Мэри Бэлоу - Искусная в любви

«Он может погубить тебя, если только ты прежде не завладеешь его сердцем».

Она была не в состоянии заставить себя сделать это.

И там, да, там, думала Виола, переводя глаза вниз, она бежала навстречу его раскинутым рукам со смехом и пронзительным криком и поцеловала его со всей страстью, которую безжалостно подавила несколько минут назад. Это был один из тех волшебных моментов – такой же, как соревнования по метанию во время праздника, танец вокруг майского дерева и поцелуй в тени старого дуба. Еще одно короткое воспоминание, которое должно утешить ее в будущем. Поймать в сети его сердце было бы нетрудно, но еще легче было потерять собственное.

У нее за спиной открылась дверь.

– Ханна, герцог Трешем только что прибыл из Лондона.

– Да, мисс Ви. – Ханна, конечно ничуть не удивилась.

– Он узнал меня.

– Узнал, голубка?

Виола сделала глубокий медленный вдох.

– Можешь упаковывать мои вещи, Ханна, да и свои тоже, – сказала Виола.

– И куда мы пойдем? – спросила ее горничная.

Последовал медленный вдох, который не скрыл дрожи в ее голосе, когда она заговорила:

– Пока не знаю, Ханна, мне нужно подумать.

– Пойдем в библиотеку, – сказал Фердинанд и первым направился туда. Он чувствовал легкое смущение, так как был застигнут в тот момент, когда возвращался после прогулки с Виолой Торнхилл, словно жить под одной крышей с одинокой молодой леди и быть на дружеской ноге с ней было самым естественным делом. Он налил брату вина.

Трешем взял бокал и начал задумчиво крутить его пальцами.

– Да, ты попал в хорошенькую переделку, – высказал он наконец свое мнение.

Фердинанд снова почувствовал раздражение. Он был на три года моложе брата, и Трешем всегда вел себя деспотично, особенно после того, как ему исполнилось восемнадцать лет и он унаследовал титул и все вытекающие из этого преимущества. Фердинанд уже не был мальчиком, которого можно безнаказанно критиковать и бранить – особенно в его собственном доме.

– А что мне оставалось делать? – поинтересовался он. – Выгнать ее на улицу? Она убеждена, что «Сосновый бор» принадлежит ей, Трешем. Бамбер – то есть отец Бамбера – обещал подарить ей это имение.

– Ты спишь с ней? – поинтересовался брат.

– Я… Боже! – Фердинанд сжал кулаки. – Разумеется, я не сплю с ней. Я джентльмен.

– Я так и думал. – Трешем снова взялся за лорнет.

Если он поднесет его к глазам, подумал в этот момент Фердинанд, то очень пожалеет об этом.

– Конечно, было безрассудно с ее стороны настаивать на том, чтобы остаться здесь со мной, – объяснил Фердинанд, – но в то же время это доказательство того, что она доверяет мне как джентльмену. Она невинна, Трешем. Я не запятнаю ее репутацию. – Он виновато подумал о поцелуях, которыми они обменивались.

Его брат поставил бокал на книжную полку и вздохнул.

– Значит, ты действительно ее не знаешь, – констатировал он. – Ты не узнал ее, как я и подозревал.

Трешем знал ее? Фердинанд взглянул на брата, и его сковало предчувствие беды.

– Ее лицо показалось мне знакомым, – признался он, – но я не мог вспомнить, где я ее видел.

– Возможно, если бы она представилась тебе своим собственным именем, Фердинанд, твоя память не сыграла бы с тобой такой злой шутки, – объяснил герцог. – В определенных лондонских кругах она больше известна как Лилиан Тэлбот.

Фердинанд застыл на месте, затем пересек комнату и остановился у окна. Он смотрел в сад, и в его памяти всплывали туманные воспоминания.

Однажды, несколько лет назад, он сидел в партере лондонского театра вместе со своими друзьями. Пьеса уже шла, но, несмотря на это, внезапно в ложах началось какое-то движение, и мужская часть партера зашепталась. Сидящий рядом с Фердинандом приятель ткнул его локтем в бок и указал на запоздавшую группу, рассаживавшуюся в одной из лож. Лорд Нэшвилл, стареющий, но все еще пользующийся славой волокита и дамский угодник, помогал своей спутнице снять с плеч накидку цвета ржавчины, под которой открылось золотистое платье и скрытое под ним дерзкое богатство роскошной плоти.

– Кто это? – спросил Фердинанд приятеля, поднося к глазу монокль, что было модно среди джентльменов его круга.

– Лилиан Тэлбот, – ответил его сосед. Дальнейшие объяснения были бы излишни. Лилиан Тэлбот была широко известна, хотя редко появлялась в обществе. Говорили, что она красивее и желаннее Венеры, Афродиты и троянской Елены, вместе взятых. И недосягаема, как Луна.

Теперь Фердинанд собственными глазами убедился, что все слухи о ней не были преувеличенными. Помимо бесподобной фигуры, она обладала классически прекрасным лицом, густыми, изысканно уложенными бронзовыми волосами, которые локонами падали на ее длинную лебединую шею. Она села, положив обнаженную руку на перила ложи, и устремила взгляд на сцену, словно не замечая обращенного на нее внимания всего зала.

