Лина Мур - Империя наших надежд

– Всё… всё хорошо. Ты жив, – шепчу я, успевая поцеловать его в висок. Он тяжёлый. У меня всё болит. Я больше не могу двигаться. Я должна плыть, чтобы вытащить его из воды. Он ударился. Всем телом ударился о воду и, может быть, умирает или уже умер. Я должна спасти его… без него я умру сама.

В моей голове кружит рой мыслей, пока я, крепко держа Рафаэля, гребу рукой к лодке, направляющейся к нам. Мне кажется, что проходит так много времени, я паникую. У меня парализует всё тело, но я держу его. Держу, как и обещала. Не отпущу его руку. Никогда. Он спас меня. Он пожертвовал собой ради меня. Он дал мне надежду…

Когда я оказываюсь на берегу, и меня вытаскивают из лодки, наши руки с Рафаэлем отпускают друг друга. Точнее, моя соскальзывает с его. Его забирают. Кладут на носилки и несут к карете скорой помощи, и я бегу за ними. Меня мотает в разные стороны, зрение мутное. Я не могу контролировать ни руки, ни ноги, они предают меня. Я слабею с каждой секундой. Меня отталкивают в сторону, отчего я, в своём мокром и тянущем вниз платье, спотыкаюсь и чуть не падаю.

– В нём наркотик… в его крови наркотик… героин с чем-то. Оскар… он… помогите ему, – сдавленно шепчу я. Хочу кричать и не могу.

– Всё, всё закончилось, – грубый голос Грога звучит мягко. Он подхватывает меня подмышки и накрывает пледом. Я слышу, как он передаёт мои слова медсестре.

– Рафаэль… я должна поехать с ним… – всё перед глазами кружится, я пытаюсь оттолкнуть Грога от себя, но мои руки попросту скользят по его.

– Ему помогут, а тебе нужно немного прийти в себя. Хорошо, что ты жива, – Грог уносит меня куда-то в сторону и опускает в машину. Меня всю трясёт от холода. Я до сих пор слышу свист ветра в ушах, во рту гнилой привкус. Меня так тошнит. Но я должна… у меня есть причина, чтобы не отключаться.

– Эмира, как ты могла допустить такое? Брак с этим ублюдком! Уму непостижимо, что ты на это согласилась! – В мой разум врывается злой голос отца.

– Эрнест, дай ей время прийти в себя. Ей плохо. Она упала с огромной высоты и находится в шоке. Если бы не Рафаэль, она была бы мертва. Он принял на себя весь удар…

На меня ложится тень. Грог.

Мон шер… мой любимый… прости меня… я приеду… сейчас, ещё немного подожди. Меня подожди…

– Да плевал я на ещё одну шваль. Пусть подохнет, наконец-то, мне это только забот убавит. Это из-за него всё случилось. Если бы он не вдолбил этой дуре в голову всякие глупости, то я бы сейчас был в Америке и решал свои дела, а не занимался очередным спектаклем этой идиотки. Как можно быть такой тупой, Эмира? Сколько раз я тебе говорил, не водись с отбросами! Я пытался тебя оградить, но ты сама виновата во всём! Получила по заслугам! А мне доставила очередные хлопоты и бумажную волокиту с властями!

Я как в тумане поднимаю голову, видя отца, брызгающего слюной и размахивающего руками. Я и не ожидала от него поддержки, но слышать вот такое, отвратительно.

– Это ты ублюдок, – хриплю я.

– Мира, – шокированный Грог поворачивается ко мне.

А внутри меня невероятный всплеск адреналина, помогающий подняться на ноги и сбросить с себя плед. Я с лютой ненавистью смотрю в глаза отцу и желаю ему самого страшного в этом мире – смерти в одиночестве, и чтобы никто ему не помог. Меня оскорбляют его слова, сказанные про Рафаэля. Меня оскорбляет даже то, что он смеет предъявлять мне претензии, обвиняя во всём случившемся, когда я не просила его о своём рождении. Это он захотел. Он вынудил одну суку родить другую. Меня.

