— Я должен ее догнать! — воскликнул Кельвин.

И, не отдавая себе отчета в том, что делает, пришпорил своего коня.

В полдень сделали привал, чтобы напоить лошадей и дать им немного отдохнуть.

Яхан собрался было купить в деревне, возле которой они остановились, что-нибудь поесть, однако Кельвин сказал, что есть он не хочет, только пить.

Хотя он не успел позавтракать, голода не чувствовал.

У него было одно желание — как можно скорее догнать Серафину.

В таком же спокойном темпе, какой взяли с самого начала, они продолжали свой путь весь день, который выдался довольно жарким. Когда лошади начали уставать, Кельвин понял, что скоро стемнеет. На лице его появилось озабоченное выражение, что заставило слугу с тревогой взглянуть на него.

В каждой деревне, мимо которой они проезжали, Кельвин справлялся о том, не проезжала ли здесь двуколка с госпожой, и неизменно получал утвердительный ответ.

На окраине маленького городка они увидели гостиницу при почтовой станции.

Такие гостиницы можно было встретить в Индии повсюду. Их строили специально для европейцев, с тем чтобы те могли при необходимости переночевать.

Иногда они были довольно внушительных размеров, но эта оказалась совсем маленькой, и Кельвин с первого же взгляда понял, что в ней всего две спальни и общая столовая.

На заднем дворе имелась хижина для хозяина гостиницы и конюшня.

Гостиница эта располагалась в саду, где росли яркие, необыкновенные цветы.

— Придется остановиться здесь, — сказал Кельвин слуге.

Войдя в калитку, он задал себе вопрос, где остановилась Серафина.

Оставалось надеяться, что у Амара хватило ума найти для нее какую-нибудь приличную гостиницу.

По дороге Кельвин не оставлял без внимания и те гостиницы, в которых они с Серафиной останавливались по пути в Удайпур, в надежде увидеть ее там, хотя он понимал, что это маловероятно.

Если бы она там остановилась, ей наверняка пришлось бы объяснять, почему она путешествует одна.

Кроме того, могло случиться и так, что хозяева тех гостиниц, в которых Серафина останавливалась вместе с Кельвином, посчитав ее появление без мужа несколько странным, под каким-нибудь предлогом задержали бы ее.

«Скоро мы ее догоним», — подумал Кельвин, объезжая гостиницу, чтобы поставить лошадь в конюшню.

Подъехав к ней, он глазам своим не поверил — двуколка!

Лошадь из нее уже выпрягли, оглобли лежали на земле. Кельвин спешился и увидел, что из дверей конюшни на него смотрит Амар.

— Амар! — позвал он. — Где госпожа?

— Она легла, сагиб. Как хорошо, что вы приехали!

Кельвин с облегчением вздохнул.

Все! Спешить теперь больше некуда.

Он нашел ее!

— Как себя чувствует госпожа? — спросил он.

— Немного устала, сагиб. Дорога была длинная.

— Что верно, то верно!

— Мы несколько раз меняли лошадей, — объяснил Амар. — Пришлось заплатить много рупий, но госпожа сказала, что это не имеет значения.

— Да, это не имеет значения, — машинально повторил Кельвин и направился к гостинице.

Хозяин с многочисленными церемониями проводил его в маленькую узенькую спальню, где стояли легкая кровать местного изготовления, стол и стул. Все остальное путешественники в Индии обычно возили с собой.

— Другую спальню занимает госпожа, — пояснил хозяин, хотя никто его об этом не спрашивал.

— Я знаю, — кивнул Кельвин.

В этот момент в комнату вошел Яхан с одеялом, которое захватил с собой.

Он развернул его. Внутри оказалась чистая рубашка, кое-что из одежды, коробка с бритвенными и туалетными принадлежностями.

В первый раз с тех пор, как они выехали из дворца, Кельвин почувствовал голод.

И еще он заметил, что весь с головы до ног покрыт слоем пыли, которая летела из-под копыт лошади.

— Я хочу умыться, — бросил он.

Неподалеку от спальни находился умывальник, рядом стояли ведра с водой.

Замерзший и голодный, Кельвин вошел в спальню, завернувшись в полотенце, и увидел на кровати длинный голубой халат, тот, что сэр Энтони заставил его купить в Сент-Джеймсе, — Яхан и его прихватил с собой.

Кельвин надел халат, а Яхан подал ему обед и бутылку прохладного индийского пива, которую только что достали из погреба.

Кельвин принялся за еду, абсолютно не ощущая ее вкуса.

Когда Яхан наконец вышел и он остался один, то несколько минут раздумывал, что предпринять.

Потом напомнил себе, что прошлой ночью, когда Серафина спала, он не стал ее будить и вышел, совершив тем самым большую ошибку.

Если она случайно узнает, что он здесь, то может опять убежать, значит, нужно во что бы то ни стало этого не допустить.

С этой мыслью Кельвин вышел в столовую, которая располагалась между двумя спальнями.

