– Что ж, раз ты настолько уверен в ней, то жди. Но она в Париже, Раф. Сиен с ней говорила буквально перед отлётом, и по словам жены, Мира не собирается никуда переезжать. Она учится, нашла место официантки в ресторане, работает в ночной смене, – Белч отводит от меня взгляд, словно стыдясь своих слов.

Мне сложно сейчас улыбнуться и кивнуть, сделав вид, что я принимаю это. Ложь. Я раздавлен. Я не хочу, чтобы Мира жила без меня, ведь я не могу делать это без неё. Никогда не мог. Мой мир продолжает крутиться вокруг неё, и я не в силах его остановить. Так было всегда. Даже когда я злился на неё и обижался, пытаясь ненавидеть за то, что она бросила меня после того, через что нам пришлось пройти. Любое моё действие было направлено именно на сердце Миры, чтобы призвать его к себе, чтобы увидеть в её глазах безумную ревность, ярость и заставить ругаться со мной чёртово долгое время, пока всё не встанет на свои места. И вот теперь жить дальше без неё невыполнимо для меня, поэтому я предпочитаю мечтать. Надеяться на то, что она увидит тот кулон, который я подарил ей, вновь наполнив своей кровью, чтобы она вспомнила обо мне и вернулась.

– Я рад за неё, – выдавливаю из себя. – Они часто общаются?

– Сиен посылала ей фотографии мест и нас, где мы были, и…в общем, позвонила ей, когда мы посетили госпиталь, чтобы узнать, кто у нас будет. Сиен устроила истерику, решив, что должна ей первой об этом сообщить, и плевать ей было, что в Париже лишь четыре утра, – я держусь… из последних сил держусь от этих слов. Белч ставит пиво на стойку и шумно вздыхает.

– И кто? – Мой голос садится.

– Мальчик. У нас будет сын, – едва слышно говорит он.

Я тоже хочу быть отцом. Я тоже хочу знать, что моя жена беременна. Я хочу быть на месте Белча. Я безумно ему завидую. Меня это заставляет злиться на друга, хотя он ни в чём не виноват.

– Поздравляю. Это здорово, – ком встаёт в горле. Я не рад. Я не поздравляю их. Мне стыдно за свои мысли. Это отвратительно по отношению к Белчу и Сиен. Им тоже пришлось пройти через боль и отчаяние. Но им помогли. Мира помогла. А кто поможет мне? Никто.

Белч поднимает голову и осторожно улыбается мне.

– Я… долго смотрел предполагаемые вопросы от агента. Устал. Пойду ещё немного посплю. Ты можешь остаться, если хочешь. Здесь ничего не изменилось. Пульт от телевизора там же, где и прежде.

– Раф, может быть девочек позовём, немного расслабимся?

– Ты женат, Белч, – усмехаюсь я.

– Ладно, не сработало. Но ты не можешь горевать вечно, тебя это убьёт. Мы с Сиен задержимся в Нью-Йорке на несколько дней. Она хочет купить здесь коляску, какую-то навороченную, и кроватку. Мы зайдём завтра или послезавтра, ладно? Если что, то мы остановились у дяди на Манхеттене, – Белч делает шаг ко мне, а я отступаю.

– Да, конечно. Я пойду лягу, голова трещит. Спасибо за подарок. Захлопнешь за собой дверь, она автоматически закроется, – я не могу смотреть ему в глаза. Сбегаю.

Закрываю дверь в спальню и снова падаю в постель.

Сын… я завидую. Как же я завидую им.

Копаюсь в тумбочке и достаю свой рисунок. Провожу пальцами по изображённому на нём подвенечному платью Миры. Воспоминания об огромном, громоздком и вычурном наряде, в котором Мира чуть не утонула в ту последнюю страшную ночь, врываются в мою голову. Неужели, это всё? Неужели, она, действительно, настолько устала бороться за нас, что предпочла уйти? И я её понимаю. Чертовски понимаю и оправдываю. От этого тошно.

Моё настроение на нуле. Я машинально принимаю душ, бреюсь и одеваюсь, чтобы пораньше приехать на встречу с фанатами в одном из популярных розничных книжных магазинов.

– Привет, ты готов? – Мой агент и, по совместительству, редактор, Растре, улыбается мне, встречая в дверях.

– Привет. Да, конечно, – натянуто улыбаясь, киваю ему, и мы проходим в основной зал, где раздвинули стеллажи с книгами, поставили стулья, повесили плакат с анонсом третьей книги, поставили стол с экземплярами двух уже выпущенных книг для подписи, после встречи с поклонниками.

Меня ведут в дальнюю комнату, предлагая перекусить, выпить кофе или чай. Отказываюсь. Меня тошнит. Я нервничаю. Это не первая подобная встреча, но первая для меня после того, как я увидел Миру снова и понял все свои ошибки.

– Там полно народу. Стульев не хватает, люди толпятся. Поздравляю, теперь тебе придётся писать и рисовать дальше, – меня по плечу ударяет Растре.

– Ага. Круто. Мы должны были начать полчаса назад.

– Немного задержимся, люди приходят и приходят. Социальные сети делают невозможное. Они делают тебя популярным и богатым, Раф. И это только начало. Через месяц сделаем персональную выставку твоих зарисовок. Начнём их продавать снова. Я завалю тебя работой, – смеётся он.