– Это ты. Ты самый страшный кошмар для любого человека, – мой голос сипит, но я уверенно делаю шаг к отцу и выставляю палец, указывая на него. – Рафаэль – самый честный и искренний человек, которого я знала. Он закрыл меня собой. Он это делал постоянно, а что сделал ты, скажи? Ты натравил на него Оскара. Из-за тебя я оказалась там. Из-за тебя я смотрела, как моего любимого бьют в том номере, и в который раз стыдилась тебя. Из-за тебя я сходила с ума от боли каждую секунду своей жизни. Из-за тебя моё сердце всё разорвано, и с него стянута кожа. Ты не стоишь ни единого шрама на моей коже. Ты не стоишь ни одной слезы, которые я дарила тебе столько лет. Ты эгоистичный, жестокий и одинокий подонок. И я с радостью тебя убью. Я убью тебя голыми руками. Я разорву тебя сейчас так, как ты медленно разрывал меня все эти годы. Я убью тебя!

Дёргаюсь к отцу, но меня хватает Грог, удерживая от желания стереть пальцы в кровь и добраться до этого чёрствого сердца внутри него. Сожрать его хочу и не подавиться, чтобы он мучился так же, как и я.

– Довольно. Я спишу твои слова на потрясение и шок, Эмира. С этого момента ты станешь идеальной дочерью, поняла меня? Ты вернёшься обратно в Женеву и продолжишь обучение, чтобы начать быть нормальной, а не истеричкой, которую я терплю. Я сделаю из тебя человека, а этот Рафаэль, точнее, наркоман и преступник…

– Эрнест, хватит…

– Пусть сдохнет и сгниёт заживо. Как сдох его сообщник. Это ты мой кошмар, и я жалею о том, что когда-то не дал твоей матери тебя прикончить, – всё вокруг замирает. Я смотрю на него, и это конец. Грог шумно втягивает в себя воздух, крепче удерживая меня.

Моё лицо искажается от гнева. Я даже чувствую, как мышцы сводит от отвращения. И это не боль, которую он мог мне причинить раньше, сказав такое. Меня это больше не задевает, а вот слова про Рафаэля очень.

Собираю слюну во рту и плюю в его лицо, попадая прямо на нос.

– Сдохни, мразь, – рычу я.

Отец замахивается, чтобы ударить меня за такое, но Грог успевает отойти в сторону вместе со мной.

– Ну же! Давай! Ударь, трусливый мудак! Ударь, мразь паршивая! Ты же только на это способен! – Хрипло смеюсь я и дёргаюсь в руках Грога. На меня накатывает безумие. Мне хочется раздраконить отца, чтобы он дал мне возможность показать ему, как я его ненавижу. Всем своим сердцем ненавижу.

– Убери её, иначе я за себя не ручаюсь, – шипит отец, стирая мою слюну с лица платком.

– Грог, отпусти меня! Отпусти меня! Пусть ударит! Пусть! Он же только на это и способен! Он же трус! Жалкий и вонючий трус! – Визжу я, ударяя Грога по рукам.

– Мира, прекрати. Своей истерикой ты Рафаэлю не поможешь. Сначала успокойся, а затем мы отправимся в госпиталь, ладно? Успокойся, прошу тебя. Не зли его.

Мокрые, вонючие пряди волос прилипают к лицу, а я молочу кулачками по рукам Грога, царапаю их и, напоследок, изо всех сил впиваюсь в них ногтями.

– Чёрт, Мира, мне ведь больно, – скулит Грог, освобождая меня из своих рук.

Отпрыгиваю от мужчин и полиции, собравшейся вокруг нас. Меня трясёт. Мне так холодно. Мне так страшно.

Я люблю тебя…

Эти слова звенят в голове, а потом удар и ледяная вода. Я вспоминаю то, что успел сказать Рафаэль. Последнее слово, чтобы я ответила ему.

– Куда его отвезли? Я хочу немедленно отправиться к нему, – дрожащим голосом, пытаясь остановить стук зубов друг о друга, произношу я.

