Ярослав осклабился:

— Сегодня с меня никаких обещаний!

— Ну, ты и козел!

— Если я такой козел, почему же ты её на меня бросил?

— Думал, ты опомнился!

— С чего же вдруг внезапная перемена?

— Я звонил ей.

— И..? — Ярослав затаил дыхание.

— Она плачет, и я уже еду к ней!

Ярослав взорвался:

— Слушай ты, Скорая помощь, разворачивай свою чертову карету! Не вздумай больше приближаться к моей женщине и моему ребёнку!

— Так он твой?

— Да! — заревел Ярослав.

— Я так и знал!

— Поздравляю! Твоя прозорливость тебя не подвела! — Ярослав тяжело дышал.

— Слушай, — сказал Димка серьезнее, — если не можешь с ней поладить, оставь её в покое. Ты не можешь усидеть на двух стульях.

— Еще как могу! — крикнул Ярослав и швырнул телефон об пол! Вот чёрт! Когда закончится этот гребаный чемпионат за его женщину?

Он, только он, будет победителем! Он добьется своего. Он сумеет покорить её! Пусть её мысли и поступки остались для него тайной, но она принадлежала ему, и он сумеет заставить её понять это!

Ведь у него уже имелась сноровка в этой войне, ухитрился же он год назад влюбить Вику в себя? И теперь должен изловчиться. Глупо уповать на авось и ждать прощения.

Пока он ехал, у него в уме складывались первые наброски будущего плана. В первую очередь, он купит особняк, о котором столь много и с такой нежностью рассказывала Вика на сайте. Начнет его реставрацию.

Во-вторых, он найдет способ вернуть ей квартиру родителей. Только не просто оформит ей дарственную. Это она воспримет это как подачку. Такой номер с Викой не пройдет. Надо подумать, как это лучше сделать. Аналогично с деньгами. Самое простое — повысить зарплату. Но надо сделать это по-хитрому, иначе ей это не понравится. А он хотел ей нравиться, чёрт дери! Может поднять зарплату всем работникам салона? С завтрашнего дня.

В-третьих, он не оставит её больше ни на минуту.

В нем заиграл азарт битвы. Ещё давно, когда он только стал планировать свой бизнес, отец был непреклонен в отношении важности настроя, с каким Ярослав начинал это новое для себя дело. Он говорил: «Ты создаешь проект, в какой бы области он не был, чтобы бросить вызов собственному посредственному уму. Ты создаешь бизнес, потому что это тебя захватывает, и ты должен отдать всего себя, чтобы сделать его успешным».

Этому правилу Ярослав следовал всю жизнь.

Сегодня жизнь давала ему новый урок, и теперь его задача — эта девушка. Только от него самого зависело, будет ли она верить ему. Будет ли любить, вверит ли себя без остатка. Хотя страх заставлял его оглядываться и жалеть, Ярослав знал: сила его духа закалена в боях. Пусть ему потребуется целый век, теперь всё зависело от него. Может быть, потребуется два столетия или семь, он выйдет победителем. Слишком многое поставлено на карту. Он собирался стать самым лучшим мужем во вселенной для неё и самым хорошим отцом для её ребенка.




Глава 31. Квартира.


Только гордость –

Мой якорь спасенья…

Ю.В. Друнина


Вика выключила телефон и закрыла дверь на запор. Сползла по стенке и села прямо у порога. Она не думала, что так произойдет, но стоило Диме совершенно спокойным, будничным тоном спросить «Как всё прошло?», слёзы хлынули непрерывным потоком. Она-то, наивная, думала, что самое сложное — терпеть грубость Ярослава. Нет, самое сложное — не замечать притворной муки в глазах и не верить ей. Как же она ненавидела его за то, что он причинял ей новую боль! Зачем теперь, когда всё это не имело ни малейшего значения, он рассказывал то, о чем она спрашивала себя в течение последних нескольких месяцев? Ну почему он никак не оставлял её в покое? Чего добивался?

Вика плотно опустила веки — скорее бы это кончилось. Ярослав не знал милости. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем он оставил её. Час с бывшим мужем перевернул с ног на голову устоявшуюся жизнь. Впрочем, уже не первый раз. От одних только воспоминаний накатил приступ тошноты. Одновременно невыразимое отчаяние притупило чувства и лишило сил. Когда же их общение закончится?! Сегодня она еле дождалась, пока он уехал, и сейчас могла, расслабившись, отдаться своему горю, рассыпаться на тысячу кусков. После бесконечного дня, вытянувшего заключительные остатки мужества, она хотела только упасть в кровать и забыться во сне.

Не думать ни о чем.

Что с ней происходило? Отчего она молчала об его отцовстве? Вика миллион раз задавала себе этот вопрос сегодня. Может быть она уподобилась Ярославу и теперь играла в игру «хочу скажу — хочу нет»? Почему она так делала?

Она сама не могла понять. Неужели опустилась до того, что мстила ему с помощью ребенка? Руки тряслись, а в ногах была слабость. Она сидела, думала и думала, старалась понять происходящее глубоко в сердцевине души. Нет, она не мстила. Она защищала себя и дочку. Что изменится, если он узнает о своём отцовстве? Разве от этого он простит всё? Или хотя бы постарается простить? Забудет о правосудии?

Или она всю жизнь будет смотреть на него, ожидая подачки? Есть ли шанс у ребёнка, что отец не использует его в качестве орудия мести? Будет ли Ярослав её любить? Её саму и её дочку? Не захочет ли их разлучить? Не захочет продолжить своё грязное дело, используя ребёнка?

