– Твоя мама была так благодарна, хотя ты и была вся покрыта сахаром и крошками, но, наконец-то, перестала плакать. После этого она навещала нас каждый раз, когда вы вдвоем приезжали в город. Я узнала, какой сильной она была, как усердно трудилась в одиночку, чтобы обеспечить вас хорошим, надежным домом. Она никогда не сдавалась, и ты такая же.

Теперь я не могу сдержать слез.

– Хотела бы я, чтобы она могла быть сейчас тут, – шепчу я. – Хотела бы…

Нона протягивает руку и касается моей щеки:

– Она любила тебя, Грэйси. А любовь никогда не умирает.

В конце смены я отдаю работникам кухни их долю от моих чаевых и получаю еще один раунд подбадриваний, типа: «В путь», «Ты станешь звездой», «Не забудь нас, когда будешь знаменита», а бонусом – поцелуй от Ноны.

– Не переживай, – говорит она, когда я иду домой – вверх по лестнице за рестораном Джованни, в квартирку на верхнем этаже.

Последний год я живу прямо над рестораном. Квартирка насквозь пропахла итальянской едой, но когда мне нужно было куда-то переехать, ди Фиорес предложили мне это место по невероятно хорошей цене. Еще один их бескорыстный поступок в отношении меня. Джованни сказал, это для того, чтобы у меня больше никогда не было оправданий для опозданий, но я опоздала на работу лишь однажды и всегда знала, что Нона очень волнуется каждый раз, когда мне приходится уходить с работы после полуночи и ехать домой на автобусе. Она, и правда, как приемная мама – мне очень повезло, что меня приняли в эту любящую, немного беспокойную и очень шумную вторую семью.

До меня все еще доносится их смех, успокаивающий гул голосов, и я начинаю готовиться ко сну. Дочь Ноны и Джованни – Кармелла – за соседней дверью накрывает стол, к ней присоединяются ее муж Фред и несколько других поваров, чтобы выпить вина и закусить. У меня есть постоянное приглашение присоединиться к ним, и когда я прихожу, они обращаются со мной как с одной из своих.

Мне повезло. После смерти мамы я чувствовала себя так, будто у меня никого нет. Я была так потеряна и одинока. И тогда ди Фиорес дали мне больше, чем просто работу, больше чем семью – они дали мне очередной шанс исполнить свои мечты. Без денег, которые я зарабатывала в ресторане «У Джованни», я бы никогда не смогла заплатить за колледж – даже за общественный колледж, который Лидия-Модные-Штаны подняла на смех – а без их поддержки и одобрения я бы никогда не смогла продолжить обучение и заниматься искусством.

Я чищу зубы и смотрю на одну из картин моей мамы. Пейзаж Оклендских холмов: покачивающаяся зеленая трава и деревья, словно ожившие и двигающиеся от дуновений невидимого бриза. Эта квартирка маленькая, но домашняя, похожа на ту, где я жила в детстве. Отец бросил маму, когда она была беременна, так что мы вдвоем жили на ее зарплату работающей матери-одиночки, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мы стеснены в средствах.

Я научилась у мамы трюкам, как создавать красоту и не тратить при этом деньги. У меня есть несколько живых растений в небольших горшках у окон, и я использую много ярких цветов и тканей для декорирования всего помещения. Я выплюнула зубную пасту и вернула щетку в футляр, который по форме напоминает океанскую волну. «Это мелочи», – так всегда говорила моя мама, и я воспринимала их близко к сердцу.

Любовь моей мамы продолжает жить, и я знаю, то, что сказала Нона – правда, но я скучаю по возможности слышать мамин смех и видеть ее улыбку, видеть то, как она загоралась, когда в дни бесплатных посещений бывала в городских музеях, как она часами стояла перед картинами или скульптурами.

«Посмотри на эту линию, Грэйс, как она разделяет свет на тень. – Она научила меня находить точку энергии в полотнах, где все линии, казалось, сходились и расходились. – Вот где скрыт смысл».

Я надела пижаму и в очередной раз с восхищением посмотрела на разнообразные коллажи на стенах – картинки, которые я прикупила в Чайна-тауне или у уличных торговцев на арт-ярмарках. Мама любила искусство ради искусства, а не потому, что тот или иной предмет был известным. Она научила меня верить, что если какое-то творение меня тронуло или зацепило, то этого достаточно.

Больше всего я скучаю по тому, как наблюдала за работой мамы в гостиной, когда старая простыня была накинута на нашу мебель из комиссионного магазина, а на мамином лице, когда она рисовала, было одно выражение – сконцентрированное блаженство. Мне нравится думать, что и мое лицо выглядит так же, когда я творю. Давненько я не чувствовала вдохновения. Я была не в состоянии рисовать, с тех пор как она умерла, словно с ее утратой и из моих работ ушла радость.

Как только я залезла под одеяло, мой телефон тренькнул. Должно быть, я пропустила звонок, когда прибиралась после смены. Я хватаю его, снимаю с ночного режима и смотрю на светящийся экран.

У вас одно новое сообщение...

Я захожу на голосовую почту и нажимаю кнопку «воспроизвести», и когда я прослушиваю, мое сердце подскакивает к горлу. Это ассистент Лидии из аукционного дома!

– Мисс Беннет? Поздравляем. Пожалуйста, подъезжайте завтра к девяти утра, чтобы начать работу на новой должности.

