, гвозди забивать? Ковролин стелить? Андрея покорежило: она думала, что он не мог заплатить мастерам? Он открыл рот, но вместо слов возмущения выдавил совсем другое.