Подрастая, я стал ощущать ответственность за сложившееся положение. Я старался не огорчать свою мать, не разочаровывать ее, я старался быть хорошим мальчиком, добрым сыном. С детских лет я всегда делал то, что надо было делать. Я боялся разбить надежды матери, я не хотел разочаровать свою учительницу, весь мир, Бога, наконец.

Довольно скоро я почувствовал себя взрослым. Но я был вынужден быть таким, каким меня хотели видеть, хотя в иных обстоятельствах я мог бы вырасти совсем другим.

У меня всегда было сильно развито чувство ответственности, я понимал, что не должен требовать многого, что я сам должен научиться устраивать свою жизнь, что нельзя никого беспокоить зря. Когда бабушка брала меня на руки, чтобы я опустил конверт в щель почтового ящика, для меня наступал ответственный момент. Я должен был с честью выдержать это испытание. Я волновался и боялся ошибиться, ведь было два ящика: городской и «По всем другим направлениям». У меня в памяти осталось четкое воспоминание о притягательности этой надписи: «По всем другим направлениям». Я представлял себе далекие страны. Когда я стану взрослым, обязательно поеду туда — по всем другим направлениям, обещал я себе. А пока я старался делать все как положено и никого не разочаровывать.

Потом я заметил, что мама перестала плакать по ночам. Она больше не придавливала меня своим телом. Прошло уже больше года с тех пор, как ушел отец.

Однажды ночью, когда я спал в ее постели, я проснулся и услышал, как она с кем-то говорит по телефону. Я не разобрал, о чем она говорила, но через несколько минут после того, как она положила трубку, она взяла меня на руки и отнесла в мою комнату. Уходя, она плотно закрыла дверь.

Немного погодя я услышал, как мама снова с кем-то разговаривает, но уже не по телефону, а в прихожей. До меня доносился мужской голос. Я поднялся и подкрался к двери — мне не терпелось посмотреть, кто к нам пришел. Я успел разглядеть его, когда они проходили в гостиную. Это был мужчина с усами.

Той ночью мне было страшно. Даже не знаю почему. Помню, что мне было страшно и я чувствовал себя одиноким. Мне было очень одиноко. Моя мать стала другой женщиной — далекой, словно ее отрезали от меня.

Однажды под Рождество мама привела меня в офис, где работала. Там отмечали праздник, среди прочих был и этот мужчина. Как выяснилось, он был ее начальником. Теперь они живут вместе.

Не могу сказать, связано ли это с уходом моего отца, но только людям я никогда не доверял, а особенно женщинам.

Мне тридцать пять лет. Мой отец умер, когда мне было двадцать пять. С матерью я почти не разговариваю. Мои отношения с родителями: отец меня бросил, а мать никогда меня не понимала.

Когда я узнал, что отец умер, что-то произошло во мне. Я не испытывал ни злости, ни горечи. Но в течение нескольких дней я жил в постоянном напряжении. Странно, он давно ушел от нас, но, когда человек отправляется в мир иной, трудно с этим примириться.

Довольно скоро после его смерти я стал жить один, а усатый мужчина окончательно переселился к моей матери.

Мать всегда была одержима чистотой. За обеденным столом я, как правило, сидел один, потому что мама, поставив передо мной тарелку, сразу же принималась мыть кастрюлю и плиту. У нас в доме полы и мебель сверкали как зеркало. Любой человек, по какой бы причине ни заходил, всегда слышал от моей матери одну и ту же фразу: «Извините за беспорядок». При этом я всегда оглядывался: все было в идеальном порядке. Я с детских лет ничего не пачкаю.

Время шло, и вот я стал подростком. Естественно, мне хотелось найти для себя свой угол, где дышалось бы свободнее, но мать продолжала относиться ко мне так, что я чувствовал себя кругом виноватым. Иногда я чувствовал свою вину еще до того, как она делала мне замечание. Ее чрезмерное внимание душило меня. Мать баловала меня, у меня было все, что нужно, но каждый раз она перечисляла свои заслуги в моем воспитании и образовании. И я попал в западню.

С матерью я постоянно ощущал свою неправоту. С годами я понял, что ее поведение было болезненным желанием привязать меня к себе из страха, что и я могу оставить ее.

Между мною и жизнью всегда стояла моя мать. Она не оставляла без внимания и порой убийственных комментариев любое мое действие Я не мог спокойно выпить стакан воды: «Помой потом стакан», я не мог спокойно войти в дом: «Сними ботинки… Положи на место… Не ложись на кровать. Погаси свет…» Когда я мылся в душе, она стучала в дверь: «Осторожней, не лей воды на пол». Или как вам такая фраза: «Кишечник надо очищать»? Страдая запорами, я слышал ее почти ежедневно. Эти бесконечные одергивания, сложившись в комплекс, преследуют меня и по сей день, и избавиться от них, боюсь, не так-то просто.

В тот вечер, когда я узнал, что мой отец умер, я решил приготовить себе ванну. Я не закрыл кран, и вскоре вода начала переливаться через край, но я даже не шевельнулся. Я неподвижно лежал и смотрел, как стекает вниз. Потом я полчаса вытирал пол. На меня это оказало терапевтическое воздействие — это был первый смелый поступок в моей жизни.

