Мои невесёлые размышления прервал звонок телефона. В такое время звонить могла только Нина – она вела богемный образ жизни и ложилась спать под утро.

– Привет, подруга! Не дрыхнешь?

– Ещё нет, но собираюсь. Мне завтра на работу к восьми.

– Я тебя не задержу. Достала флаер на открытие нового клуба на Лубянке в эту пятницу. На два лица. Пойдёшь со мной?

– Нин, даже не знаю. В последнее время по пятницам я хочу только зарыться поглубже под одеяло и спать часов пятнадцать. Может, тебе найти себе компанию повеселее?

– Компанию я себе и там найду, не переживай. Брось, подруга, тебе надо почаще выходить в люди. Ты в последнее время совсем затворницей стала. Всё сидишь, сидишь в своем Интернете. А как же живое общение? Уверена, там будет много одиноких мужчин.

– Нин, давай созвонимся в пятницу утром, ладно?

– Ладно, давай. Спокойной ночи.

– Пока.

Я потянулась, чтобы выключить компьютер, и заметила мигающее окошко нового сообщения на одном из зарубежных сайтов знакомств. Саид, тридцать два года, Египет, Александрия. Ого, интересно: тоже будет петь, что влюбился в мою фотографию с первого взгляда и на веки вечные? Египтяне писали мне несколько раз и произвели не очень хорошее впечатление: слишком много комплиментов, я не успевала снимать с ушей лапшу. Ни к чему не обязывающая переписка с одним из них продолжалась пару недель: я прекратила общение, когда начались намеки на приглашение в Россию с перспективой остаться тут навсегда (полагаю, за мой счет), причём сгоравший от любви ухажер искренне не понимал, почему он не может жить со мной в одной квартире.

– Привет, – прочитала я. Саид писал по-русски, но на латинице. – У тебя красивые фото.

– Спасибо. А где ты в Египте научился русскому языку?

– Тут есть курсы. Ещё я работал на курорте, с русскими.

– Интересно. А сейчас?

– Сейчас я в Александрии, у меня тут магазин детской одежды.

– Поздравляю. Ну а на сайте что ищешь?

– Девушку. Возможно, жену.

– Ого как. Какую по счету – четвертую? Египтянок уже не хватает?

– Нет, первую. Я пока не женат. А ты почему злишься? Извини, я, наверное, плохо пишу. Меня в основном учили разговаривать.

Писал он и правда ужасно, полностью игнорируя орфографию и пунктуацию. Вообще-то я всегда была страшно принципиальной в этом отношении и запросто могла удалить контакт, получив сообщение типа: «Какая ты семпатяшка». Но Саид иностранец, первый из знакомых мне иностранцев, говорящий по-русски. Как лингвист, я знала, что наш язык очень сложен для изучения, и тот, кто смог его осилить, в моих глазах заслуживал уважения. Наверное, поэтому его ошибки не злили, а скорее вызывали улыбку.

– Ты забавно пишешь, но меня это вовсе не злит.

– Забавно? Что это значит?

– Ну… смешно. Funny.

– А-а-а… вот видишь, я не очень хорошо знаю русский.

– Нет, нормально. Извини, я сейчас хочу спать. Давай завтра поговорим?

– Конечно, нет проблем. Я тут обычно бываю вечерами. Спокойной ночи!

– Спасибо, и тебе.

Ложась спать, я поймала себя на мысли, что мое настроение заметно улучшилось. Египтянин… это интересно. Наверное, впереди очередной облом. А вдруг нет? Я пыталась вспомнить всё, что знаю про Египет. Оказалось, что совсем немного. Фараоны, пирамиды, ислам. Надо завтра поискать информацию о стране, чтобы было о чём поговорить. Вообще-то я почти никогда не общалась с арабами, предпочитая американцев и европейцев. Может, зря… кто знает?

