Теперь Анита поняла причину постоянной тошноты на корабле и необъяснимого головокружения, которое не покидало ее даже во время самых спокойных морских переходов. Но ей не хотелось думать о том, что она, возможно, беременна. Вероятно, в глубине души Анита догадывалась о причине своего состояния, но предпочитала не обращать на это внимания. Ей достаточно было того, что еще предстояло, — путешествие, свадьба в Индии, новая жизнь… — чтобы подливать масла в огонь. Она не думала о той ночи в Париже, когда впервые занялась любовью с раджей, как не думала о стыде и страхе, когда он медленно раздевал ее. Анита не помнила ни его опытных ласк, ни возбуждающих поцелуев, ни слов, которые он шептал ей на ухо, ни боли, ни удовольствия от любви. Теперь она чувствовала только одно — предательство по отношению к человеку, которого любила больше всех, своего отца. Если бы дон Анхель знал, что его дочь забеременела еще до свадьбы, в Париже! А ведь он приложил столько усилий, чтобы сохранить «чэсть» семьи Дельгадо.
«Если не будет бракосочетания, не будет и Аниты», — резко заявил он капитану Индеру Сингху во время второго, краткосрочного, визита на улицу Арки Святой Марии, чтобы тот ясно и полностью передал его слова радже. Анхель сказал это, чтобы задобрить свою жену, донью Канделярию, но в глубине души он был убежден, что эта история любви была не более чем капризом восточного деспота и до добра не доведет.
Кто в здравом рассудке мог подумать, что так все произойдет? Дон Анхель Дельгадо де лос Кобос, с особым трепетом относившийся к собственной фамилии из-за своей крайней худощавости[6], не верил ни в чудеса, ни в сказку о Золушке. Лысый, с худым лицом, на котором выделялись очки в черной оправе, он всю свою жизнь боролся против одного невидимого врага, выигрывавшего у него всякий раз: против бедности. Он унаследовал от своих родителей многочисленные долги и небольшое кафе под названием «Ла Кастанья» на площади Столетия в Малаге. За небольшой промежуток времени он заработал деньги на зале, который находился в конце его заведения и представлял собой маленькое казино, где постоянные клиенты играли в карты. Это позволяло семье Дельгадо доживать до конца месяца без особых излишеств, но и без заметных лишений. Заведение приносило достаточно денег, чтобы отправить Аниту в школу декламации для исправления небольшого дефекта произношения. Дон Анхель работал не покладая рук, желая сделать свое кафе чуть более доходным хотя бы для того, чтобы дать своим дочерям образование получше. То, которое они получили в коллегиуме рабынь, где монахини могли скорее научить вышивать, чем читать и писать, оставляло желать лучшего. Ни одна из его дочерей не умела бегло читать и едва могла писать. В общем, они вели скромную, но достойную жизнь, пока в Андалузию не пришла беда.
Сначала четыре года подряд была засуха, в результате чего сельское хозяйство Малаги пришло в упадок. Потом, в 1904 году, напала виноградная тля, которая добила виноградники. За этим последовала жестокая эпидемия гриппа и в довершение — небывалое половодье, уничтожившее поля и нивы. Объявив Малагу зоной бедствия, молодой король Альфонс XIII был вынужден посетить ее в знак солидарности. Благодаря своей грациозности Анита была выбрана из девушек коллегиума для вручения королю букета цветов. Во время его прибытия в порт она была в воскресном платье, с заплетенными косичками. Кто знал, что первая встреча с королем повлияет на ее судьбу, отныне тесно связанную с этим симпатичным монархом с репутацией кутилы. Несколько дней спустя он послал ей в подарок дорогой веер из перламутра, который Анита сохранит как воспоминание на всю оставшуюся жизнь.
Если визит короля и принес слабое утешение исстрадавшимся жителям Малаги, то их дела он не поправил. Вскоре газовая компания перестала снабжать население из-за бесконечных отсрочек задолжавшего ей муниципального совета. Электрический трамвай, который только что заменил гужевой, прекратил общественные перевозки из-за отключения электричества. Алькальды стали сменять друг друга настолько часто, что это можно было сравнить разве что со сменой правителей страны. Будучи точным отражением состояния города и всего государства, финансовое положение семьи Дельгадо ухудшилось до такой степени, что стало невыносимым. «Казино» в глубине маленького кафе пустовало. Ни у кого не было денег, чтобы играть и, тем более, чтобы кутить. В результате дон Анхель Дельгадо был вынужден продать за четырнадцать тысяч реалов кафе «Ла Кастанья» и уехать в Мадрид со своей женой и дочерьми.
Анита лежала в кровати в гостинице Бомбея и, не отрывая глаз от медленного движения лопастей подвешенного к потолку вентилятора, вспоминала свои первые дни в Мадриде, холод в маленьком дворике улицы Арки Святой Марии возле Пуэрта дель Соль (Ворота Солнца) и то, как больно ей было смотреть на отца, который беспрерывно искал работу и не мог ее найти. Она вспомнила бесплатные уроки испанского танца, которые одной из подруг соседки удалось организовать для них в академии маэстро Анхеля Персета, что на улице Святого Духа, — это было единственным, чем она занималась. Они с сестрой ежедневно ходили на репетиции, учась отбивать дробь каблуками и щелкать кастаньетами. Девушки занимались танцами втайне от отца, поскольку этот добрый человек вряд ли обрадовался бы, узнав, что его дочери вошли в мир комедиантов, призванных развлекать публику Анхель Дельгадо все еще продолжал мечтать, что однажды ему удастся заработать достаточно денег и оплатить занятия в серьезном учебном заведении. Но путь к бедности казался неизбежным, как божественное проклятие, от которого было невозможно убежать.
