— Переменились они… — обреченно произносит брат.
В карету попадает еще один камень.
— Маленький бунт. Беспокоиться не о чем. Союзники не допустят, чтобы мне причинили вред. Они жаждут видеть меня на Эльбе беспомощным.
Когда мы останавливаемся в Мило, карету обступают сто с лишним человек, и даже брат настораживается.
«ТИРАН! ТИРАН!»
Наполеон распахивает дверцу. Выходит из кареты и во весь голос кричит:
— Вот он я, тиран!
И мгновенно наступает тишина. Мужчины переглядываются, потом один выходит вперед.
— Вы — император Бонапарт?
— Да.
— Тот самый, кто послал в Россию на смерть наших сыновей?
Брат снимает шляпу и склоняет голову.
— Я оплакиваю этих людей. Всех до единого.
— Да ты, как паршивый пес, ночью бежал из Москвы! — кричит кто-то.
— Да. Чтобы защитить свое королевство! А что бы вы стали делать, если наверху в вашем доме убивали ваших сыновей, а внизу грабили жен? Вы бы кого выбрали? Умирающих или живых?
Он делает шаг вперед, и разгневанные люди расступаются.
— Когда-то мной руководили тщеславие и честолюбие. Но в Россию со мной эти демоны не пошли. Я отправился на восток, чтобы преподать царю Александру урок, потому что тот, кто готов торговать с британцами, с таким же успехом в любую минуту мог вступить с ними в альянс против нас!
Он забирается на каменную скамью и продолжает:
— За каждого мужчину, женщину и ребенка, погибшего при моем правлении, я прошу прощения. — Он кладет руку на сердце. — Мне очень, очень жаль. Но их смерть не была напрасной! Казаки идут маршем по Елисейским полям, но Париж устоит. На улицах пруссаки, в Фонтенбло австрийцы, но ни одна вражеская армия не лишит французов их несгибаемого духа! Я выковал эту нацию в огне революции, и даже русские в Тюильри не отнимут у нас нашего предназначения!
Люди воодушевленно кричат, подбрасывая в воздух шляпы. В жизни не видела ничего подобного. Наполеон великолепен.
— Мы лучшая нация на земле! — страстно продолжает он. — Франция и без меня останется великой. Она никогда не забудет о своем достоинстве и гордости. — Он соскакивает со скамьи и требует у одного из австрийских солдат коня. — До Фрежюса я буду оба дня скакать верхом, — объявляет он. — Вождь нации должен с открытым лицом идти навстречу своей судьбе!
Мы отъезжаем, и на глазах у людей слезы, а один человек протягивает императору Библию.
— Вам в дорогу, — объясняет он. — Да хранит вас Господь.
Остаток пути до моря проходит в том же духе. Повсюду разгневанные, угрожающие расправой толпы, и солдаты коалиции с благоговением наблюдают, какую власть мой брат имеет над ними всеми. Когда наконец мы прибываем в порт, на причале ждут тысячи людей, и у всех кокарды в цветах Бонапарта — голубые с золотом.
Наполеон садится ко мне в карету, и Обри прыгает ему на колени. Раньше она никогда так не делала. Я прикрываю рот рукой, подавляя возглас удивления.
— Прощается, надо полагать, — роняет он.
— Шесть месяцев! — напоминаю я.
Брат не спорит, только передает Обри обратно.
Я смотрю на большой британский фрегат, который доставит его на Эльбу. На борту название — «Неустрашимый».
— Еще не все потеряно, — говорю я. — Взгляни на этих людей!
На причале такое столпотворение, что солдатам не без труда удается поддерживать порядок. Женщины рвутся хоть одним глазком взглянуть на своего «Бони» — так его здесь называют. Мужчины тоже жаждут видеть своего трагического героя. Я лезу в ридикюль и достаю тяжелый шелковый кошелек. Протягиваю ему.
— Вот, это тебе. Здесь хватит, чтобы собрать армию. — Он пытается сунуть мне назад фамильные драгоценности Боргезе, но я отказываюсь. — Когда останешься один, зашей их за подкладку своей шинели. Неизвестно, как еще все сложится.
Он достает из кармана письмо и протягивает мне. Оно адресовано Жозефине.
— Вот, написал в Фонтенбло, — говорит он.
Я читаю письмо, и у меня начинают дрожать руки.
«Мой мозг и моя душа вмиг освободились от неимоверного груза. Падение мое велико, но, как говорят, все к лучшему. В уединении я сменю шпагу на перо. История моего царствования будет познавательной. До сих пор мир видел меня лишь в профиль, теперь же я предстану перед ним во весь рост. Сколько всего мне предстоит открыть; сколько тех, о ком сложилось ложное представление.
Я осыпал всякими благами миллионы неблагодарных, и все они меня теперь предали. Да, все. Из этого числа я исключаю любезного Евгения, который оказался достоин и тебя, и меня. Прощай, Жозефина.
PS. Жду от тебя известий на Эльбе. Здоровье мое неважное».
— «Здоровье мое неважное», — повторяю я вслух.
