Сбросив в себя куртку, он расстилает ее на земле и жестом приглашает меня садиться. Порадовавшись, что на мне мои любимые потертые джинсы, я усаживаюсь и оставляю место для него.

Крис открывает вино, садится на холодную землю рядом со мной и делает большой глоток прямо из бутылки.

– На, выпей, – говорит он, предлагая вино мне. – Это отцовское вино, то, что по десять тысяч долларов за бутылку. Хорошая штука. Попробуй, не пожалеешь.

Зная, что это для него важно, я беру бутылку и отпиваю немножко. Легкий сладкий вкус взрывается на языке, и он был бы бесподобен, если бы не был пропитан горечью от отцовского пьянства и их разрыва.

Крис делает еще один большой глоток и снова предлагает мне. Я вскидываю руку.

– Нет, спасибо. – Я просто не могу этого вынести.

– Есть еще кое-что, чего я тебе не рассказал, – говорит он.

В его глазах я читаю, что это «еще кое-что» – не мелочь, а нечто серьезное. Я хватаю бутылку, делаю глоток, потом отдаю ему.

– Несчастный случай, который убил мою мать, произошел в нескольких милях отсюда. – Он отпивает еще вина, потом ложится на землю, в одной руке держит бутылку, а другой прикрывает глаза. – И я был в машине.

Дыхание застревает у меня в горле. Он был маленьким. Слишком маленьким, чтобы видеть, как умирает мама прямо у него на глазах. Я была уже взрослая, и то еле пережила такую потерю.

– В нас врезался грузовик, – продолжает Крис. – У водителя случилась диабетическая кома, и он потерял сознание. Он пересек разделительную полосу и ударил нас прямо в лоб. Железо пробило ветровое стекло. – Он ненадолго смолкает, дыхание у него неровное. – Я сидел сзади, был пристегнут ремнем безопасности, и мы с отцом остались относительно невредимыми… но я помню стекло и кровь. Я не должен бы помнить, потому что был еще слишком мал, но помню. Я ясно помню, как мама истекала кровью, а отец кричал, плакал и умолял ее дышать.

Слезы текут по моим щекам, и я вытираю их. Минуты идут, но Крис не двигается. Он лежит, прикрыв лицо ладонью, с бутылкой вина в руке. И я понимаю, что сказать тут нечего, можно только сделать.

Я встаю и беру его за руку.

– Поднимайся, пошли со мной.

Он убирает руку с лица, и я вижу его покрасневшие глаза, вижу слезы, которые он прятал от меня.

– Куда мы идем? – спрашивает он.

– В дом. – Я тяну его за руку. – Я кое-что тебе покажу.

– В доме? – Он не двигается с места. – Где ты никогда раньше не была?

– Вот именно. Пошли.

– Ладно, – соглашается он и, к счастью, встает на ноги, делает глоток вина и выбрасывает бутылку. – Интересно, что же это? – В глазах у него любопытство.

Это уже хорошо, гораздо лучше, чем боль. Значит, моя уловка работает.

Мы пересекаем лужайку и направляемся к входной двери. Большое тело Криса напряжено, когда он отпирает дверь и жестом приглашает меня войти.

Просторный холл вымощен камнем, и мой взгляд скользит к лестнице слева. Деревянный балкон тянется вдоль всего второго этажа, и я восхищаюсь бесподобной люстрой, свисающей из центра сводчатого потолка.

Как только Крис закрывает дверь, я шагаю вплотную к нему.

– Раздевайся, – приказываю я.

На лице у него отражается потрясение.

– Что?

Я с трудом сдерживаю улыбку.

– Сейчас ты прямо как я. – Я складываю руки на груди и пытаюсь выглядеть так же авторитарно, как он всегда.

– Ты слышал. Снимай одежду.

Выражение лица у него начинает смягчаться, искорки веселья вспыхивают и понемногу начинают вытеснять из глаз страдание.

– Давай-ка разберемся. – Он тычет в меня пальцем. – Ты приказываешь мне раздеться.

– Именно так.

Он с минуту изумленно таращится на меня, потом смеется. Обняв, бормочет на ухо:

– После тебя, детка. Таково правило, пора бы уж тебе знать.

– Гм, – отвечаю я, и он чуть отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

– Гм?

Я играю с пружинистой прядкой его волос у воротника.

– Гм, – повторяю. – Я никогда не понимала и не понимаю это правило. Боюсь, тебе придется меня отшлепать, чтобы до меня дошло.

Глаза его жарко вспыхивают, и с низким рыком он подхватывает меня на руки и несет, как я предполагаю, в нашу новую спальню. Там мы и переживем эту бурю.


На следующее утро я просыпаюсь и тут же ощущаю приятную ноющую боль в теле после вчерашнего вечера с Крисом. Я улыбаюсь и протягиваю к нему руку, но обнаруживаю, что его половина постели пуста. Вспомнив, какой сегодня день, резко сажусь, оглядываю затейливую спальню с мебелью красного дерева и убеждаюсь, что Криса нет. Я протягиваю руку за телефоном и бросаю взгляд на время – восемь часов. Интересно, спал ли он вообще.