«Мои дочери никогда не поднимутся на сцену!» — кричал он, когда узнал, что какие-то люди, работавшие на Central Kursaal, в новом кафе с концертным залом, которое должно было вот-вот открыться, посетили академию танца и предложили его девочкам контракт — выступать в качестве эстрадных артисток в первом номере концерта. Из дона Анхеля выплеснулось все негодование, присущее испанскому идальго. Однако двумя днями позже, следуя мудрым и практичным советам своей жены Канделярии, которой пришлось напомнить супругу, что от четырнадцати тысячи реалов почти ничего не осталось, он скрепя сердце все-таки подписал контракт за своих дочерей: «Только на одно вечернее выступление! И только до двенадцати часов!» С тридцатью реалами ежедневного заработка, который девушки получали согласно контракту, Анита и Виктория стали опорой семьи. Никто тогда не мог представить себе, что они останутся этой опорой на всю жизнь.
Как бы отреагировал дон Анхель, получив известие о ее беременности? Теперь, когда она была замужем, отец, возможно, уже ничего бы не сказал. Но если бы он узнал, что беременность наступила в результате добрачной связи… Анита предпочла даже не думать об этом. Сама мысль заставить отца страдать казалась ей недопустимой. Это был человек строгих принципов, и его следовало уважать. Однако ей бы хотелось рассказать о своем новом состоянии матери. Донья Канделярия, жизнерадостная женщина, болтушка, предпочитавшая не витать в облаках, а твердо стоять на земле, наверняка бы вскрикнула, потрясенная новостью, но только для виду. Потом она поддержала бы дочь. Будучи практичной и сговорчивой женщиной, уставшей бороться с бедностью, донья Канделярия умела таскать каштаны из огня.
5
Бледная луна, появившаяся на звездном тропическом небе, освещала своим белым сиянием, проникающим через щели в жалюзи, картины, мебель, шелковые покрывала императорских апартаментов. Аните так и не удалось уснуть. На нее нахлынули воспоминания и вопросы, требующие трудных ответов, перед глазами стояли уличные сцены Бомбея, которые потрясли ее до глубины души. Она чувствовала себя матерью новорожденного, полной отчаяния из-за того, что из ее сухой и вялой груди, как из желудя, ничего не выходит. Если врач подтвердит и ее расчеты правильные, она должна родить через шесть месяцев. Анита никогда не думала о родах, а теперь, понимая, что это событие неуклонно будет приближаться и, скорее всего, состоится в Индии, вдали от близких ей людей, от матери и сестры, она почувствовала, что впадает в панику. Сердце то и дело начинало бешено биться и долго не могло успокоиться, и так несколько раз, как морской прибой с накатывающимися на берег волнами. Она ведь, в сущности, сама почти ребенок. И хотя она уверена в чувствах раджи, где-то в глубине души все-таки живет сомнение. А если он ее просто использовал? А если он ее бросит? А если он уже не любит ее?.. А если он никогда больше не выпустит ее из Индии? А если?.. А если?.. Единственное, в чем Анита была твердо уверена, так это в безусловной любви своего отца, которого она, к несчастью, предала. Поэтому ей и не спалось.
Ночь только обостряет ощущение опасности. Она боится за свою жизнь, которая вот уже год кажется сном и, вполне возможно, превратится в ужас. Сможет ли она привыкнуть к жизни в этой стране? Если Бомбей показался ей таким далеким и экзотическим, какой же будет Капуртала, которой даже нет на карте? «Действительно ли со мной происходит то, что происходит?» — спрашивала себя юная испанка, вытирая пот и слезы краем покрывала. Граница между сном и реальностью кажется ей такой размытой, что она начинает ощущать нечто вроде головокружения. Могло ли быть по-другому, если ее сон казался волшебной сказкой? Мог ли он быть связан с действительностью, если эта действительность ускользала у нее из-под ног и убегала, а сон приобретал реальные черты?
Когда она впервые увидела Мадрид, город показался ей сплошным праздником. Столицу лихорадило уже несколько месяцев от приготовлений к свадьбе Альфонсо XIII — ее короля, который подарил перламутровый веер, — и английской принцессы Виктории Евгении Баттембергской, которая родилась в замке Бэлморэл и приняла католицизм во дворце Мирамар, на берегах реки Урумеа. Вокруг только и говорили, что о «монаршем бракосочетании», и это, возможно, для исстрадавшихся жителей Мадрида было определенным способом забыть нужду повседневной жизни. Программа празднеств, предшествующих бракосочетанию, включала в себя оперный спектакль «Лючия ди Ламмермур» в театре «Реал», гуляния и народные танцы, военные парады, конкурс хоровых коллективов, битву цветов в парке Ретиро, поездку королевской семьи в Аранхуэс и саму церемонию в ресторане «Четыре дороги», расположенном в квартале «Мария Виктория». Маэстро Бретон, тот, который написал фарс «Канун праздника Девы», сочинил специально к этому событию свадебный марш. «La Maison Modele», магазин на улице Карретас, предлагал самые элегантные шляпы, костюмы и корсеты, «привезенные из Парижа для придворных господ и гостей из провинции, которые будут присутствовать на свадьбе».
"Индийская страсть" отзывы
Отзывы читателей о книге "Индийская страсть". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Индийская страсть" друзьям в соцсетях.