– Да, здорово, – тяжело вздыхаю и смотрю на свои руки. Переворачиваю ладонями вверх и провожу по шраму на одной из них. Грустная улыбка появляется на губах. Я бы хотел повернуть время вспять и сделать то же самое. Не менять ничего, а прожить те же взрывные эмоции, ту же боль, так же влюбляться в Миру и бороться за нас.

– Начинаем, Раф. Всё готово.

Поднимаюсь со стула, и меня проводят в основной зал. Я шокировано смотрю на людей, собравшихся здесь. В основном девушки, конечно. Мне приятно. Если бы рядом была Мира… я бы извинился за всё, что написал в книгах о ней.

Меня представляют, и раздаётся шквал аплодисментов. Затем фотографируют, когда я сажусь на стул и пододвигаю к себе бокал с водой. Горло сушит. Меня сильнее мутит. Сердце бьётся слишком быстро от нервов, я бы так это описал, но нет. Мне страшно. Почему мне страшно сейчас, ведь это не впервые для меня отвечать на глупые вопросы, что я и делаю постоянно в последнее время.

– А у вашей главной героини был прототип? – После многочисленных вопросов о том, как и где я живу, с кем встречаюсь, и есть ли у меня девушка, раздаётся необходимый для меня вопрос.

Поднимаю голову и улыбаюсь.

– Да.

– А на месте главного героя вы представляли себя?

– Я не представлял. Я им был.

– То есть, всё что написано, это правда? Есть такое закрытое учреждение для богатых, где творится подобная жестокость? – Изумляется публика.

– В каждом учебном заведении есть проявления жестокости. Это не новость. Убийства. Ненависть. Разделение слоёв общества. Война за первенство. Так что, это собирательный образ. А правда, отчасти, там присутствует.

– Вы сообщили о том, что намерены писать продолжение? Зачем? Каким оно может быть, когда героиня поступила так подло и предала своего любимого? Она же его бросила умирать и даже не помогла, когда его избили и увезли от неё. Она палец о палец не ударила, чтобы вызвать скорую или же хотя бы накричать на своего отца. Она развернулась и ушла из номера, пока он истекал кровью и страдал!

– Я… – замолкаю, не зная, как правильно ответить. – Мне нужна надежда, понимаете? Всем вам тоже нужна надежда на то, что даже из такой ситуации можно найти выход. Можно простить. Можно вернуться. И она ушла лишь потому, что её об этом попросили. Она ничего не могла сделать, потому что изначально всё было плохо. И герой тоже поступил некрасиво по отношению к ней. Он часто ей лгал и многое скрывал. Он предавал её и изменял. Он набирался опыта, как и она. И я хочу, чтобы хотя бы в книге осталась надежда на продолжение, ведь каждый из них продолжает дышать, а значит жить. И после подобного сердце не может биться так же без повода. Каждому из нас требуется повод, чтобы бороться дальше. Это риск. Мы рискуем постоянно, ведь не знаем, как отреагирует тот или иной человек на наши действия. Любовь – самый серьёзный риск в нашей жизни, и без него мы жить не умеем. Он должен быть в нас всегда, даже если выхода нет. Рисковать собой. Рисковать жизнью. Рисковать любовью. Рисковать так, чтобы потом не винить себя за то, что струсил. Трусости любовь не прощает. Здесь принцип: или всё, или ничего. Кому-то хватает сил, чтобы получить всё. А кто-то довольствуется малым, потому что боится снова быть сломленным. Но он уже такой. Ситуацию может изменить лишь тот человек, из-за которого это с ним случилось. Нет гарантии того, что именно они будут вместе. Но надо рисковать, и я тоже хочу рискнуть и подарить всем продолжение.

Публика перешёптывается, обсуждая мой ответ. Делаю глоток воды и, хмурясь, смотрю на свои руки, ожидая следующего вопроса.

– А как же страх? Страх того, что повторение неизбежно, – моё сердце делает кульбит. Оно то стучит в горле, то где-то в ногах.

Резко вскидываю голову, и в ней начинает шуметь. Не может быть…

– Если один раз случилось, то может случиться и ещё раз. Какой смысл страдать, когда всегда будет преследовать риск повторения? Как понять, что этот риск стоит того? Зачем снова начинать доверять и привыкать друг к другу вашим героям, мистер Лоф, ведь боль ещё жива? – Девушка, стоящая за всей сидящей толпой с моей книгой в руках, дёргает воинственно головой, отчего короткие до плеч волосы покачиваются в такт её движениям. Голубые глаза смотрят в мои.

– А какой смысл тогда, вообще, в любви? Зачем она дана нам? Зачем она появилась на свет? Любовь – тяжёлый труд. Труд двоих. Ради неё стоит рискнуть, даже если больно. А больно из-за того, что нет рядом её. Больно смотреть на себя в зеркало и вспоминать то время, когда она была. Больно ждать её каждый раз, когда просыпаешься. Больно не увидеть её снова. Больно понять, что расставание – это навсегда. Больно потерять надежду. И страх – это нормально. Мы всегда будем бояться чего-то. Проблемы никуда не денутся. Они сопровождают нас каждую минуту жизни. Есть глобальные, а есть пустяковые. Это нормально. Это и есть жизнь. Без проблем ни один человек не сможет сказать, что он живёт. И я хочу жить. Я хочу не пробовать жить, а полноценно взять на себя ответственность за будущее. Боль тоже будет. У кого её нет? Это нормально. Нет идеального королевства. Мир изменился, и мы тоже меняемся. Мы взрослеем. У нас появляются другие ценности, но единственное, что остаётся неизменным, это страх одиночества. Это нормально.