Утром следующего дня я стояла у огромного, во всю стену, окна нашего офиса и прихлебывала кофе. Мне нравилось смотреть на Москву сквозь такие стекла: это создавало иллюзию, что город лежит у моих ног. Напротив располагался лесной массив, за которым виднелись новостройки района Строгино – там я снимала квартиру. Город постепенно просыпался. Скоро на дорогах появятся многочасовые пробки, а сотрудники нашего бизнес-парка будут долго наматывать круги вокруг территории, пытаясь припарковать машину. Разумеется, кроме топ-менеджеров, имеющих парковочное место внутри, и страдальцев, вынужденных пользоваться общественным транспортом.

Я прожила в Москве почти полтора года, но ежедневная необходимость заходить в подземку до сих пор вызывает у меня отторжение. Есть вещи, которые гарантированно испортят настроение любому, причём уже с утра: это метро, особенно в час пик, и гадкий офисный кофе. И почему бесплатный кофе всегда такой невкусный?

Да бог с ним, с кофе. Мне нравилась наша компания с неизменно дружелюбной атмосферой, и большинство сотрудников казались вполне приятными людьми. Но в последнее время я чувствовала усталость от долгой работы на телефоне и вечной суеты. Мысль о том, что моя должность – самая незначительная, тоже не добавляла оптимизма. Юля постоянно твердила, что ресепшен – лицо компании, но я чувствовала свою никчёмность, понимала, что способна на большее, и страдала от этого. А отработав первый год, и вовсе стала ощущать себя переростком. Начальница уже несколько месяцев намекала мне на возможное повышение, но ничего конкретного я пока так и не услышала.

Голова у меня слегка побаливала от недосыпа, но в целом это было уже привычное ощущение. Я думала о вчерашнем интернет-знакомом из Египта, знатоке русского языка по имени Саид. Судя по фотографии, он вполне симпатичный, хотя кто же верит фотографиям в Интернете? Пару раз я уже обжигалась и на этом. И почему я никогда не бывала в Египте, хотя туда можно слетать буквально за копейки? Впрочем, не стоит на нём зацикливаться, ведь мы едва обменялись несколькими фразами.

Мои раздумья прервала резкая трель: зазвонил телефон. Я в последний раз отхлебнула кофе, поморщилась и поплелась на рабочее место. Пора вспомнить о своих прямых обязанностях.

– Компания ГКТ, Анна, слушаю вас, – заученно произнесла я, подняв трубку.

Через час жизнь в офисе закипела. Прибывали сотрудники, сновали курьеры, разрывались телефоны. В десять пришла моя напарница Лариса.

– Привет, как дела? – Она небрежно бросила сумку под стол.

– Привет. Да как обычно. Бульдог звонил, – сказала я, понизив голос.

– Да ну? Ты была на месте?

– Да, всё в порядке. – Мы понимающе улыбнулись друг другу. Бульдогом звали нашего коммерческого директора, уж не знаю, откуда к нему прицепилось это прозвище. Он имел привычку звонить кому-то из руководства рано утром через ресепшен, хотя наверняка знал и добавочные, и сотовые номера. Попутно Бульдог оценивал нашу боевую готовность и каждый раз, когда мы не поднимали трубку или же отвечали ненадлежащим образом, устраивал выволочку нашей шефине. Юля к этому уже привыкла, она принимала удар на себя, как могла, успокаивала Бульдога и обещала провести с нами воспитательную работу. Обычно все ограничивалось тем, что начальница усталым голосом доносила до нашего сведения: большой босс недоволен.

На работе у нас с Ларисой почти не оставалось свободного времени, разве что изредка удавалось перекинуться парой слов. Иногда она шёпотом и под большим секретом сообщала какую-нибудь офисную сплетню – у Ларисы был талант знать всё и обо всех. В глубине души я чувствовала, что она мне симпатизирует. Лариса приехала из ещё большей глуши, чем я, начинала карьеру то ли с уборщицы, то ли с продавца в «Макдоналдсе» и всерьёз собиралась зацепиться в Москве. У неё даже хватало энтузиазма бегать вечерами на какие-то курсы. Она обладала довольно посредственной внешностью и, по-моему, не верила в удачное замужество, скорее делала ставку на карьеру.