Через несколько дней после смерти отца меня вызвали к нотариусу на вскрытие завещания. Этот вызов меня удивил и потряс. Я не знал, что делать. Мне не хотелось идти туда, но я все же пошел. Кроме меня там были моя сводная сестра и ее мать — подруга моего отца. В комнате нотариуса, читавшего текст завещания, стояла такал тишина, что я вряд ли ее забуду. Отец оставил мне в наследство маленькую однокомнатную квартиру. Я сразу подумал, что они будут ненавидеть меня за это. Мне было стыдно, но я молчал.

Через какое-то время, подписав все документы, я быстро попрощался и чуть не бегом направился к выходу. Подруга моего отца окликнула меня, когда я был уже на лестнице. Она спустилась ко мне и спросила, не хочу ли я выпить ними кофе.

— Извините, но я спешу.

— Жаль… Ну, тогда прощайте.

— Вы знаете, я выпью с вами кофе, я успею.

Представьте себе сюрреалистическую картину: я, моя сводная сестра Элена и ее мать Рената сидим вместе за столиком в баре. Всем троим немного не по себе. Первое, что я открыл для себя: они вовсе не испытывают ненависти ко мне. Наоборот, они знали, что я получу квартиру, они говорили об этом с отцом. Элена даже предложила обменяться телефонами. Номера были внесены в книжку, но я уже знал, что не захочу больше видеть этих особ. Я не мог этого допустить. К тому же сестра мне понравилась.

Мы просидели в баре меньше получаса. Когда Рената сказала: «Твой отец тебя очень любил», — я поднялся, пробормотал: «До свидания» и вышел из бара.

В квартире, оставленной отцом, жить мне не хотелось. В течение нескольких лет я сдавал ее, потом продал и вырученные деньги вложил в фирму Алессандро.

Квартира стала предметом долгих споров с моей матерью. Она была против того, чтобы я принял ее.

Когда мой отец ушел из дому, мой мать ничего не хотела брать от него. Она отказывалась даже от денег. Это я знаю, потому что она сама мне об этом говорила и не один раз. Думаю, после разрыва с отцом моя мать больше страдала из-за оскорбленной гордости, чем из-за потери любви. Мне вообще кажется, что честно выразить любовь можно только при полном отрицании эгоизма. У моей матери это не получилось. В отношении ко мне она была безупречна: я всегда был сыт, чисто одет и все такое. Но при этом она не уставала повторять: все, что она делает, она делает ради меня. Но даже ее любовь ко мне не была лишена эгоизма: она как бы соревновалась с отцом и окружающим миром. И, по большому счету, я думаю, она любила только себя.

В моем решении принять квартиру по завещанию отца она увидела предательство. Мне это так не казалось, но и сильнее любить отца из-за того, что он проявил заботу обо мне, я тоже не мог. Для меня квартира была лишь малой каплей огромного моря радостей, которыми меня обделили в детстве. Почему теперь я должен лишать себя этой малой толики? Из гордыни?

— Он оставил ее тебе, чтобы очистить свою совесть, — споря со мной, сказала мать.

— Какую совесть? Он умер. Какую совесть очищают после смерти? Неужели я должен вечно от всего отказываться? Мне должен принадлежать весь мир, а я уже чувствую себя виноватым из-за того, что не отказался от этого чулана.

— Ты хочешь сказать, что я о тебе плохо заботилась?

Я постарался уйти от этих бесконечных «ты хочешь сказать», прекрасно зная, что потом мне будет муторно из-за того, что я ввязался в перепалку.

Через, несколько месяцев я навсегда ушел из дома, в котором вырос.

Однако правильней будет сказать, что я сбежал.

 

5. БЫВШИЕ ПОДРУГИ (Порой они возвращаются)


Во время прогулок по городу я иногда захожу в книжный магазин. Стоит мне войти туда, провести в нем какое-то время, неспешно перебирая книги, как все заботы и тревоги улетают прочь. Мне легко и приятно. В окружении книг я кажусь себе умнее и интереснее, чем есть на самом деле. Если мои глаза случайно встречаются со взглядом женщины, я отвечаю ей вежливой, скромной улыбкой. В книжном магазине я ощущаю себя интересным, привлекательным мужчиной. Но почти не разговариваю и при посторонних не беру в руки легкую, развлекательную литературу. Среди полок с книгами я острее ощущаю свое одиночество, несмотря на то что рядом со мной стоят и другие покупатели. Скорее это даже не покупатели, а читатели. В таких местах общение возникает не между людьми, а между человеком и книгой. В книжном магазине всегда чувствуешь себя слегка отстраненным от остального мира.

Однажды я читал вступительную статью к одной научной книге и услышал, как кто-то окликнул меня:

— Джакомо!

Я поднял глаза и увидел Камиллу, свою бывшую девушку. Единственную, о которой могу так сказать. Вместе мы провели всего два года, чуть больше, чуть меньше. До нее постоянных девушек у меня не было, да и моей маме никто из них не нравился.