– Ты смотришь не на того, – замечает Грог, отсылая рукой офицера полиции.

– Именно на того. Этот ублюдок мне не отец. Он…

– Эмира Райз! Закрой свой поганый рот! Ты и так создала мне кучу проблем, и я их решаю! Ты…

Обида, злость и боль разрывают моё сердце в который раз. Поворачиваюсь к этому ублюдку, одетому в элегантные чёрное пальто и костюм. На нём даже пылинок нет, как и эмоций. Ни одной. Боже, это так противно.

– Решаешь? – Горько всхлипываю я, быстро стирая слезу, выкатившуюся из глаз. – Решаешь? Правда, что ли? И как ты решил? Отдал меня Оскару? Заставил пережить очередное издевательство над своей дочерью? Неужели ты насколько чудовищно бессердечен, если даже не смог удержать свой рот закрытым? Это ты виноват. Во всём только ты и виноват, Эрнест Райз. Ты убийца. И не только людей, но и всего живого, что было во мне. Я тебя ненавижу и буду ненавидеть всю жизнь. Ты для меня мёртв, и мне плевать, что ты сделаешь дальше, но сейчас я намерена ехать туда, где находится Рафаэль. Тебе не удастся забрать у меня того, кто сумел меня полюбить и научил быть собой. Я никогда тебя не прощу, и если он умрёт из-за тебя, то клянусь, папочка, я пойду на любое преступление, чтобы твоя жизнь превратилась в ад, в котором ты заточил меня.

– Ты обезумела, Эмира. Только от меня сейчас и зависит его жизнь. Ты забыла о том, кто я такой, и кто такая ты? Ничтожество. Ты ничего не имеешь и когда вспомнишь об этом, я буду с тобой говорить иначе. Раз я не твой отец, то рабовладелец твоей поганой и невоспитанной душонки. Сука ты последняя, и я предупреждаю, что ты ещё пожалеешь, когда будешь в ногах у меня валяться, чтобы молить о помощи.

Не выдерживая больше оскорблений, разворачиваясь, направляюсь к полицейским и прошу их отвезти меня в госпиталь, в который отвезли Рафаэля. У меня ноги подкашиваются, когда я опускаюсь на сиденье машины. Я до сих пор в шоке от того, что случилось. Сейчас меня не особо трогают слова отца, но придёт время, и я, правда, буду плакать горько и навзрыд от того, что он сказал мне сегодня. А в эти минуты в моей голове каждую секунду прокручивается тот момент, когда раздался выстрел, затем – мой громкий крик, меня переворачивают, чувствую невесомость и свист в ушах… Слабый шёпот Рафаэля, а затем глухой удар… и я теряюсь в тёмной пучине воды. Я так боюсь потерять его сейчас. Так боюсь похоронить раньше себя. Так боюсь оставить в земле свою любовь, ради которой так долго поднималась и шла. Я боюсь упасть рядом. Мои чувства сейчас обострены намного сильнее, чем в тот раз, когда Карстен живьём похоронил Рафаэля в гробу. У меня тогда был шанс его спасти, а сегодня – нет. Я не знаю, что с ним сейчас, он слаб и едва дышит. Я могу лишь уповать на врачей и их способность вытаскивать людей с того света.

Когда меня привозят к дорогому и закрытому госпиталю для богатых, я сразу же направляюсь на стойку регистрации, чуть ли не умоляя сказать, что с Рафаэлем. Он в операционной. Состояние критическое. Сухой ответ и счёт на оплату. Его не переведут в палату и выбросят на улицу, если я не оплачу огромную сумму, которой у меня сейчас нет. Да у меня ничего нет, кроме меня самой, и чёртова свадебного платья. Я не знаю, что мне делать. Из моей головы напрочь вылетели все номера телефонов, по которым я могу позвонить. Все, кроме одного. Отца. Вот оно. Вот, о чём он говорил. Умолять. И я буду это делать, как бы противно мне ни было. Я буду умолять до последнего, ради Рафаэля. Я унижаться буду, и мне плевать на его смех и слова в будущем. Для меня важнее Рафаэль.