Ярослав откинул голову. Форпост его уверенности был разрушен до камешка. Он вдруг почувствовал, что не может больше мириться с её отсутствием, с той бездной неведения и краха, которая пролегла между ними. Жажда обладать ею немедленно была столь велика, что он вскочил.

Что ему теперь делать? В сознании возникли слова Вики: «Достоинство, честность, гордость за каждый поступок, за человеческие принципы. Вот что делает мою жизнь стоящей. А твою?» Когда она об этом спросила? При разводе? После?

Её ледяные пальцы, холодные губы, дерзкий разговор. Её солнечный запах. Даже сейчас заломило в чреслах от воспоминаний! Вика целует его. Её шепот. Её глаза.

Разве мог он представить, что ему будет безразлично, чьего ребенка она носит? Он сам не ожидал, что ответит «да» на её вопрос «Даже если ребенок не твой?»

Женщина, которую он любил, была беременна от другого! Это его, Ярослава, вина, что она нашла утешение в объятиях чужого мужчины!

Руки его который месяц чесались убить подонка, который посмел прикоснуться к ней! Но он сам толкнул её в пропасть. Он всё сделал для того, чтобы она его ненавидела и презирала. Когда она выходила замуж — собиралась всю жизнь прожить с ним одним. Она была девственницей!

Он столько раз думал о возможной беременности тогда, зимой. Он предполагал, что это могло случиться. Вот чёрт!

Он теперь вспомнил её крик у пруда на свадьбе Зуевых: «Ты один!» Тогда это показалось насмешкой. А что, если это не насмешка, а случайно высказанная правда?

Почему она хотя бы не попыталась выдать ребенка за его отпрыска? Любая женщина поступила бы так! Почему не солгала, как солгали бы на её месте многие? Почему до сих пор молчала о тех испытаниях, что выпали на её долю, ведь они должны были вызвать его жалость? Миллион собственных назойливых вопросов, на которые только она могла дать ответ.

Ладно, это он всё постепенно выяснит. Сейчас ему нужно ухитриться обвести вокруг пальца двоих лжевлюбленных. Ему необходимо убедиться, что он столкнулся с шалостью. Ярослав не чаял, что это будет просто: ведь перед ним вились два скользких ужа.

На следующий день, в половине шестого, он сидел в скромном уголке ресторана, прикрываясь газетой, когда Дима открыл стеклянную дверь и пропустил Вику вперед. Неплохой суши-бар, чистенький и довольно-таки уютный, в вечерний час был полон народу. Красные, жёлтые и оранжевые занавески, шершавые и воздушные, наполняли чертог особым светом: теплым и таинственным одновременно. На столиках в маленьких золотых вазочках стояли живые цветы, и кое-где горели свечи.

Напротив Ярослава молодая женщина показывала девочке лет семи, как пользоваться палочками. Терпеливо снова и снова она вкладывала в маленькую ручку непокорные приспособления и подбадривала. Обе смеялись над неуклюжими движениями и ловкими ролами, смело выпрыгивающими в тарелку, на стол, в соус, на колени — куда угодно, только не рот едоку. Девочка подхватывала беглецов руками, и ямочки на её щеках не позволяли маме быть строгой.

Интересующая Ярослава парочка заняла неподалеку от него такой столик, что, как и предупредил Гаврилов, он оказался в «партере».

Рядом семейная пара заставляла двух малышей есть суп. Дети сопротивлялись, сползали под стол, принимались за игру, вызывая легкое раздражение родителей. В конце концов, малыши убежали смотреть на рыбок в морском аквариуме, захватившем огромную часть стены в противоположной оконечности зала.

Официант принес кофе и штрудель. Голубки, ради которых он посетил это замечательное заведение, лениво болтали, потом в полной тишине набивали животы, даже не дотронувшись друг до друга. Вика не смотрела на Диму, не касалась пальцами его рубашки, не распахивала своего жакетика. Полчаса они даже рылись каждый в своём телефоне!

Ярослав заскучал, видя, что ничего не происходит. Ему даже не потребовалось применять незаконных методов, чтобы подтвердить, что любовная история — суррогат!

Он успел внимательно рассмотреть не только японские вазочки, выставленные напоказ вдоль стен, мечи самураев, закрепленные под потолком, бронзовые люстры, природные камни, украшающие огромные окна, но и блестящие полы.

Только когда Вика устало опустила голову на плечо кавалера, Ярослав позволил себе сложить периодическое издание, а ей — случайно заметить его. Краем глаза он наблюдал, как, как будто бы по мановению волшебной палочки, изменилась игра актеров. Дима мгновенно обнял Вику и положил руку на живот, она потерлась о небритую шею, подобно дворовой кошке. На лицах появились улыбки и «влюбленные» защебетали.

Зрелище было не из приятных, но Ярославу хотелось вскочить на ноги и аплодировать стоя. Будущее, в котором он был и так неуверен, сейчас ещё раз перевернулось с ног на голову, и он ощущал, как его захлестывает волна ликования. Он собирался все переиграть.

Вика наполняла его сердце. Она умела противостоять ему в своей очаровательной женской манере, и это восхищало его. Никакая другая женщина, будь она трижды умная и красивая, не нужна была ему! Только эта.