Потом вижу клочок бумаги на подушке рядом со мной: нарисованная от руки карта, как мне найти Криса в этом огромном лабиринте замка. Я спешу в ванную, чтобы почистить зубы и умыться, и с восхищением смотрю на величественную викторианскую ванну на когтистых лапах, стоящую прямо посреди ванной. Не потому что она великолепна, хотя это правда, но потому что мы с Крисом прошлым вечером интересно провели время в ней.

Я быстренько привожу себя в порядок, выуживаю из чемодана тапочки, халат и хватаю карту. Меня не удивляет, что два коридора и несколько дверных проемов и проходов, которые я миную, заканчиваются длинной лестницей. Похоже, парижане любят строить многоэтажные сооружения. Что ж, ничего не имею против. Похоже, все французское начинает мне нравиться.

Я обнимаю себя, потому что в доме прохладно, спускаюсь на пятнадцать ступенек в тускло освещенную комнату и ахаю. Крис стоит у стены и трудится над фреской дракона, такой же, как та, что у него в кабинете, и повсюду вокруг него изображения драконов на мольбертах. С восхищением оглядывая картины, я вижу прогресс юного художника, который теперь превратился в мастера. Тут есть работы, в которых он вложил частичку себя; частичку, которой не хочет ни с кем делиться, иначе давно бы уже продал их на благотворительных аукционах. Но он готов поделиться ею со мной.

Крис кладет кисть на столик у стены, на которой рисует, и поворачивается ко мне лицом. Я подхожу и обнимаю его.

– Ты даже не представляешь, что это для меня значит – увидеть эту часть тебя.

– А ты даже не представляешь, как много для меня значит, что ты здесь. – Он наклоняет голову в сторону фрески. – В прошлом году я приезжал сюда один и начал ее. Так я пытался пережить этот день. Но не вышло. Этот дом, все, что с ним связано, все равно поставили меня на колени.

– Но тебе не потребовалась Изабель, – подчеркиваю я.

– Нет. Она мне не потребовалась. И больше никогда не потребуется. Знаешь, как я это понял? Когда этой ночью лежал в постели и смотрел, как ты спишь, то почувствовал такой душевный покой, какого никогда не испытывал. Тогда я решил, что ты – вот та, что поставит меня на колени. Та, что изменит для меня значение этого дня.

– О чем ты говоришь? – мягко спрашиваю я. – Я не понимаю.

Крис опускается на колено.

– Выходи за меня, детка. Будь моей женой и проведи всю оставшуюся жизнь, рисуя со мной драконов. Я знаю одного ювелира в Сан-Франциско. Мы закажем изумительное кольцо и…

Я тяну его вверх и целую.

– Плевать мне на кольцо. Мне нужен только ты. Да, я выйду за тебя.

Он вскакивает на ноги, сгребает меня в охапку и целует. И я наконец осмеливаюсь поверить, что ничто никогда не сможет нас разлучить.

Эпилог


Где-то в Италии…

Я бегу по темной улице, отчаянно ища телефон. Мне надо дать кому-нибудь знать, что я Элла Фергюсон, а вовсе не та личность, которая указана в моем паспорте. Я не могу позвонить Саре, не подвергнув ее опасности, а это значит, что мне придется позвонить «ему». Я не хочу «ему» звонить. Но у меня нет другого выхода.

Взгляд мой цепляется за освещенную витрину магазина, и я мчусь к ней. Влетаю в двери маленького винного магазинчика, тяжело дыша, и лихорадочно оглядываю стеллажи с бутылками. Есть тут кто-нибудь живой? Наконец появляется пожилой мужчина, и я кидаюсь к нему.

– Телефон! Пожалуйста! Можно мне воспользоваться телефоном? Это срочно.

Он говорит что-то на итальянском, но я не понимаю и меня охватывает отчаяние.

– Телефон? – повторяю я и подношу руку к уху. В его глазах, кажется, мелькает понимание.

Облегчение омывает меня, когда он жестом показывает в сторону задней комнаты, где меня не будет видно из окна. Он протягивает мне аппарат, и я набираю код оператора.

– Алло! Здравствуйте! Мне нужно сделать звонок с оплатой получателем. Международный.

– Нет! Нет! – восклицает мужчина, явно зная по крайней мере одно слово по-английски. Я пытаюсь отскочить, но он хватает меня за руку и отнимает единственный мой шанс позвать на помощь.

– Постойте, – умоляю я. – Он с оплатой получателем – бесплатный. Это ничего не будет вам стоить.

Он качает головой:

– Никаких международных звонков.

Колокольчики на входной двери звенят, и сердце у меня подскакивает к горлу. Я лихорадочно оглядываюсь в поисках выхода. Заметив заднюю дверь, распахиваю ее и выскакиваю в темный переулок между домами. Холодный воздух ударяет мне в лицо. Я припускаю бегом, больше страшась того, что будет, если они поймают меня, чем того, что может ожидать меня в темноте.

Потом дверь позади меня со скрипом открывается и ударяется о стену.

Я бегу быстрее. Я должна убежать.

Что-то твердое, вроде кирпича, ударяет меня в спину, я вскрикиваю, спотыкаюсь и лечу вперед. Пытаюсь выставить руки, но получаю еще один удар в спину и плашмя падаю на асфальт. Голова ударяется о тротуар, перед глазами все плывет. Нет! Я изо всех сил сопротивляюсь окутывающему меня туману… но он сильнее меня.