– Ну да!

– А я старая?

– Нет, ты не старая! Ну, ты… такая… взрослая тетенька! Тетеньки не делают татуировки!

– А ты? Ты никогда взрослой тетенькой не будешь? Еще как будешь! Будешь такая тетенька с розочкой, а я – бабушка с Мосечкой.

Лика разинула рот. Судя по всему, эта простая мысль никогда не приходила ей в голову. Они тут же расхохотались, глядя друг на друга.

– Ой, не могу! Бабушка с Мосечкой! – стонала Лика.

– А тетенька – с розочкой!

– Так что же теперь делать?!

– Ну как что? Розочку выращивать. Да не переживай, маленький такой цветочек, очень милый. Только больше не делай ничего, ладно?

– Ладно.

– Что ты там ешь, одна-то? Бутербродами питаешься?

– Нет, ты что! Все нормально!

– Ну да, вон худая какая!

– Я не худая, я стройная и изящная!

– Ладно, иди уже, стройная и изящная! А то нас сейчас ужинать позовут. Иди, детка…

– Пока! Не скучай тут!

Они целуются, и Лика уходит вдаль по коридору, шаркая ботинками и слегка сутулясь, а Лена с нежной улыбкой смотрит ей вслед.

– У-ужина-ать! – раздается вдруг истошный крик санитарки. – У-ужина-ать!

Запотевший шкалик водки

На лимонных корочках,

Серебристый бок селедки

В луковых оборочках,

Розовый кружок салями

Да грибок на вилочке…

Дух шашлычный над углями,

Хванчкара в бутылочке…

А теперь кругом одна строгая диета!

За что же йогуртом травить

русского поэта?!

* * *

Пару месяцев спустя Северьян сидит на уличной скамейке и ждет Лену. Рядом лежит букет, стыдливо завернутый в газету. Осенний бульвар весь заметен желтыми и красными листьями лип и кленов. Сева волнуется: он то и дело смотрит на часы, встает, ходит вдоль скамейки, что-то бормоча про себя и размахивая руками – репетирует речь. Заметив развязавшийся шнурок, он садится и наклоняется к ботинку.

– Тебе помочь?

Сева поднимает голову и видит изящные туфельки, стройные ножки в темных чулках, край узкой юбки… Это Лена! Она была необычайно хороша и нарядна, так что Сева смотрит на нее в некотором изумлении.

– Что, не узнал меня без халата? – улыбаясь, говорит Лена. – Это я! Привет!

– Привет…

Лена садится рядом. Некоторое время они молчат – Лена чертит носком туфельки узоры в пыли, а Сева исподтишка на нее косится.

– Ну, как дела? – вдруг спрашивают они одновременно и вразнобой отвечают:

– Нормально!

– Да все хорошо!

– Вот, это – тебе! – торжественно произносит Сева, вручая Лене цветы. Лена разворачивает газету и видит яркие пушистые хризантемы.

– Ой, какие желтенькие! Прелесть!

– У тебя такие тапки были в больнице…

– И правда! Спасибо!

Обсудив хризантемы, похожие на тапки, они снова замолкают. Плавно опадают листья с деревьев, сухо шурша под ногами прохожих. Пробегает собака. Голуби и воробьи суетятся около соседней скамейки – старушка бросает им крошки. Медленно проходит мимо маленький мальчик с игрушечным автобусом на веревочке.

– Всегда мечтал о сыне, – задумчиво говорит Сева.

– Что же помешало?

– Лида не хотела заводить детей. Рано, то-се…

– Понятно. Как она?

– Она-то? Ногу сломала.

– Да ты что!

– Ну да. Только я вышел, через неделю и сломала. Ну, сама понимаешь…

– А сейчас как?

– Сейчас нормально. Ходит, правда с костылем. То есть с тростью. Переживает, конечно. Такая красивая женщина – и хромая. Сложный был перелом. Штифты вставляли.

– Наладится постепенно.

– Да, конечно.

Мальчик с автобусом опять проходит мимо них и садится на скамейку напротив, задвинув автобус под скамейку.

– Что, в парк загнал? – спрашивает Сева.

Мальчик кивает:

– Это автобус с мнимыми пассажирами. Он как будто ходит по кольцу. А сейчас шоферу пора обедать.

– С мнимыми пассажирами! Это надо же! – удивляется Лена.

Мальчик сидит, болтая ногами, и смотрит на них. Лена, улыбнувшись, читает стишок:

Стоит машина на полянке,

Она стоит, шофер ушел.

Шофер пошел искать баранки,

Но он баранок не нашел…

– Это ты сочинила? – смеется Сева.

– Нет, это какие-то детские стихи, не помню чьи. Ты поэтому так долго мне не звонил? Из-за Лиды?

– И поэтому тоже.

– А еще почему?

Мальчик с автобусом уходит, оглядываясь – за ним пришла бабушка. Старушка с соседней скамейки тоже удаляется, и голуби, семеня, перебегают поближе к Лене и Севе. Воробьи рассаживаются неподалеку. Лена роется в сумке, находит печенье и кидает птицам по кусочку.

– Все-таки глупые эти голуби! – восклицает она. – Нет, ты посмотри, посмотри! На воробья наступил!

– Ты понимаешь… – довольно унылым тоном начинает Северьян. – Живешь себе и живешь, ползаешь в привычной колее… Все-таки восемь лет с Лидой прожили. Худо-бедно. А потом, у меня грыжа, у нее – нога… Я и подумал, может, это знак? Ну, чтобы не менять ничего?

– Понятно. Надо бы тебе с парашютом прыгнуть!