День прошёл в обычной суете. После полудня мы с Ларисой по очереди сбегали в столовую. Я урвала пару минут, чтобы залезть в Интернет и почитать про Египет. Ничего особенно нового я не узнала – так, общие сведения. Оказалось, что их президент у власти уже почти тридцать лет, и за последний год страну посетили почти два миллиона русских туристов. Что ж, уже есть о чём поговорить с Саидом. Едва доработав свою смену, я побежала к домашнему компьютеру.

В квартире никого не было. Нина крутилась на двух работах и ещё находила время вести насыщенную личную жизнь. Она приходила за полночь, когда я уже спала, так что пересекались мы крайне редко. Я встала под горячий душ, потом заварила чай и набрала маму.

– Мам, привет.

– Привет, родная. Ну, как дела, Аннушка?

У меня потеплело на душе.

– Я в порядке, мам. Сегодня встала рано. Сейчас хочу быстренько закончить один перевод и лечь спать – устала. Как у тебя дела?

– Да что у меня. Потихоньку. Баклажаны закручиваю на зиму.

– Мам, ну зачем. Сейчас всё можно купить в супермаркете. Ты и так с пациентами устаешь. —Мама всю жизнь проработала врачом-стоматологом и несколько лет назад открыла частный кабинет.

– Что в супермаркете, химия там одна. Я уж лучше сама.

– Ага, наделаешь сто банок и раздашь соседкам. Отдыхай лучше.

Мы поговорили ещё немного. Я пожаловалась на плохую погоду, а мама в очередной раз обеспокоенно уточнила, тепло ли я одеваюсь и хорошо ли кушаю. Я отвечала заученными фразами – эти вопросы она задавала постоянно. Хотя наши диалоги повторялись почти ежедневно, после разговора с мамой мне всегда становилось легко и спокойно.

С отцом я почти не общалась. Обычно он звонил дважды в год – тридцать первого декабря и восьмого марта. С днем рождения папа меня никогда не поздравлял – скорее всего просто не помнил эту дату. Сейчас мне неприятно вспоминать о том, что давным-давно, в раннем детстве, я его очень любила. Он был, да, наверное, и остался человеком-праздником, и каждое его редкое появление окрашивало мою жизнь всеми цветами радуги. Отец ушёл от матери, когда мне не было и года, – просто объявил, что полюбил другую женщину, собрал вещи и хлопнул дверью. Думаю, мама его сильно любила и всю жизнь не могла пережить это предательство. Имущество они не делили – делить было нечего, родители обитали в маминой квартире.

После развода отец практически исчез из нашей жизни. На алименты мать не подавала из гордости. Она работала, имела множество постоянных клиентов и считала, что прокормит меня сама. Папа появлялся раз в несколько месяцев: отводил меня в парк, на аттракционы, в кино, на пикник. Помню, однажды на обратном пути я вцепилась в рукав его пальто и начала слезно уговаривать отца приходить ко мне каждые выходные. Он согласился, но слово не сдержал. Я начинала ждать папу, как только за ним в очередной раз закрывалась дверь, но ждать приходилось очень-очень долго. Повзрослев, я поняла, что те редкие визиты были его единственным вкладом в моё воспитание. Хотя никто не ограничивал наше общение – маме бы такое даже в голову не пришло. Она тянула на себе быт, отдавала мне всё свободное время каждый день, а не три-четыре раза в год, кормила, одевала, сидела со мной, когда я болела, а главное – она меня любила. Отец же отделывался редкими визитами, после которых на несколько месяцев забывал о моём существовании. Вроде бы после мамы у него была вторая, а затем и третья жена, другие дети, которых я никогда не видела… Когда я всё это поняла, мне было тринадцать лет, и тогда я его возненавидела. С тех пор мы не общаемся. Первое время отец изредка приходил ко мне, как прежде, но я закрывалась в своей комнате и отказывалась с ним разговаривать. Очень скоро он перестал появляться, мы лишь изредка общались по телефону. Последний раз я слышала голос отца, когда по настоянию мамы приглашала его на мой школьный выпускной. Он не пришёл. Мама пыталась поговорить со мной на эту тему, но я отказалась со всей решительностью, на которую была способна. Мне было проще жить без отца.