— В вашей гостинице.

— А плата?

Стэфани не замедлила с ответом:

— В долг.

— Что?

— Чего?

— Я отработаю у вас и гостиницу, и питание. Не пожалеете. — Сказала она, поднимаясь с кресла и направляясь к внутренней двери.

Старички продолжали сидеть.

— Минуточку, — крикнул ей вслед старик.

— Что еще? — оглянулась Стэфани.

— Но мы же договорились на два дня, а это все будет значительно дороже.

— Кому?

— Вам разумеется.

— Разумеется, разумеется. Вставайте, покажите, где тут что делать. Сейчас разберемся, — она нетерпеливо посмотрела на с трудом поднявшегося на ноги старика. Он встал и помогал подняться жене.

— Ты проведи ее, дорогая, а я здесь немножко приберу, — он указал на разбитые чашки.

— Хорошо, милый.

Старушка посеменила вслед за Стэфани и обе скрылись за внутренней дверью.

Старичок открыл за вешалкой плохо замаскированную дверцу, достал совок и метлу и с кряхтением, уже нескрываемым, наклонился подметать. Осколки чашек зашаркали под метлой.

В это время где-то в глубине помещения раздался страшный грохот. Старик выпрямился и стал смотреть на дверь. Он не двигался, очевидно, на время отнялись ноги.

Он смотрел на дверь не зря. Оттуда сначала послышалось: «Ой, ой!», потом показалась старушка, которая медленно вплывала в кофейню. Грохот еще продолжался.

— Ой, ой! — причитала старушка, взмахивая ручками.

— Что еще случилось?

— Случилось! Случилось!

— Что же?

— Ой!

— Ну успокойся, — старик взял со стола стакан с водой и поспешил к жене.

— Ой!

— На, попей, дорогая, и тогда скажешь.

Старушка отпила немножко из стакана и потрясла головой:

— Она еще разбила посуду!

— Много?

— Да!

— Сколько?

— Похоже, на целый месяц работы.

— Ужас!

— Что же будет?

— Она разломает нашу гостиницу, если проработает месяц. Надо что-то делать.

— А что?

— Не знаю.

— И я не знаю.

Старички посмотрели друг на друга. Старик взял жену под руку, и они направились к внутренней двери.

— Это стихийное бедствие, — сказал старичок уже около дверей.

— Стихия уносит годы и жизни, — в тон ему сказала жена еле слышным голосом, и они скрылись за дверью.

Глава 9

Джон Фархшем сидел на скамейке в парке, который был недалеко от спортивного клуба, и отдыхал после партии в теннис. Партнер был хороший, и он был доволен своим результатом. Тело его слушалось, не то что мысли. А мысли его занимала Стэфани. Он не видел ее уже несколько месяцев, и это было не только любопытством.

На скамейку рядом с ним присела очаровательная молодая особа, которую он заметил в спортклубе.

Она кивнула ему в знак приветствия и расслабленно отдыхала от партии в гольф.

Джон Фархшем приободрился и решил заговорить с очаровательной соседкой:

— Вы тоже любите спорт?

— Вы правильно заметили, сэр.

— Я тоже, — не нашелся что еще сказать Джон.

Но незнакомка, видимо, решила сама продолжить разговор:

— А что еще вы любите, кроме спорта?

Фархшему не хотелось говорить о творчестве, которое он забросил, — творческий застой — так он себя успокаивал.

— Читать книги.

— Это все любят.

— Не скажите. Есть люди, которые и в доме не имеют ни одной книги, кроме молитвенника.

— Молитвенник — это неплохо.

— Но, уважаемая госпожа, мысли в молитвеннике известны всем с детства.

— А вы берете мысли только из книг?

— А где же их берут еще?

Расслабленность у женщины прошла, она выпрямилась и уже с усмешкой спросила:

— А как насчет собственных?

— Чего, мэм?

— Мыслей.

Джон понял, что над ним начинает издеваться эта респектабельная красавица, решил перейти к любимой теме:

— Я люблю спорт.

— Но вы, кажется, занимались литературой? А теперь?

— Нет, конечно.

— Почему, конечно?

— Я сейчас занимаюсь тренировкой тела, мышц, совершенствую себя физически.

Фархшем отодвинулся немного от женщины, уже начиная себя проклинать за то, что заговорил с ней.

Но она не собиралась оставлять его в покое:

— А физические упражнения не тренируют ум?

Фархшем еще немножко отодвинулся, как ему казалось, незаметно, собираясь попрощаться, но решил еще спросить:

— А почему вас это интересует?

— Интересоваться людьми — моя профессия.

— Это интересно.

— Да.

Фархшем не понял, на что она ответила «да», но переспросить не решился и настороженно смотрел на женщину. Она пришла ему на помощь:

— Я интересуюсь людьми, которые занимаются спортом.