– С парашютом? Зачем?!

– Для перемены участи. Тут… один знакомый… прыгнул.

– И что? В смысле участи? Переменил?

– Пока неясно.

Печенье кончилось. Голуби и воробьи некоторое время выжидательно топчутся около скамейки, потом их распугивает пробежавший пес.

– А у нас собака умерла! – вздыхает Лена. – Мосечка бедная. Она уже старенькая была, болела. Так жалко…

– Я представляю! Это очень тяжело. У меня в детстве тоже собака была, кокер. Джимом звали. Его машина сбила…

– Бедный!

– А как твоя Лика?

– Лика? Лика ничего, молодец.

– Суровая девушка.

– И не говори. Строга со мной. Мальчик у нее завелся, ходит за ней хвостом. Называется Дима, то есть… как это… О! Диментор!

– Диментор?!

– Да это из «Гарри Поттера», персонаж какой-то, довольно мрачный. Ну, парнишка соответствует по мере сил. С ним она тоже сурова. Просто в черном теле держит мальчишку. Послушай, а приходи к нам в гости? Я пирог испеку!

– В гости?! А как Лика отнесется?

– Нормально отнесется! Она девушка общительная. И вообще, мы очень любим гостей. Давай, не бойся!

– Ладно… То есть спасибо!

– Вот в субботу и приходи.

– Хорошо. Стихи почитаешь?

– Обязательно!

Смотрю в окно, как облетает сад,

Как листья сухо шелестят,

Как ты идешь, калитку отворив,

По трупикам упавших груш и слив

И, яблоко кусая на ходу,

Ведешь с собой судьбу на поводу…

* * *

Сева нажимает на кнопку звонка, тот тренькает. Сева волнуется. У него с собой торт, под мышкой зажат букет, в кармане – бутылка шампанского. Дверь открывает Лика в тельняшке и штанах с множеством карманов в самых неожиданных местах:

– О! Жак Ив Кусто! Здрасте!

– Здравствуй… Почему Жак Ив Кусто?!

– По кочану. Тортик! Ура! Давайте, давайте!

Лика отбирает у Северьяна торт с шампанским и кричит:

– Мать! К тебе Жак Ив Кусто пришел!

Появляется Лена в длинном платье, на голове – кудри.

– Привет!

– Здравствуй! А почему я Жак Ив Кусто?!

– Да не вникай. Это так, шутка. Раздевайся. Пойдем!

Из-за двери доносится взрыв хохота.

– У тебя что… много гостей? – с ужасом в голосе спрашивает Сева.

– Да все свои! Не бойся, не съедят.

– Вот, возьми! – Северьян, вспомнив, вручает Лене букет.

– Как мило! Розочки! Спасибо!

– Ленка! Ну, где ты там! Без тебя не дают пирога! – В коридор выходит высокий светловолосый моложавый мужчина. Увидев Севу, он оглядывает его с высоты своего роста: – О! Еще гость!

– Познакомьтесь! – говорит Лена. – Это Владик, отец Лики, а это Жак Ив Кусто.

– Жак Ив… Кто?! – изумляется Владик.

– Вообще-то я Сева, – растерянно поправляет Северьян.

– Да проходи же ты, не стесняйся, – Лена легонько подталкивает Севу в сторону комнаты.

– Мне бы… руки помыть…

– А! Вот сюда. Полотенчико там такое, желтенькое!

– Спасибо.

Лена уходит на кухню пристраивать цветы, Владик идет следом за ней и закуривает, пуская дым в приоткрытое окно.

– Это кто такой? – спрашивает он Лену.

Она усмехается, коротко взглянув на него:

– Тебе же ясно сказали – Жак Ив Кусто.

– Он что, моряк, что ли?

– Не знаю. Может, и моряк.

– А что ты о нем вообще знаешь?

– Послушай, какое твое дело?

– Я, как отец, озабочен будущим своей дочери. Должен же я знать с кем ты собираешься связать…

– Я тебя умоляю! Ты, как отец! Это просто смешно! И потом, я пока ничего не собираюсь ни с кем связывать. На-ка, отнеси цветы в комнату!

Владик уходит с вазой, а на кухне появляется Сева. Лена в это время режет на куски огромную кулебяку на противне.

– Ты любишь кулебяку с капустой?

– С капустой? Да…

– А мне нельзя с капустой. Но… народ требует! Съешь кусочек?

Лена подает ему кусок пирога на тарелке – Сева жадно откусывает и жмурится от удовольствия.

– Вкусно! Ммм!

– Ты похож сейчас на кота!

Раздается звонок в дверь, в прихожей возникает некоторая суета, потом в кухню заглядывает Лика:

– Мам, там Лизу привели.

– Так пусть проходят.

– Лиза не хочет!

– Ладно, возьми-ка пирог, тащи к народу. Сейчас разберемся. А ты здесь посидишь?

– Посижу, – отвечает Сева, которому совсем не хочется идти «к народу». Он-то думал, что его ждет скромное семейное чаепитие, а тут… Лена выходит в коридор, откуда доносится неразборчивое бурчание и бормотание. Сева сидит и ждет, вздыхая. Потом косится на стол, где стоит противень с остатками кулебяки и тарелки с нарезкой колбасы и рыбы. Он находит вилку, цепляет кусок красной рыбы, запихивает в рот и тут же начинает кашлять, подавившись: на кухне внезапно материализуется молодая женщина – румяная черноглазая брюнетка. Она приносит несколько пустых тарелок и бутылок. Из комнаты тем временем доносится нестройное пение.