Малышка зашевелила пузо изнутри, пытаясь вытянуться в полный рост. Вика положила руку под правую грудь и тихонько надавила, чтобы крохотные ножки не причиняли боли. В утробе было произведено перемещение, и теперь какая-то часть крошечного тела выпирала под пупком. Вика погладила кожу от бока до бока, пощекотала, еле слышно пошушукалась с дочкой: по вечерам детка любила покрутиться. Небо угасало, её силы тоже. Пожалуй, она доест завтра. Вдохнула густые сумерки и вздрогнула. Становилась прохладно.

Жаль! Она так любила тёплые вечера и ночи, летние нежно-душистые запахи природы, когда земля отдавала энергию, полученную полуденной порой. Давно такого не бывало. Вика подняла тарелку и тихонько вернулась в дом.

Ярослав закончил телефонный разговор и написал письмо брокеру об ограничении при совершении сделок с иностранными ценными бумагами и производными финансовыми инструментами, базисным активом которых являются эти бумаги или индексы. Ему приходилось делать значительные усилия, чтобы прогнать настойчивые мысли о Вике и обратить всё внимание на работу, как и вчера на переговоры, которые он чуть не провалил. Вспоминая о ней, он проклял всех женщин, чьи выкрутасы, возникающие некстати, тревожили и выводили из себя людей, занятых делом.

До сих пор он не знал от кого она залетела! Все мужчины, которые проскальзывали в её жизни, не годились на эту роль. Ни сосед, с которым она обменивалась приветствиями по вечерам, когда возвращалась домой, ни начальник, который присутствовал в её жизни каждый день и, кажется, души в Вике не чаял, ни другие коллеги мужского пола, хотя среди них встречалось немало холостяков. Ни кто-то из старых друзей — с ними она едва поддерживала отношения, хотя он прекрасно помнил, как они все любили собираться у них перед свадьбой, ни новые — Вика, он был в этом абсолютно уверен, таковых не завела, — никто. Его люди выяснили даже про старикашку, которому он помогала строить дачу: частенько ездила к нему, встречалась на нейтральной территории, почти ежедневно разговаривала по телефону и переписывалась. Это был не он: Вика познакомилась с ним только в мае, а её живот с каждой фотографии кричал, что она беременна не меньше четырех месяцев.

Он должен был… должен!.. забыть Белову и её отпрыска! Ну, какого чёрта она ему сдалась? Почему он думал о ней день и ночь? Хотел.

Хотел, несмотря на то, что заставил себя каждую ночь проводить с новой женщиной! И ребенок, и она не сдались ему! Плевать, от кого она забрюхатела!

Разрозненные образы мелькали в его мозге: всхлипы, еле заметные розочки на выцветшем постельном белье, голос, молящий не останавливаться, запах Вики на собственных руках, когда он вышел от неё, пробежал по заснеженному двору и сел в машину. Он так хотел её, потому что её собственное желание было неподдельным, животным, ненасытным. Она тонула в вожделении и влекла его за собой.

Ярослав внезапно уличил себя в том, что грызет губы. Он отвернулся от монитора, провел рукой по волосам, ероша пряди во все стороны. Так скоро и до ногтей дойдет. Да женщины в очередь становились, чтобы поймать его взгляд, а он охотился за беременной, бесчестной маленькой дрянью!

А так хорошо всё начиналось! Получив первый отчет о Вике, Ярослав рассмеялся. Служба безопасности прислала его вечером того дня, когда он запрашивал. На фотографиях она была в знакомом синем платье в белый горох. Входила в здание автосалона, выходила, стояла на платформе, поправляла туфли. Ярослав злорадствовал: этот придурок, который теперь заботился о ней, не имел автомобиля, что она была вынуждена пользоваться общественным транспортом? Не мог купить ей какую-нибудь захудалую тачку? Конечно же! Она ведь продолжала работать. Разнеженная девочка вляпалась в жестокую грязь жизни!

В тот раз Ярослав тщательно проштудировал отчет и комментарии к слайдам. К сожалению, было непонятно, что за мужчина стоял за беременностью. Бегло проглядел распечатки сотового оператора. В телефонных разговорах «якобы отец» тоже не проявился. Ярослав рассвирепел. Неужели было так сложно раскопать нужную информацию? Вика что, его прятала? Что это за мужик, который прикрылся юбкой?

«Запасись терпением», — велел он себе тогда, но и через неделю и через две, доведенный до крайнего напряжения, не знал, кто сделал ребёнка бывшей жене. Ярослав в хриплых нелицеприятных воплях, которые теперь вспоминать было стыдно, потребовал у Гаврилова, наконец, раскопать эту информацию. Немыслимым усилием воли протянул еще три дня — ничего.

Он велел поменять её компьютер на новый и долго самолично рылся в нем, пытаясь найти хоть что-то. Хоть что-то, что пролило бы свет на её дела. Переписка, файлы, сайты в интернете, фотографии. Не будь он Выгорским, если рано или поздно не узнает, кто это! Несколько часов он впитывал Викины интересы, её жизнь, проведенную за монитором.

По большей части электронные документы касалось работы, он принялся копать сайты, которые она посещала, просматривать поисковые запросы. Даже наплевал на вопли совести и почитал переписку. Вся она относилась к работе. Несколько фраз, отправленных Ольге, касалась встреч. Если Вика и посещала сайты, то никакой порнухи, красавчиков с голыми торсами, личных сообщений. Весь её интернетовский серф, не относящийся к трудовой функции, касался архитектуры. У Ярослава зарябило в глазах от изображений старинных зданий и барельефов, пока он не наткнулся на статейку про аборты.