На глаза брата наворачиваются слезы, а у меня разрывается сердце. Никогда я не видела Наполеона плачущим, даже в детстве.
Он распахивает дверцу экипажа и подает мне руку. От ликования, охватывающего толпу при его появлении, можно оглохнуть. Солдаты ведут нас к причалу, на котором он когда-то стоял после завоевания Египта.
— Прощай, Паолетта. — Он прижимает мою руку к сердцу. — Передай маме, я ее люблю.
Он ступает на сходни, пушки фрегата бьют салют из двадцати одного залпа в честь недавнего правителя могущественной империи, а у меня по лицу катятся слезы.
Глава 30. Поль Моро
Вилла Лозер
Май 1814 года
Торговец произведениями искусства покачивает головой и присвистывает. Он во второй раз обходит коллекцию, занимающую все парадную гостиную виллы Лозер.
— Редкие вещицы. — Он неспешно затягивается из трубки. — Очень даже редкие. И все это вам оставила княгиня Боргезе?
— Вы же видели письмо! — негодую я. — Написано ею собственноручно.
Он поглаживает темную бородку и рассматривает коллекцию: мраморные статуи, картины, античные вазы и древнеегипетские резные сосуды из алебастра. Последние — самые ценные из собрания Полины. Как раз месье Дион и продал ей некоторые из этих вещей, и теперь он же купит их назад.
— И сколько она рассчитывает за все это выручить?
Я протягиваю ему второе письмо. На этот раз оно запечатано воском и скреплено ее личной печатью. Полина намерена отправиться на Эльбу — островок размером восемнадцать на двенадцать миль, — и, насколько я ее знаю, надеется подтолкнуть его к продолжению борьбы. Но для этого ему понадобятся деньги. Она не умеет признавать поражение.
Месье Дион открывает письмо и сдавленно хмыкает.
— Она с ума сошла? Это же немыслимая сумма! — Я молчу. — Пятьдесят тысяч ливров! Она шутит, что ли?
— Ее высочество шутит редко.
Он еще раз рассматривает коллекцию, и на сей раз гладит обеими руками мраморную Исиду. Имея пятьдесят тысяч ливров, Полина могла бы дать новую жизнь Сан-Доминго. Отстроить беднейшую часть острова, дать каждому ребенку образование и ремесло. А вместо того эти деньги будут растрачены на кровопролитные войны ее брата. Ими будет финансироваться не жизнь, а смерть.
— Стало быть, пятьдесят тысяч ливров, — повторяет месье Дион в расчете на то, что я стану торговаться.
Но коллекция не моя, а скоро она перестанет быть и моей заботой. Мои деньги лежат в банке Обор, скоро я их заберу оттуда и уеду на Гаити.
Он опять вынимает трубку и усаживается на любимой хозяйской кушетке.
— Занятно, должно быть, вам было служить у ее высочества камергером. И в театр ходить не нужно.
— Это точно. Как первый ряд партера, — подыгрываю я.
Он смеется.
— Эксцентричная особа, не правда ли? Каждое утро — молочная ванна, каждую неделю — новый любовник. Говорят, она намерена перебраться к брату на Эльбу. Поэтому, наверное, все и продает?
Ответа от меня он не ждет, и я молчу.
— Вот вы мне скажите, — продолжает он, и я уже знаю, что сейчас мне будет предложено раскрыть какую-нибудь тайну. — Неужели император действительно сказал, что скорее увидит своего сына мертвым, чем воспитанным австрияками?
Ну, это-то ни для кого не секрет.
— Да, так и было.
Он вынимает трубку и раздумывает.
— И откуда только берется такое честолюбие?
Я сижу в кресле напротив.
— Наверное, у них это врожденное, месье.
— У всей семьи? Или их так мама с папой воспитали?
Я представляю себе королеву-мать, вышагивающую по дворцовым залам, в черном с головы до ног, и не верю, что она могла осознанно растить из своих детей страстных политических борцов. Но муж ее умер от рака, когда Наполеону было шестнадцать. Может быть, это несчастье ее как-то переменило?
— Насколько мне известно, папаша там был отчаянный игрок, — говорю я. — Он их оставил без гроша в кармане. Императору как раз и пришлось кормить семью.
— Что ж, бедность может на многое толкнуть. — Он опять оглядывает прекрасное собрание ценностей, выставленное на продажу, и на его лице отражаются противоречивые чувства. — Она этими вещами очень дорожила, не так ли?
— Они — ее страсть.
— И все это она готова отдать ради Наполеона? — спрашивает он.
— И это, и многое другое.
Глава 31. Мария-Луиза
«Государствам коалиции не отнять у меня проделанной мною огромной работы на благо общества: ни проложенных через Альпы дорог, ни слитых воедино морей. Куда бы они ни ступили с намерением что-либо благоустроить — я уже там побывал. Они не смогут отнять у меня разработанного мною лично кодекса законов, который послужит и будущим поколениям».
"Избранница Наполеона" отзывы
Отзывы читателей о книге "Избранница Наполеона". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Избранница Наполеона" друзьям в соцсетях.