Лилиан Тэлбот слыла самой известной, самой желанной и самой дорогой лондонской куртизанкой. Часть ее очарования заключалась в том, что никакой самый богатый, высокопоставленный или влиятельный вельможа высшего света не смог сделать ее своей любовницей и никому и никогда она не дарила больше одной ночи. Говорили даже, что ничей кошелек не мог бы позволить себе большего.

Лилиан Тэлбот. Она же Виола Торнхилл.

«Я ничья любовница».

– Я видел ее однажды в театре, – сказал Фердинанд, уставившись невидящим взглядом на фонтан в саду. – Я никогда прежде не встречал ее, а ты?

– Однажды, – ответил Трешем.

Однажды?

– Так ты…

– Нет, – холодно ответил ему брат, не дожидаясь окончания вопроса. – Я предпочитал иметь любовницу, с которой видишься когда пожелаешь, а не куртизанку на одну ночь ради престижа и удовлетворения своего тщеславия.

Что, черт побери, она здесь делает?

– Она родственница Бамбера, – объяснил Фердинанд, положив обе руки на подоконник. – Его отец, должно быть, очень любил ее. Он прислал ее сюда и обещал завещать ей «Сосновый бор».

Герцог презрительно рассмеялся.

– Она, должно быть, неплохо ублажила его, если он сделал ей такой щедрый подарок после одной ночи. Несомненно, он также выплатил ей приличную сумму, но все-таки вовремя спохватился. Именно поэтому я здесь, Фердинанд.

Знаю, что ты до скончания века будешь ждать, пока за дело возьмется Бамбер. Я зашел к его поверенному в делах и вынудил показать мне завещание старика. В нем не упоминается ни Виола Торнхилл, ни Лилиан Тэлбот. И молодой Бамбер никогда не слышал о первой, хотя, возможно, знает вторую.

Он явно не подозревал, что она живет здесь. Имение «Сосновый бор», без сомнения, – твое. Я рад за тебя. Это недурная собственность.

Не родственник, а удовлетворенный клиент.

«Он любил меня. – Ее голос, который Фердинанд слышал там, на берегу реки, словно продолжал звучать и сейчас. – И я любила его».

Имение «Сосновый бор» было подарком, который ей преподнес экспансивный, ослепленный и удовлетворенный в постели мужчина.

«Я никогда не потеряю веру в него, потому что никогда его не разлюблю».

Похоже, даже самая опытная куртизанка временами может проявлять наивность. Старший Бамбер передумал. Он не оправдал ее доверия.

– Ты можешь приказать ей уехать без промедлений, – сказал герцог. – Думаю, сейчас она уже укладывает свои сундуки. Она знает, что игра проиграна. Она поняла, что я узнал ее. Слава Богу, что я не привез с собой Ангелину.

Она хотела поехать со мной, потому что Джейн должна была остаться с нашим малышом, но я могу выносить болтовню нашей сестры только в очень малых дозах. Кроме того, полагаю, Хейуорд сказал свое веское «нет» еще до меня. По какой-то причине, которую я до сих пор не могу разгадать – но определенно это не страх, – Ангелина беспрекословно подчиняется ему.

Но Фердинанд пропустил слова брата мимо ушей.

«Потому что именно он подарил мне его», – сказала она только час назад, когда он спросил, почему она любит «Сосновый бор». Самая известная лондонская куртизанка влюбилась в одного из своих клиентов – и совершила грубую ошибку, поверив, что ее чувство взаимно.

– И куда она пойдет? – спросил он скорее себя, чем брата. – Если она не родственница Бамбера, ей некуда податься.

– Хоть ко всем чертям, меня это не волнует, – высказался Трешем.

Руки Фердинанда еще крепче сжали подоконник.

– Боже, Фердинанд! – воскликнул его брат. – Ты, надеюсь, не воспылал чувствами к этой женщине? Это переходит все границы – мой брат влюбился в шлюху.

Фердинанд сжал подоконник так, словно от этого зависела вся его жизнь.

– Кем бы она ни была, – не поворачиваясь, проговорил он, – пока она находится под этой крышей, она под моим покровительством, Трешем, И никогда больше не употребляй это слово применительно к ней и тем более не называй ее так в лицо, пока остаешься здесь, иначе ответишь за это.

– О Боже! – Это все, что смог произнести герцог Трешем после короткого многозначительного молчания.

Виола тщательно продумала, как одеться к обеду. Она выбрала бледно-голубое шелковое вечернее платье с модно завышенной талией и глубоким вырезом, которое не выглядело ни вызывающим, ни притворно скромным. Это платье похвалила бы даже миссис Клейпол. По просьбе Виолы Ханна гладко причесала ее волосы и уложила их элегантным узлом на затылке.

Она не имела представления, намерены ли братья Дадли обедать дома. Она не знала, как они отнесутся к ее присутствию за столом, ведь они могли даже выгнать ее из столовой. Но она была не из пугливых. Виола не собиралась прятаться в своей комнате. И она не покинет столовую безмолвно, если они захотят избавиться от ее компании за обедом. В конце концов, она все еще жила здесь под предлогом, что это ее имение, и именно они, братья, выступали в роли захватчиков. Доказательства противного пока что не были ей представлены.