– Нет, нет, – торопливо ответила Николь служанке, доставшей из-за спины чашку и бутылочку, – сначала позволь мне накормить ребенка, а потом я сделаю все, что ты скажешь.

Это была просто попытка выиграть время, и все же Николь стало на удивление хорошо, когда она взяла в руки аккуратно спеленутый сверток и увидела, что малышка тут же перестала плакать. С чувством невероятного облегчения Николь приложила девочку к груди, и та тут же принялась сосать с блаженным видом.

– Послушай меня, – нервно продолжала говорить актриса, – произошло кое-что невероятное. Я вовсе не Арабелла. Это ужасная путаница. И все это случилось в результате одного эксперимента, который не удался. На самом деле я – Николь Холл, но каким-то непостижимым образом я вошла в жизнь Арабеллы. Ты понимаешь меня?

Девушка смотрела на нее в полном недоумении, и Николь поняла, что с таким же успехом она может говорить с ней на чужом языке.

Служанка сказала:

– Все эти глупости принесут вам только вред, госпожа. Постарайтесь прекратить все это, пока не появился сэр Дензил, я вас очень прошу!

Все было бесполезно, и Николь решила пойти на хитрость. Она сделала вид, что раскаивается:

– Прости меня, но я никак не могу с собой справиться. Понимаешь, дело в том, что во время родов я совершенно потеряла память. И теперь я не могу вспомнить, кто я такая и даже кто ты такая. Так что, пожалуйста, не сердись на меня.

Девушка казалась удивленной еще больше, но, тем не менее, выражение ее лица смягчилось.

– Я вообще удивляюсь, что человек, бывший так близко от смерти, как вы, в состоянии говорить. Давайте я помогу вам все вспомнить.

Она села рядом с Николь на кровать и обняла ее за плечи.

– Что со мной произошло? – виновато спросила актриса.

– Вчера у вас начали отходить воды, и я послала за Ханной – акушеркой. Схватки продолжались двадцать четыре часа, а когда, наконец, ребенок родился, у вас, казалось, совсем не осталось сил. Вы лежали совершенно неподвижно и были так бледны, будто вы умерли.

– И что же ты сделала?

– Я стала дышать вам в рот, пока Ханна мыла руки и возилась ребенком.

Николь похолодела:

– Искусственное дыхание? Ты знаешь, а вот это я на удивление хорошо помню. Но я думала, что его мне делал Билл.

Служанка покачала головой:

– Нет, в комнате никого не было, только Ханна и я. Принимая во внимание ваше положение, сэр Дензил запретил кому-нибудь еще присутствовать при родах.

Это было удивительно, но любопытство оказалось сильнее страха:

– И что же это?

– Ну… вы же знаете…

– Да нет же! Говорю тебе, я ничего не помню.

– Ну, в общем, вы не замужем, госпожа.

– О, выходит, это незаконнорожденный ребенок? – спросила Николь, глядя на ребенка, уснувшего у нее на груди.

– Это ребенок от Майкла Морельяна.

– А кто он такой?

– Он был вашим женихом, пока ваши отцы не приняли разные стороны в этой борьбе.

Для Николь это было уже слишком.

– Кажется, я услышала довольно, – сказала Николь, почувствовав вдруг, как все это безнадежно и как силы оставляют ее. – Теперь только скажи мне, кто я такая, кто ты такая и где расположен этот дом.

– Вы – Арабелла Локсли, дочь сэра Дензила Локсли, хозяина Хазли Корт в Оксфордшире. А я – Эммет Фенемор, я стала вашей служанкой, когда мне исполнилось двенадцать лет.

Николь решила сделать последнюю отчаянную попытку все объяснить:

– На самом деле все совсем не так. Я вовсе не твоя госпожа, я – Николь Холл, актриса. И единственное, чего я сейчас хочу, – уснуть в надежде, что, когда я проснусь, все само собой встанет на свои места. Так что теперь забери ребенка и дай мне немного отдохнуть. Но если завтра, когда я проснусь, я все еще буду здесь, я хочу, чтобы ты пообещала, что поможешь мне.

– Бог его знает, смогу ли я это сделать, – ответила служанка, и Николь заметила, что, когда та наливала ей еще одну порцию темной жидкости и подавала чашку, она украдкой смахнула слезы.

* * *

Почти тотчас же она увидела СОН. Николь находилась возле больницы и наблюдала, как подъехала «скорая». Тело, которое она уже видела раньше, вывезли на носилках из машины и передали двум медсестрам и доктору, и те заспешили к дверям, на которых было написано: «Несчастные случаи». Следуя рядом, Николь поняла, что они направляются в отделение реанимации. Потом СОН растаял, и весь остаток ночи она проспала совершенно спокойно, до тех пор, пока не проснулась с новым, совершенно незнакомым чувством.

На этот раз она была готова к тому, что окажется снова в комнате, обитой дубовыми панелями, но все равно сердце ее замерло, И холодок страха пробежал по спине. Принюхавшись и узнав все тот же отвратительный запах, Николь поняла, что ее опасения оправдались. Она все еще находилась в своем странном путешествии во времени. Объятая ужасом, но полная желания осмотреться повнимательней, актриса тихо подползла к краю огромной кровати и осторожно выглянула в проем между тяжелыми темными занавесками.

