— Я могу купить твою стряпню, — улыбнулся Ярослав: он не думал сдаваться.

— Бесспорно, — он прямо увидел, как она прикидывает в уме, какую сумму назначить, — не раньше, чем скажешь, зачем пожаловал.

Он не хотел так быстро переходить к делу. Он бы посидел у неё немного, полюбовался. Почему бы им просто не поболтать, как в старые добрые времена, когда он ухлестывал за ней?



Глава 27. Ревность.


Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь

И ночей наших пламенным чадом –

Я к тебе никогда не вернусь.

А.А. Ахматова


Вика во все глаза смотрела на Ярослава. У неё было такое чувство, словно она попала в сети, точно её связали и бросили на милость этого Ловеласа, который прельстил и покорил её цветом глаз и мягким голосом. Как же она забыла избура-красные канапушки часто разбросанные по лицу, скопившиеся у корней кирпичных волос, на ушах, шее, висках, меж бровей? Когда-то они напоминали ей мелкие капли осеннего дождя, проступающие на асфальте. Теперь голосили об опасности, подсказывали, что будет жечься. Рыжеволосый, красивый, уверенный, перманентно-властный он выглядел как тот актер, который снимался во всех мелодрамах последних лет, и имя которого она постоянно путала. Татум О'Нил? Ченнинг Татум? Одри Тоту? Вместо того чтобы окучивать её, ему следовало поехать в Голливуд. Он получил бы всех женщин мира разом.

Как она не готовила себя к тому, что рано или поздно он явится, вторжение потрясло её. Она уставилась на него, силясь понять настоящее и заглянуть в будущее. Почему теперь, когда она почти обрела связь со спокойствием и реальностью, он посетил в её убогий домишко? Вика чувствовала угрозу и хотела отделаться от него как можно скорее. Ей показалось тогда, на бульваре, что, увидев её, он впервые узнал про ребенка. Странно. Она позвонила Ольге, та сказала, что не разговаривала с Андреем, и про беременность тем более не сообщала. Димка тоже.

Что ж, теперь он знал и, по всей видимости, пришел требовать объяснений.

Стоя в двух шагах от него, она чувствовала себя такой одинокой и беззащитной, какой ни чувствовала здесь никогда. Она отчаянно сопротивлялась ему — защищалась всей душой и молила о помощи. В глубине души она осознавала, что борьба безнадежна, и всё же упорно не желала сдаваться.

— Как я ни обожаю незваных гостей, боюсь, у меня сейчас нет времени на разговоры, — бесцеремонно протянула Вика, без особого чаяния на успех.

— Мое дело не займет много времени, — ответил он беспечно. Вика выругала себя: как же она упустила из виду непомерное самомнение?

Ей не удастся не только выпроводить его, но и сдвинуть с места, пока он не скажет того, зачем пришел. Она сочла за лучшее придать лицу выражение вежливой скуки. Поджилки отчего-то тряслись, и Вика была уверена на тысячу процентов, что он не поведает ни о чём хорошем.

— Сейчас мы одни, — пропел он, — я хотел сказать тебе вот что: в последнее время я много думал, — воздух в комнате стал горячим, — о тебе и о ребенке.

Вика прямо-таки съежилась, он смотрел на неё во все глаза, и почему-то ей показалось, что раздражение Ярослава нарастало. Точно следователь, старающийся поймать на чем-то подсудимого, он как будто сторожил малейшее изменение её лица. Что он тянул? Нервы звенели, и она напомнила себе, что неплохо бы принимать все-таки то успокоительное, что доктор прописал. Вечно денег жалко.

— Ты сама должна понимать, что… Ты можешь сесть?

Да что ему нужно? Она его сюда не звала! Вика притулилась на сундуке.

— Ты должна быть настроена на то, что… У меня есть некоторые возможности… Не могла бы ты прекратить это? — его голос поднялся на два тона, Ярослав смотрел на её руки.

— Прекратить что? — «Чего он злился»?

— То, что ты делаешь.

Он не сводил глаз с пальцев, которыми она машинально терла подушечки на ладони. Она остановила движение, однако Ярослав не продолжил говорить. Вика подняла брови. Они несколько мгновений смотрели друг на друга в упор.

Каждый силился разгадать тайну, заключенную в сердце другого, докопаться до сути его мыслей. Вика читала в глазах Ярослава жгучий немой вопрос.

— Я слушаю тебя, — сказала она.

Он встал: — Я пытаюсь поговорить с тобой, а ты сидишь и гладишь свои пальцы, как будто они потеряли чувствительность!

Вика оглядела руки. Обычные жесты — она всегда так делала! Не из-за чего было поднимать шум.

— По поводу чего ты так разбрюзжался? — воинственно выпрямилась она.

— Ты могла бы не трогать себя?

— Ты смеёшься? — она не понимала улыбнуться ей или начать ругаться. — Это тебя беспокоит?

— Я ведь сказал, не так ли?

Он встал, скрестив руки на груди и спрятав пальцы под мышки. На лице красовалось то упрямое выражение, которое говорило ей, что он сошел с ума и не пойдет на попятную, даже понимая, что будет выглядеть полным идиотом. «Эта глупая реакция ничего не значит», — напомнила она себе.

