– Прощай, Шарль, – неслышно проговорила она.
Пальцы ее не разжимались, и она никак не могла бросить на гроб сына розу. Клара лишь безвольно взмахнула рукой, глядя на непослушный цветок, и тут же ее подхватили за плечи и талию и унесли. С бессильным сожалением она подчинилась и надеялась только, что ее отнесут далеко-далеко от этой могилы.
Магали старалась быть на высоте – она ведь невестка покойного, – но она не испытывала никакого горя. Она вместе с Шанталь стояла возле кладбищенской ограды и принимала соболезнования. Они представляли семью: остальные уехали вместе с Кларой.
Краем глаза Магали поглядывала на траурный наряд Шанталь. Безупречный черный костюм, элегантная шляпка, на лацкане пиджака изысканная брошь. Шанталь была дочерью профессора Мазойе, выросла в обеспеченной буржуазной семье, неудивительно, что она умеет одеваться. И сыновей она оставила в Париже только потому, что Поль едва начал ходить, а Филипп был еще в пеленках. А Виржиль и Тифани вполне могли бы присутствовать на похоронах дедушки: они уже достаточно большие, Мари ведь без колебаний привела Сирила и Лею, и те держались молодцом.
Упрекая себя за глупость, Магали машинально пожимала руки незнакомым людям. Важные персоны, судя по их манерам и наградам. Она знала: Шарля Морвана-Мейера уважали, некоторые ему завидовали. Что до нее, она терпеть его не могла. Теперь, когда он умер, может быть, Винсен откажется от мысли ехать в Париж.
– Вы так любезны, господин министр. Да, вы правы, исключительный человек… Его будет нам так не хватать…
Шанталь была великолепна: она всех знала, для каждого находила слова. Где-то здесь, в толпе, были ее родители, они тоже приехали на похороны. Потребуется целых два самолета, чтобы все вернулись в столицу.
Скорый отъезд сыновей и племянников Шарля сделал не таким заметным отсутствие Алена, поэтому Магали надеялась, что из-за этого в Валлонге не случится скандала. Конечно, поведение Алена было неприличным, но не надо забывать, что он всегда не ладил с дядей; Магали прекрасно помнила, что иногда за целое лето они могли не сказать друг другу ни слова.
Она уже утомилась стоять в туфлях на высоких каблуках и нетерпеливо ждала, пока все пройдут. Еще человек двадцать, и все закончится. Магали искала глазами Одетту, во время церемонии державшуюся в стороне. Наконец она отыскала тетушку возле венков и цветов. Целый водопад из лилий, роз и даже орхидей, – и все это через день завянет. Мужественная Одетта все же заплакала во время мессы, но не смешивалась с семьей Морванов.
Одна за другой машины отъезжали в Валлонг, где был накрыт стол для родных и друзей. С рассвета Изабель возилась на кухне, исполняя приказы, данные Кларой накануне. Обреченно вздохнув, Магали подумала, что, может, хоть за столом Одетта окажется рядом с ней. Тогда хотя бы будет с кем поговорить, и она сбросит с себя эту учтивую маску.
Было почти пять часов вечера, когда Винсен нашел Алена: тот сидел на вершине холма, под оливковым деревом. Винсен хотел перевести дыхание, и последние несколько метров шел медленно, потом сел рядом с кузеном и посмотрел вниз, на долину. Назойливо пели цикады, воздух был тяжелый, на небе собирались тучи. Наконец Ален произнес:
– По-моему, будет гроза…
Он снова посмотрел на небо и добавил:
– Прости, Винсен, я не мог прийти.
– Почему?
– Долго объяснять…
– И все-таки объясни. Я тебя слушаю.
По голосу Ален понял, что Винсен едва сдерживает бешенство.
– Сначала скажи, как бабушка перенесла похороны, – попросил он.
– Очень плохо. Мы отвезли ее в Валлонг еще до окончания церемонии. Теперь ей, кажется, лучше.
– А как ты?
Винсен удивленно посмотрел на Алена, их глаза встретились.
– Я? Мне было тяжело… Я очень любил его. Я не сразу понял это, но последние несколько лет у нас с ним были прекрасные отношения. Он был для меня примером.
– В профессиональном плане?
– Вообще.
– Когда тебе было восемь, ты мечтал стать пилотом, как он.
Странная грусть появилась на лице Винсена, он это забыл – какое трогательное детское воспоминание.
– У тебя хорошая память… – сказал он.
– Да. Я прекрасно помню все мои стычки с твоим отцом. Его злобу и презрение. Он всегда был неласков со мной.
– Со всеми. Он просто не мог по-другому.
Ален покачал головой. Он поигрывал камешком, перекатывая его из ладони в ладонь.
– Мне всегда казалось, что он очень любит Мари, – медленно начал он, – оберегает ее. Готье ему был абсолютно безразличен, а вот меня он и вправду не переносил. Как будто я обладал даром выводить его из себя. Ведь я был не такой, как все. Но главное…
Услышав крики стрижей, он какое-то время следил за их полетом, потом продолжил:
– Он сводил счеты.
Этого Винсен не мог отрицать, он и сам прекрасно видел враждебность Шарля по отношению к Алену.
– Согласен, все не так просто. Жаль, что для этого он выбрал меня. Я мог бы так любить его. Я был сорвиголова, мне нужен был пример. И я очень уважал его.
Небо темнело, поднимался ветер.