Комнату заливал дневной свет, который придавал ей довольно непривлекательный и холодный вид, несмотря на то, что в камине горели поленья, такие огромные, какие только могли туда поместиться. Выглядывая из своего убежища, Николь могла теперь подробно разглядеть все детали громадной, обитой темным деревом комнаты; она заметила, что, несмотря на всю свою мрачность, жилище было не лишено определенной красоты, оно живо напоминало ей декорации компании «Нашинел Траст», с который ей так часто приходилось иметь дело в прошлом. И опять ясно ощутимый запах горящего дерева, реальность осязания плотной материи балдахина под пальцами, тепло горящего огня, – все это с новой силой заставило ее поверить в то, что ее сознание, ее дух (она не осмелилась сказать себе, что это ее душа) попали каким-то чудесным образом в другое столетие.

Подумав о своем сознании, она невольно вспомнила о своем теле, и тут в первый раз ее поразила мысль о том, что ее прекрасное тело должно было измениться не только в результате того, что она родила ребенка, который мирно спал в колыбели, но и от того, что ей приходилось этого ребенка кормить. Сама мысль об этом показалась ей такой невероятной, что Николь, вцепившись в одну из стоек кровати, зарылась опять с головой в подушки, совершенно пораженная тем, что с ней произошло что-то еще более невероятное, чем она думала вначале. В порыве отчаяния она решительно сорвала с себя простыню, которой была укрыта, и стала внимательно осматривать себя.

Тело, на которое она смотрела, не было ЕЕ телом. От великолепной фигуры, тонкой и гибкой, которой она так гордилась, не осталось и следа. Теперь это была фигура женщины намного ниже ростом, и, главное, это была фигура женщины, которая действительно только что родила. Вокруг живота складками морщилась кожа, грудь увеличилась и была вся в набухших синих венах. Когда она переворачивалась набок, то ясно видела, что странная, мягкая наподобие салфетки простыня, которой она была укрыта, тут же намокает возле соска.

– О, Господи! – прошептала она в ужасе от того, что увидела.

Дрожа от напряжения и страха, она все-таки решила, что должна выяснить все до конца. В дальнем углу комнаты, прямо под окном стоял стол, покрытый тяжелой скатертью. По тому, что на нем было множеством всяких пузырьков и баночек, она догадалась, что это стол для косметики. Над ним в деревянной раме висело на стене большое зеркало. С мрачным предчувствием, цепляясь, чтобы не упасть, за мебель, Николь с трудом добралась до стола и, изо всех сил вцепившись в его край, начала пристально вглядываться в темное зеркало.

В глазах у нее потемнело то ли от того, что Николь совершила такую непосильную прогулку, то ли от того, что она увидела в зеркале. Единственное, что она понимала в тот момент, это то, что на нее смотрит совсем другое лицо, что от ее собственной изящной красоты и утонченности, которой она гордилась в двадцатом веке, не осталось и следа. Лицо, которое отражалось сейчас в зеркале, было настолько не похоже на ее собственное, что она могла только в ужасе молча смотреть на него. Потом Николь увидела, как небесно-голубые глаза ее собственного отражения вылезли из орбит. Тут сознание покинуло ее, в голове все поплыло, и она упала на пол в глубоком обмороке.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Она снова увидела тело, картинка пробилась сквозь темноту подобно вспышке выстрела. На этот раз оно лежало в комнате, его окружали различные аппараты, в головах стоял монитор, на котором вспыхивали сигналы, показывающие, как бьется сердце и пульсирует мозг. Рядом молча сидели двое. Николь узнала их – это были ее отец и мачеха. Она с ужасом увидела, что ее отец, который всю жизнь считал себя светским львом и был окружен молодыми любовницами из высшего общества, плачет, как ребенок.

– Папочка, – позвала она, но отец не мог ее услышать, и видение начало потихоньку таять.

Она вдруг начала дрожать и трястись, краем сознания поняв, что это от холода. Зубы у нее застучали, а тело съежилось от налетевшего пронизывающего ветра. Медленно открыв глаза, актриса с того места, где она лежала на полу, увидела, как две створки большого, слабоосвещенного окна огромной спальни в Хазли Корт открываются, и, глядя на них, она увидела руку, которая появилась в проеме окна и растворила его настежь. Она была слишком слаба для того, чтобы закричать, она ничего не могла сделать, только лежала и наблюдала, как открывается окно, и как, держась за два конца деревянной лестницы, в комнату проворно спускается мужчина.

– Боже мой! – воскликнул он, упав рядом с ней. – Арабелла, что с тобой? – с этими словами он поднял ее и понес к кровати.

Уверенность Николь в том, что все, что она чувствует, происходит на самом деле, подтвердилась тем, что присутствие мужчины, держащего ее на руках, было вполне реальным. Не было никаких сомнений: он такой же человек, как и она, судя по запаху, исходившему от куртки из бычьей кожи, в которую он был одет, и слабому запаху лошадиного пота, исходившего от него самого.