У него будут другие дети: умные, красивые, богатые, не знающие нужды и сомнений в любви родителей. Своего малыша Вика обязана защитить сама.

«Ты должна быть только рада отплатить Ярославу таким незначительным способом за все, что он сделал», — убеждала она себя и старалась воззвать к собственному цинизму. Получалось плохо.

Тревожные сигналы «Внимание! Ребенку угрожает опасность!» опять раздавались в голове.

Она заставила себя вспомнить все их встречи за последний год. Его неистовство, заносчивость, сноровку бить в наказание, бушевать от одного её вида: что это было, как не последовательное объяснение в ненависти? Вика воочию представила пренебрежительный взгляд Ярослава, когда он «обличал» её: «Путана!», «Ты спишь с ним?», «Твоя семья…!», «Гниль»! Вика закрыла уши руками. Гордость — это всё, что у нее осталось. Именно гордость помогла ей держаться на плаву все эти месяцы, заставляла переставлять ноги, поднимать голову, расправлять плечи. Она будет полной идиоткой, если откажется от неё сейчас. Её цель — сохранить саму себя и защитить ребёнка, и ей не следует позволять себе предаваться дурацкому оптимизму. Как может она свою любовь, себя и малыша доверить этому человеку? Всю жизнь ждать подвоха? Сомневаться: любит ли он их или нет? Любит её или только ребенка? Почему она должна простить?

Одна часть её души взывала к справедливости, другая видела перед собой только предавшего Ярослава.

Вопросы не давали покоя, не оставляли ни на секунду. Они кружились вокруг, словно стая назойливых мошек. Она знала, что от них не будет спасенья ни знойным днем, ни дождливым вечером, ни туманным утром.

Вика уснула с ними сегодня и проснулась назавтра. Одна мысль с утра, что надо топать на работу, вызывала тоску. Продирать глаза, вылезать из теплой постели Вика не любила. «Ничего, — каждый день напоминала она себе, — скоро декретный отпуск. Вот тогда не надо будет всю неделю вставать ни свет ни заря». Оставалось каких-то пару-тройку недель.

Если просыпаться было тяжело, но топать сквозь солнечное рождение дня наоборот — приятно. Деревья склоняли сонные ветви, приветствуя принцессу и её маленькую дочку, лучи восходящего солнца тянули золотые нити, птички пели летние трели, радуясь каждому мгновению. Светило, поднимаясь, приветливо грело, разгоняя ночную свежесть.

Ей повезло быть беременной летом. При воспоминании о предстоящей зиме, Вика содрогнулась. Какое счастье, что у нее было припасено немало дров. Она все деньги на них потратила: боялась остаться с крошкой в холодном доме. За декрет она, конечно, получит что-то, это даст ей возможность продержаться до весны. Дальше она не заглядывала. Что толку переживать из-за будущего года, когда она с трудом представляла, как дожить до конца этого?

Вика горестно вздохнула. Вместе с приближением осени, всё чаще вспоминала она и про учебу. Её академический отпуск, взятый в университете, подходил к концу. Если она не заплатит за следующий год (а она не заплатит…) придется забрать документы. Она не знала, почему тянула, но до сих пор руки не поднимались этого сделать. Она оправдывалась перед собой, что сейчас каникулы и в деканате никого нет. Говорила себе, что когда пойдет в декрет у неё будет больше свободного времени и она всё спокойно оформит. Но взаправду это была трусость. Трусость признаться, что она осталась без образования, что мечта стать художником осталась завитками в блокноте заурядного секретаря.

Почему нет каких-нибудь заведений, где преподают живопись бесплатно? Конечно, она не утратила навыков, может быть, даже повысила свой уровень — ведь теперь она рисовала с жадностью утопающего. Всё то, мимо чего год назад Вика проходила мимо, вызывало теперь ярое желание быть перенесенным на бумагу: крики чаек в прозрачном небе, смешение кленовых и липовых листьев в парке на фоне голубой бесконечности. Подсмотренные украдкой поцелуи, яркая лента в волосах у школьницы, уж не говоря про необыкновенную архитектуру, которая так и просилась на лист. Нет, сноровка не ушла, но желание опереться на взгляды мастера, услышать мнение человека, привыкшего оценивать и направлять молодое племя, не исчезло. Иногда она мечтала о восстановлении не на факультете живописи, а на архитектурном. Грезила о проектировании не уродливых коробок домов, а летящих ввысь ажурных сводах, дачах в стиле ампир и уютных гостевых домиках.

Но что с того? Все это были пустые грезы, которым не суждено воплотиться в ближайшие пять лет.

Плохо выспавшаяся, с одутловатым лицом, она подошла на заре к умывальнику и постаралась, наконец, прекратить дебаты сторонников и противников правды в собственной голове. Выдавила пасту на щетку и почистила зубы. Умылась прохладной водой и решительно отбросила хандру. Сняла с вешалки трикотажное фисташковое платье с маленькими рукавчиками, надела его и придирчиво посмотрела в зеркало. Подол был немного помят, но снимать и гладить было некогда. Смочила ладонь, похлопала по складке и немного вытянула ткань. Не очень-то помогло. А, ладно! Она подкрасила губы и сунула ноги в безкаблучные сандалеты, попутно ругая себя. До чего она дошла, в кого превратилась! Ещё немного и вообще одежду гладить перестанет. Потом прекратит стирать и, в конце концов, голову мыть. Брр!