Свет в ней не горел, и видно было, как из-под двери комнаты, которую занимала Серафина, пробивается тоненькая полоска света.

Кельвин от всей души надеялся, что жена его пока не легла спать. Иначе если она вдруг проснется и увидит его, то может испугаться.

Он тихонько постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.

У кровати, над которой висела москитная сетка, стоял столик. На нем горела одна-единственная свеча.

Радом с кроватью стояла на коленях Серафина.

Она не слышала, как открылась дверь, а потому не знала о присутствии Кельвина, и он имел возможность некоторое время понаблюдать за ней.

Она молилась, закрыв лицо руками.

Прошло несколько секунд. Наконец, видимо, почувствовав, что в комнате кто-то есть, Серафина обернулась, и Кельвин увидел, что слезы бегут у нее по щекам.

Некоторое время она, не шевелясь, молча смотрела на него своими огромными глазами.

— За кого вы молитесь, Серафина? — тихо спросил Кельвин.

— За… вас, — машинально ответила она.

— И плачете из-за меня? — спросил он.

Серафина порывисто вскочила.

Она была похожа на ребенка, которого застали на месте преступления, когда он что-то натворил, и теперь ждет, что его накажут.

Сквозь полупрозрачную ночную рубашку из тончайшего батиста виднелось ее стройное тело.

— Ложитесь в постель, Серафина, — тихо попросил Кельвин. — Я хочу с вами поговорить.

Она, послушно откинув края москитной сетки, легла на кровать.

Кельвин задул свечу и закрыл окно.

Пока он занимался своим туалетом и ужинал, наступила ночь и на небе высыпали звезды.

Взошла луна, ярко осветив маленькую полупустую комнату своими серебристыми лучами, и Кельвин увидел лицо Серафины отчетливо, как днем.

Под головой у нее была только одна подушка, и укрыта Серафина была лишь тоненьким одеялом.

Хрупкая и маленькая, она показалась Кельвину каким-то сказочным существом. На секунду он даже подумал, что все происходящее сон и Серафина ему только снится.

Он присел на край кровати. В глазах ее с мокрыми от слез ресницами не было страха, лишь тревога и беспокойство.

— Я думал, что никогда вас не догоню, — заметил Кельвин.

— Я же писала вам… чтобы вы не ехали… за мной.

— Мне необходимо было это сделать.

— П… почему?

— Есть одна причина. Кстати, то, что вы написали в письме, неправда.

— Неправда? — переспросила Серафина.

— Вы написали, что теперь у меня в жизни есть все, что я хочу.

— Но ведь это и в самом деле так! Дядя ваш… умер, и вы… богаты!

Последнее слово она выговорила с трудом.

— И тем не менее мне нужно еще кое-что, — сказал Кельвин. — Гораздо более важное, чем то, о чем вы только что сказали.

— Что же… это?

— Вы!

Она вздрогнула, однако не проронила ни слова.

— Я хочу вам кое-что сказать, Серафина, и должен был сделать это раньше.

— Что… именно?

— Когда я зашел к вам в комнату вечером после нашей свадьбы, я ожидал увидеть эдакую мощную девицу, похожую на своего отца.

Он улыбнулся.

— А кого я обнаружил? Маленькую испуганную девочку.

В голосе его прозвучали такие нотки, которые заставили Серафину опустить глаза.

— Я старался быть с вами добрым, внимательным, — продолжал Кельвин. — Убеждал самого себя, что вы нуждаетесь в помощи и защите. И мало-помалу влюбился в вас.

— Это… неправда! — едва выдохнула Серафина.

— Нет правда! — воскликнул Кельвин. — И в первый раз убедился я в этом, когда во время шторма вы прижались ко мне. А потом, когда мы с вами разговаривали на палубе корабля, я понял, что должен не только защищать вас, но и заниматься самообразованием, чтобы не отстать от вас.

Серафина легонько взмахнула рукой, словно хотела возразить, однако промолчала.

— С каждым днем я влюблялся в вас сильнее и сильнее, — продолжал Кельвин. — Это не вы постоянно чего-то боялись, Серафина, а я! Я ужасно боялся, что вы отдалитесь от меня, если я вдруг каким-то образом разрушу доверие, которое, как мне казалось, вы начинали мне оказывать.

Она взглянула на него, и Кельвину показалось, что глаза ее полны та кого яркого огня, словно в них отражаются тысячи свечей.

— И когда я увидел, как вы сидите в своем нарядном розовом платье на палубе, нежно прижимая к себе девочку-индианку, которая сломала руку по вине нашего солдата, — продолжал он, — я понял, что вы являете собой все, о чем мужчина может только мечтать.

По телу Серафины пробежала дрожь, однако не страх был тому причиной.

— Когда вы спасли маленького принца, — добавил Кельвин, — и я увидел, как вы идете ко мне сквозь стену огня, я понял, что если потеряю вас, то потеряю все, что имеет для меня в этой жизни какое-то значение.

Серафина слушала его, и ей казалось, что она слышит странную и чарующую музыку.