– Может, он видел меня в ту ночь, когда убил папу. Или как-то интуитивно почувствовал мое присутствие. И с тех пор…
– Ты был там? – вскрикнул потрясенный Винсен. Но Ален не стал отвечать и продолжил:
– В детстве я хотел удивить его, привлечь внимание. Хотел, чтобы он перестал смотреть на меня, как на мокрицу. Что мне была моя мать? Это твой отец подписывал табель, принимал решения, разрешал или запрещал. Я попросился в Валлонг и нечаянно разбередил старую рану. Для него это было проклятое место, а я сделал его моим раем.
Винсен слушал кузена, не перебивая. Ален так редко говорил о себе, что его даже перестали расспрашивать.
– Твой отец снился мне в кошмарах. Он всегда брезгливо отстранялся от меня, он не позволял мне себя любит. Зато я возненавидел его от всей души.
– До прошлой недели мы вообще ничего не знали, – возразил Винсен. – Это какая-то ошибка.
– Да… Правда оказалась хуже. Помнишь, как мы говорили?
Он указал на крышу Валлонга, видневшуюся в долине.
– «Дом вдов». Не помню, кто это придумал, но мы так смеялись.
Винсену показалось, что он опять вернулся на много лет назад, в детство, счастливое и беззаботное, хотя над семьей витало предчувствие беды. Впятером им удавалось держаться подальше от мира взрослых. Ален строил хижины, придумывал игры, даже пытался охотиться и сажать оливки на необработанной почве.
Ален был его другом, его двойником, у них все было общее. Все ли? Похоже, что нет.
– Мама была глупой, неласковой, некрасивой, зато твоя мать сияла, как солнце, мы все ее обожали, помнишь? Твой отец был героем, а мой – всего лишь тыловой крысой. Его якобы самоубийство выглядело еще одной трусостью, а гибель Юдифи сделала из нее мученицу. Видишь, какая огромная разница между твоими и моими родителями, между тобой и мной.
– Ты впервые говоришь об этом. Я всегда считал тебя братом. Даже больше, чем Даниэля.
– Только не в последние дни. Ты что, не заметил, что все разбились на два лагеря?
– Нет. Я не хочу этого слышать. Ты злишься, я – тоже.
Ален отбросил камешек, потом поднял голову и посмотрел своими золотистыми глазами в глаза кузена.
– Мы злимся? Это правда… Но у нас на то разные причины. Шарль говорил со мной в больнице просто отвратительно. Как он мог все рассказать? Как он мог обозвать меня недоумком?..
– И что с того? – парировал Винсен. – Ты ведь хотел его убить! А он и так умирал!
– Я решил, что если и приду на похороны, то только чтобы плюнуть на его могилу!
Фраза хлестнула Винсена, как пощечина, он резко вскочил.
– Я запрещаю тебе…
– Как бы не так, – даже не пошевелившись, возразил Ален. – Ты сам нашел меня здесь. Ты хотел объяснений, ты их получил. Тебе они не нравятся? Твое дело. Теперь мой отец оказался не просто жалким типом, а какой-то тварью. Но он все равно мой отец, и никто не посмеет хвалиться, что пристрелил его, как собаку. То, что терпят Мари и Готье, я не стерплю!
Случилось самое плохое: они стояли друг против друга, как враги, и не было никакой возможности повернуть все вспять.
– Думаю, все сказано, – обрубил Винсен.
Он развернулся и зашагал вниз между рядами оливок; из-под его ног катились камешки.
Поставив тяжелый поднос на маленький дамский столик, Мари раздвинула занавески и налила кофе.
– Как ты спала, бабушка? Дождь тебя ночью не разбудил? А сегодня отличная погода…
Поднявшись с подушки, Клара провела рукой по волосам.
– Ужасная ночь. Я уснула только на рассвете, когда гроза стихла.
– Но… твое снотворное?
– С ним покончено. Я выбросила пузырек.
– Готье рассердится.
– Это еще почему? В моем возрасте вредно много спать. Зато сегодня я не такая вялая. Спасибо, что принесла мне завтрак…
Мари протянула ей чашку, Клара натянуто улыбнулась ей.
– Не люблю, когда меня застают в кровати. Наверное, я похожа на старую сову. А при солнечном свете ничего не скроешь.
– Задернуть шторы?
– Нет! Не надо…
Опустив глаза, Клара пила кофе, а Мари внимательно смотрела на нее.
– Отличный кофе. Налей еще немного. И не надо на меня так смотреть. Я не больна. Я просто старая, усталая, глубоко несчастная женщина.
Эти слова смутили Мари, и она глубоко вздохнула.
– Вечерним рейсом я улетаю в Париж: завтра утром надо быть в конторе. У компаньонов Шарля наверняка возникнут вопросы, и отвечать на них буду я.
– Ты обсудила это с Винсеном и Даниэлем?
– Пока нет, сейчас поговорю.
– Нет, – покачала головой Клара. – Подожди немного. Если к завтраку спустятся все, то лучше устроим семейный совет. Я выскажу свое мнение, а потом делайте, что хотите.
Голос ее не дрожал, глаза не были заплаканы, а плечи были расправлены. Мари в порыве нежности поцеловала бабушку. Клара сжала внучку в своих объятиях, и та не заметила глубокого отчаяния, мелькнувшего на ее лице. Когда Мари выпрямилась, Клара уже овладела собой и деловито протягивала ей пустую чашку.
"Искушение страстью" отзывы
Отзывы читателей о книге "Искушение страстью". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Искушение страстью" друзьям в соцсетях.