Он ленно встал и подошел к их столику как раз в тот момент, когда его брат потянул свои мерзкие губы к девушке. Вика отстранилась, кивая на Ярослава. Он широко развел руки в приветственном жесте.

— На меня не обращайте внимания. Я лучше постою и понаблюдаю.

Но они, конечно, не стали целоваться. Насколько он помнил, она не воспринимала нежностей в общественных местах, не возбуждалась от секса в гостях и терпеть не могла выставлять напоказ чувства. Для любви Вике требовалось уединение. Цирк был устроен исключительно для него, Ярослава. Он был единственным зрителем, клоуном, приглашенным, и участником. Что ж! Он оценил представление, оно требовало соответствующего поощрения, так же как бесстыдное поведение — ответных мер. Ярослав изменил тактику и навис над столиком, свирепо щурясь.

Теперь, когда ему открылась правда, что она не ухлёстывала за его братом, когда он не понимал, как она могла улыбаться, если осталась в нищете с ребёнком под сердцем, когда он видел всё то же спокойное, нежное лицо, равнодушие, с которым она защищалась от него, его ревность к её доверию к Диме, к их дружбе, была более жгучей, чем если бы они были любовниками. Тогда он хотя бы презирал их и знал ей цену.

Что же теперь? Теперь его мучило, что другой, не он, протянул его любимой руку помощи, добился её милости, мог приходить в её дом, разговаривать и смотреть не останавливаясь.

Больше этого не будет!

— Неужели обязательно трогать мою женщину своими грязными лапами? — Ярослав отметил, что розовый пиджачок, совсем немного открывающий Викину полную грудь, очень шёл ей. «Наверное, вид с Диминого места лучше», — подумалось ему, когда он услышал слова брата:

— Эта женщина — моя, — супостат не убрал свою клешню, только радушно склонил голову. Вика настороженно облизала губу.

— Чёрт! — Ярослав ожидал более едкого ответа, — я испытываю благоговение!

— Достаточно просто убраться отсюда, — Вика сверкнула глазами.

— Да, будь добр, — поддразнил он её, глянув на Димку, — свали!

— Это касается тебя! — взвилась малышка.

Ярослав проигнорировал её выпад.

— Оставь нас одних, прошу тебя, — он миролюбиво посмотрел на брата, не особо рассчитывая на результат. — Мне надо поговорить кое о чем с твоей девушкой, — он весь превратился в смирение, — ведь она когда-то была моей женой.

Дима неожиданно быстро поднялся, наклонился к Вике, и предупредительно посмотрев на неё, выдал:

— Скажи моему брату, что ты никогда не собиралась спать со мной.

Вот это да! У Ярослава чуть челюсть не отвисла. Однако Вика вдруг рассердилась. Видимо, в ней взыграла уязвленная гордость. Она отчетливо радировала:

— Я именно собиралась!

Ярослав счёл нужным качнуться на пятках и усмехнуться.

— Хороший удар.

Собеседники посмотрели на него как на редкостного психопата. Дима медленно повернулся к Вике и цокнул языком:

— А теперь скажи правду.

На лице её было написано, как ей захотелось убить их обоих. Вика сжала губы, вознамерившись, надо полагать, послать их, но быстро передумала:

— Ладно! Тогда я расскажу ему, как ты предлагал мне стать твоей женой!

Ярослав выругался. Он тоже подумал об убийстве. Когда этот придурок мог додуматься до такого?

Дима с укоризной посмотрел на Вику, словно она была неразумным дитя, потом перевел взгляд на Ярослава.

— Обещай мне, что не причинишь ей боли.

— Ты знаешь меня, — Ярослав сверкнул зубами, — когда сверну ей шею, сделаю это очень быстро — она ничего не почувствует.

— Этого-то я и боялся.

Дима бросил на них последний взгляд, выражающий, как показалось Ярославу, надежду, и ретировался. Щуплый и высокий, он, неторопясь, ушёл прочь.

— Могу я сесть? — Ярослав состроил на лице самую покорную гримасу.

— Нет! — огрызнулась она, и он опустился в мягкое, обитое синим плюшем кресло.



Глава 30. Предложение третье.


Творец! отдай ты мне назад

Её улыбку, нежный взгляд,

Отдай мне свежие уста

И голос сладкий, как мечта,…

М.Ю. Лермонтов


Ярослав проследил, как Вика с тоской и тревогой посмотрела вслед Диме, но осталась на месте. Видимо, бежать сочла для себя слишком малодушным.

— Я уже пообедал, возьми себя в руки, — попробовал он шуткой разрядить обстановку, — я не собираюсь убивать тебя сейчас.

— Никто тебя здесь и не боится, — воинственно бросила она, не дав ему шанса.

Он вздохнул:

— Ты вознамерилась опять затеять битву со мной, не так ли?

— Я не делала ничего подобного. Битвы — это по твоей части, — процедила она.

— Нет, делала, но я не в боевом настроении сейчас, — на несколько минут он замолчал, задумавшись. Когда он заглянул ей в глаза, почувствовал, что тело словно омыли прохладной освежающей росой. Ощущение было таким сильным, что ему захотелось навечно остаться с ним. Он опять был сражен неудержимым желанием прикоснуться губами к её губам. — У вас нет никакого романа с моим братом, — выдал, наконец, он. — От свежего аромата её кожи рот наполнился слюной. Что она с ним делала?