Черепное давление вмиг подскочило до миллиона атмосфер. Вот чёрт! Она хотела избавиться от ребёнка! Прежде, чем он опомнился, перед глазами мелькнули картинки Вики, ложащейся на операционный стол, облизывающей с волнением губы, растерянно ждущей приема у врача. И Вики, счастливо смотрящей в зеркало, замершей перед мольбертом. Ярослав зажмурился. Что сказал ей этот подонок, если она хотела избавиться от ребенка? Пока он не разумел, что должен испытывать, но эти чувства ему не нравились. Разве не должна женщина излучать бесконечное счастье и блаженство, вынашивая в себе новую жизнь?

Вот и сейчас он застыл, упулившись в стену. Чем больше он раздумывал, смотрел отчеты, тем сильнее убеждался, что не существовало никакого хахаля, который заботился бы о ней, о них. Может быть, это был какой-нибудь сосунок, не готовый принять ребенка? Может быть, Белова и сама не знала, кто отец её сопляка? Ярослав остервенел от непонимания. Чего она добивалась, эта тонконогая лань? Что за чертовщина вилась у неё в голове?

Она и сама не знала, кто сделал ей ребенка! Потаскуха!

Ярослав мысленно потер руки: теперь у него было чем изводить её и утолять свою глухую злобу, ту безотчетную грызущую ревность, которая преследовала его. Отныне он шагу не даст ей ступить, не назвав шалавой.

Её адюльтерам, надо думать, числа не было.

Казалось, температура в кабинете поднялась градусов на двадцать. Если три недели назад он говорил себе, что не сможет не думать о Вике, пока не выяснит, кто папаша, то теперь его изжаливало понимание, что раз нет никого определенного, это мог быть кто угодно, в том числе и он сам.

Едва он подумал об этом, все прочие мысли словно вымело из его головы. Его словно ослепило. Что с ним случилось — он не понимал, старался только набрать воздух во вдруг слипшиеся легкие.

Почему она не сказала ему? Не потребовала денег?

Вика была уверена, что не он — отец!

Господи! Она сводила его с ума!

Как могла одна маленькая женщина навести в его голове и его жизни такой кавардак! Как?

Ярослав посмотрел вокруг себя. Уже давно наступила ночь, а он всё продолжал сидеть, тупо уставившись в черный экран. Он поднял руки и сцепил их над головой. Ни одна женщина в здравом уме не стала бы скрывать его отцовство. Это так же ясно, как белый день. Тем более в Викиной ситуации.

Он принял душ и лег в кровать, спрашивая себя, почему чей-то ребенок беспокоил его больше, чем выстраданная реорганизация «Микрон-Баулер».

Назавтра с утра пораньше, Ярослав гнал машину, лавируя в недостаточно быстром потоке. Он уже позвонил в службу безопасности, предупредил помощника начальника, что ему нужны сведения её медицинской карты. Почему раньше он об этом не подумал? Эти документы могли пролить свет на темное дело зачатия. Ярослав посчитал: если он отец, сейчас срок её беременности ровно шесть месяцев.

Раздался звонок, Ярослав коснулся кнопки на руле, позволяя голосу Гаврилова заполнить салон. Поздоровались.

— Ярослав Викторович, — как обычно ровно и глухо проговорил Олег, — мы уже проверяли данные карты, помните, во втором отчете фигурировали медицинские параметры? — Ярослав смутно припоминал: что-то такое было. — Там об отце никаких сведений, — продолжал собеседник, — только о состоянии здоровья, о сроке беременности.

— Пусть сегодня копия лежит на моем столе, — прорычал он.

— Обязательно.

Ярослав разочарованно выдохнул. Всё-таки он питал надежду, что медкарта прольет свет на происходящее.

Ничего подобного. Он увидел её, как только вошел в кабинет, и сразу вспомнил. Да, там не было ничего ценного, кроме кучи анализов и непонятных медицинских терминов. Всё же он с жадностью ещё раз прочел всё от корки до корки. Позвал секретаря.

— Как приедет Андрей, пусть сразу идет ко мне.

— Он уже на месте, Ярослав Викторович. Пригласить его?

— Нет, — он отрицательно качнул головой, — я сам.

Кабинет Зуева располагался на том же этаже. Андрей стоял спиной к двери — смотрел в окно. Он обернулся и протянул руку, но не было похоже, что он счастлив видеть его.

— Ты по поводу «Баулера»? — равнодушно спросил Зуев, когда Ярослав сел. — Исправленные декларации готовы, — поморщившись, как от головной боли, пояснил Андрей, — я сам несколько раз просматривал их, сегодня Крылов подпишет и Волошина поедет в ФНС, — он помолчал. — Даже с учетом налоговых обязательств за предыдущие периоды и долги «Микрона» размер переплаты огромен. Не знаю, где были глаза у тамошних юристов и руководства. Чуть меньше четырех миллиардов, — Ярославу было в принципе всё равно, какая там сумма. Азарт битвы давно остался позади. К Андрею он пришел совсем по-другому вопросу. — Не думаю, что федералы так просто отдадут деньги. По крайней мере, большую их часть, — Андрей как-то невесело усмехнулся, — надо будет в суд идти.