— Я сожалею, — она поднялась с лицом полным раскаяния, но не смогла сдержаться и не поддеть его: — и в мыслях не было, что тебя это взволнует.

— Меня это и не волнует!

Он сделал ещё шаг в её направлении.

— Конечно, нет, — ей хотелось смеяться. Она уложила его реакцию в лучший ларчик своей души, чтобы потом вынимать эти воспоминания время от времени. Но сейчас не стоило расслабляться. Нужно было держать удары.

Ярослав подошел ещё на два шага, и перед глазами Вики возникла ночь, когда он сделал ей ребенка. Не надо бы им оставаться наедине. Он приблизился вплотную, и она очень близко увидела веснушки по краям его губ. Вспомнила, как билась его кровь на шее под её рукой несколько месяцев назад. Ей отчаянно не хватало кислорода.

Вика прикинула, что более безопасно: остаться неподвижной или попытаться выйти на улицу? С отвагой утопающего она сделала движение в сторону, но он перехватил её крепкой рукой и потянул к себе. Её живот прижался к его стальным мышцам. Не стоило ей поддаваться ему. В безуспешной попытке отстраниться она положила ладонь на ткань рубашки прямо на то место, где вздрагивало его сердце. Он не двигался и не опускал её. Вика чувствовала мощные, частые удары, несущие красную жидкость по крепкому телу, и не надеялась уже, что сейчас он одумается. Их глаза встретились.

— Мне не следует этого делать, — произнес он и в ответ на Викин безмолвный вопрос поцеловал её.

Нахлынула беспомощность.

Вика мгновенно почувствовала, что сдалась ему, почва ушла из-под ног, и тепло обволокло, лишая воли. А холод исчез. Ярослав запрокинул ей голову и, довлея своей мощью, целовал — сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей прижаться к нему. Его жадный горячий рот раздвинул её ледяные губы, посылая во всё тело огненные всполохи, будя ощущения, которые она забыла и не думала, что когда-нибудь снова испытает. Прежде чем отдаться во власть закрутившего её вихря, Вика мысленно отругала себя. Она хотела его ненавидеть, очень хотела — даже когда ответила на поцелуй. Даже когда её губы разомкнулись, не сопротивляясь его вторжению. Даже когда она обвила руками его шею и прильнула к нему, словно он был её любимым. Сейчас он поднимет её на край стола, разведет ноги, и они будут ещё ближе друг к другу.

Хлопнула дверь, и они отскочили друг от друга, как ошпаренные. Её губы всё ещё горели от поцелуя. Она не смела посмотреть на Ярослава и не могла понять, почему он целовал её так, словно любил.

Если уж на то пошло, она не могла понять, почему он вообще её целовал.

Димка, нагруженный двумя огромными пакетами, зашёл с беззаботной улыбкой.

— Привет! — бросил он так, словно это было в порядке вещей: видеть Ярослава у Вики.

Они поздоровались: Вика нервно и испуганно, Ярослав сердито.

— Что это с вами? — ехидно прищурившись, спросил стоматолог.

— Ничего! — ответили они. На беду сделали это разом, да так громко, что автоматически внесли себя в разряд лжецов. Вике стало неловко, хоть сквозь землю провались. Она пролила на Димкином плече столько слёз, что теперь в десятикратном размере почувствовала свою глупость. Доктор понимающе присвистнул, засияв как полночная звезда. Он опустил пакеты на пол, стянул с Вики косынку, растрепал её волосы и подтолкнул к плите:

— Один из твоих мужчин голоден, как волк. Иди, женщина, делай свою работу!

Она открыла было рот, чтобы отбрить его, но тут же прикусила язык. Не стоило связываться с балаболом: по опыту знала — будет только хуже. Вика выдернула из его рук платок, повязала его обратно и начала разбирать покупки.

— Мы пойдем пока поговорим, — прохрипел Ярослав голосом, не терпящим возражений, и Вика осталась в доме одна.

Пока она погромыхивала кастрюлями, воображение живо нарисовало мир, где она могла спокойно сидеть на крыльце с любимым мужчиной (не Выгорским, конечно), говорить о прошедшем дне, пестовать радость, доверять ему. Не надо было прятать глаза от посторонних взоров. Зачем только она про это думала? Сейчас ей требовалось отвадить Ярослава от своего дома. Почему он приехал? Не целоваться же с ней? Господи, ну что ему нужно? Когда он перестанет пугать её? Что она должна была сделать, чтобы он оставил её в покое?

Она услышала, как хлопнула дверца машины, в следующую секунду материализовался Димка.

— Интересно, ты когда-нибудь перестанешь его любить? — с порога спросил он.

— Кого? — для порядка задала вопрос Вика.

— Президента, блин.

— А ты когда-нибудь отстанешь со своими убогими шуточками?

— Когда ты переспишь со мной.

— Пойдем, — Вика повернулась в сторону спальни.

— Куда?

— В кровать. Или предпочитаешь на полу?

— Разве я тебе не как брат?

— Ну, ты и говнюк!

Дима скептически посмотрел на неё. Точнее на её лицо. Даже и взгляда не бросил на грудь, или на ноги. Абсолютно было ясно, что она не интересовала его как женщина.

— Может, все-таки сделаем вид, что у нас роман? — спросил он.