Да!

Я прослушиваю сообщение три раза подряд, просто чтобы убедиться, что не сплю, я так широко улыбаюсь, что лицо начинает сводить. У меня получилось! После всех трудов, всех переживаний, у меня наконец-то прорыв.

Я возвращаюсь в кровать и даю волю воображению. Сначала эта стажировка, а потом – кто знает? С такой работой и достаточным практическим опытом в моем резюме, я смогу стать оценщиком или покупателем в одном из самых престижных и уважаемых аукционных домов мира. Больше не нужно будет перебиваться от зарплаты до зарплаты.

Наконец-то мои дела пойдут в гору.

ГЛАВА 3

Я рано приезжаю к большим золотым воротам «Кэррингерс» – ровно полдевятого. Никакого придурка-таксиста, никакой пробежки на каблуках, никакого растекшегося макияжа. Это мой шанс показать им, что они приняли правильное решение. Когда я подхожу ко входу, мой мобильный издает писк.

«Удачи! Срази их наповал!»

Это от моей подруги Пэйдж, соседки по комнате из Тафтса, превратившейся в подельницу. Мы не теряли связь после моего ухода, но теперь она работала в Лондоне, и наша дружба протекала по скайпу или смс. И все же, я рада ее подбадриванию.

«Спасибо! – отправила я ответ. – Мне она понадобится».

Соленый ветер океана пробирается под тонкое черное платье, но я замедляюсь перед входом, чтобы вернуть невозмутимость. Я оглядываюсь по сторонам на утреннюю суетливость толпы и задумываюсь, увижу ли вчерашнего парня с телом, как у статуй работы Микеланджело. Он должен работать где-то неподалеку, верно?

Без пятнадцати девять я открываю двери. В холле никого, кроме озирающегося долговязого мужчины в дизайнерском костюме. Он подходит ко мне, выглядя напряженным.

– Грэйс?

– Да, привет! – я протягиваю руку. – Я так рада быть здесь и очень взволнована.

– Очарован. Я Стэнфорд, следуй за мной, – произносит он, открывает дверь и ведет меня вниз по лестнице. – Я отвечаю за новичков.

Я следую за ним, когда он спускается вниз в подвал. Лестница жуткая: голый бетон и металл – ничего общего с роскошными лестницами верхних этажей.

– Здесь мы получаем наши бейджи? – спросила я нервно.

– О чем ты, милая? – он ведет меня по темному коридору и включает свет. Я смотрю на кладовку за ним, забитую ведрами, швабрами, спреями и полным ассортиментом тряпок и губок. – Вуаля! Ты можешь приступать к работе прямо сейчас.

Подождите, что?

– Думаю, здесь какая-то ошибка, – говорю я смущенно. – Вы уверены, что я должна быть здесь? Стажировка…

– Лидия оставила инструкции, – пожимает плечами Стэнфорд. – Прости. Сначала ты должна подмести холл.

Его телефон начинает звонить.

– Мне нужно идти. Добро пожаловать в «Кэррингерс»!

Он уходит, и я чувствую, как к горлу начинает подступать ком еще до того, как из жуткого коридора перестает доноситься звук его шагов. Я оглядываюсь по сторонам. Это какая-то проверка? Или шутка? Зачем им так поступать? Нет, что-то не так. Это, должно быть, ошибка.

Я возвращаюсь назад в холл и нахожу кабинет Лидии.

Перевожу дыхание и стучусь.

– Да?

Распахиваю дверь и обнаруживаю Лидию, уютно сидящую на диване и попивающую чай с Челси, светленькой девушкой с собеседования – той, которая хвасталась, что стажировка у нее в кармане.

Я остановилась в замешательстве.

– Я, э-э, по поводу стажировки, – говорю я, чувствуя себя так, словно стою на краю скалы и вот-вот упаду. Что-то определенно не так.

Челси смеется.

– О чем ты говоришь? Стажировка – моя.

Я поворачиваюсь к Лидии, игнорируя Челси.

– Вчера вечером ваш ассистент позвонил мне по поводу работы, – говорю ей. Я слышу мольбу в своем голосе, но не могу сдержаться. – Вот, послушайте.

Я проигрываю сообщение через динамик, чтобы все могли слышать, и впервые я рада, что никогда не удаляю голосовые сообщения.

– О, Боже, – Лидия выглядит слегка сочувствующе. – Прошу прощения, Мисс Беннет. Мой ассистент должен был предложить вам должность клерка – работа с документами, легкая уборка, помощь с доставками и тому подобное.

Мое сердце обрывается.

– То есть меня не взяли на стажировку?

– Нет.

Я кусаю себя за внутреннюю часть щеки, чтобы сдержать подступившие слезы. Я так и знала! После всей моей радости и поздравлений, это оказалось лишь большой ошибкой.

– Простите, что отняла ваше время, – говорю я, радуясь, что голос звучит твердо. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Лидия меня окликает:

– Так вам не нужна работа?

Я остановилась.

– Вы имеете в виду, уборщицей?

– На должности клерка, – исправляет меня. – Может это и не то, на что вы надеялись, но она оплачиваемая, к тому же в штате «Кэррингерс». И кто знает? Может, это первый шаг, и для вас откроются двери, – говорит Лидия. – Вы говорили, что готовы заниматься всем, не так ли?