— Почему?

— Это тема моей диссертации.

Джон Фархшем хотел подняться и убежать: его страшили теперь слишком умные, слишком образованные дамы. Но мужское достоинство не позволило ему.

— И что же вы знаете про спорт?

— О, очень много.

Эта тема всегда интересовала Джона, и он решил, что убегать еще не надо.

— Расскажите.

— Что?

— О спорте.

— Что именно?

— Меня интересует все.

— Но вы меня немножко неправильно поняли.

— В чем?

— Ладно. Я сейчас вам расскажу, что спорт существует для людей, которые не умеют ни читать, ни думать.

— Однако.

— Мужчины легкомысленно относятся к своему делу и к политике, но очень серьезно относятся к спорту.

— Не все.

— Не конкретизируйте. Гольф позволяет мужчинам хотя бы в воскресенье собраться с мыслями. Через него они познают истинный порядок вещей.

— Интересно.

— Хорошо, если интересно. Нельзя сделать вид, что ты выиграл, если ты проиграл, или, что ты сделал хороший удар, если ты промазал.

— Это точно!

— Англичане, например, выгоднее всего выглядят на поле для гольфа и хуже всего — в кабинете министров.

— Ну и что?

— Но страна нуждается не в вашем теле, а в вашем разуме. И я вас предупреждаю самым серьезным образом: если вы не будете развивать свой ум — вы не вернетесь к творчеству.

— Не надо.

— Надо. Я не случайно села возле вас.

— Ах, так!

— Сидите, я сейчас сама уйду. Но я продолжу: плохо упражняемый ум куда пагубнее для здоровья, чем нехватка физических упражнений для мышц и тела.

— Никогда не думал.

— Вы должны знать, что тело дрябнет от недостатка физических упражнений.

— Знаю.

— Так вот. Мозг тоже дряхлеет от недостатка умственной активности, а если природа создала вас мыслящим существом, последствия этого просто трагические.

— Какие же?

— От вяло работающего мозга проистекают самые различные заболевания и телесные недуги, ибо мозг формирует наш организм.

— Не понял.

— Я так и думала. Это непонятно многим.

— Почему?

— Потому, что это мое открытие при работе над диссертацией. Я подтверждаю это многими примерами из собственных наблюдений и опытов.

Джон Фархшем хотел попрощаться и уйти, но леди уже поднялась сама и приготовилась уходить.

— Прощайте, — усталым голосом сказала она.

— Простите, — не утерпел Фархшем, — а кто же вы по профессии и почему так пространно говорили со мной? Это не просто…

— Да — это не просто, — поспешно сказала она, явно спеша куда-то к определенному времени. — Я врач-психолог. А за вами в клубе наблюдала несколько месяцев. Прощайте.

Она повернулась и широким шагом спортсменки быстро удалилась от Фархшема.

Джон потряс головою, как будто хотел стряхнуть с себя неожиданно свалившуюся на его лекцию. Он давно не любил неожиданностей, которые его бесконечно поджидали, пока он жил со Стэфани. Умные женщины его утомляли. Он и теперь почувствовал большую усталость, чем когда садился на скамейку.

Он встал, оглянулся кругом, и не спеша, но еще красивым спортивным шагом направился к воротам — выходу из парка. Он не смог обдумать один вопрос, который собирался, присев на скамейку. Эта женщина спутала все его мысли и направила их совсем в другую сторону.

«Пойду к Полленьке», — сам себе пробормотал он.

Глава 10

Небольшой сквер возле здания больницы. В коляске сидит Эндрюс Блэкфорд. Перед ним столик, на котором лежит в беспорядке несколько журналов, и стоит стакан с каким-то напитком. Но все это не интересует больного. Он сидит без движения и смотрит в одну точку.

Блэкфорд постарел, обрюзг, и на лице его нет привычного самодовольного выражения. Привычное раздражение и брюзгливасть — это все, что можно прочитать на его лице.

К нему приближается сиделка с подносом, накрытым салфеткой:

— Будем завтракать, сэр, — мягко, но властно, говорит она и смотрит на столик.

— А что вы принесли? — заинтересованно посмотрел в ее сторону Блэкфорд.

— Уберите журналы, и я поставлю поднос, — не отвечая на его вопрос, сказала сиделка.

Блэкфорд с неохотой отодвинул в сторону журналы, проворчав:

— Надо готовить меня к завтраку.

— Я и подготовила — вывезла вас на воздух, поставила около вас столик.

Она аккуратно поставила поднос, сняла салфетку и заправила ее Блэкфорду за воротник, расправила ее и поближе подвинула поднос:

— Прошу вас, сэр.

— Я не заказывал яиц, — с раздражением сказал Блэкфорд, рассматривая поднос.