Лина Мур - Империя наших надежд

– Хорошо. Это твоё решение, Мира, и я его уважаю. Я и не надеялся на большее, – Рафаэль сухо кивает мне и, разворачиваясь, идёт к двери.

Его рука ложится на ручку, а моё сердце изнывает оттого, что это конец. Вот такой неизбежный конец, который я должна принять. Я обязана это сделать.

– Нет, – резко разворачивается и поднимает на меня полный ярости взгляд. – Нет, это ложь. Я не уважаю твоё решение. Я лгу. Я надеялся на большее. Я ждал, что когда я приду к тебе вот такой. Раздавленный внутри. Жалкий и одинокий. Ты прижмёшь меня к себе, как раньше. И я снова буду дома в твоих руках. Я каждый день жил лишь мечтами. Может быть, ты права, и я не всегда играл свою роль, но никогда не переставал любить тебя. Даже в минуты отвратительного обнажения моей души и тела, я думал о тебе. Где-то глубоко я помнил о тебе. И сейчас видеть то, что ты ни черта не понимаешь, мне больно. Слышать твои слова, которые идут вразрез с моими чувствами, чертовски больно. Я не принимаю этого, поняла? Ты можешь делать всё что угодно теперь, а я буду лишь тенью для тебя. Ты сама этого хотела! Хорошо, раз ты настолько зациклена на чистоте, то отмой меня! Отмой меня, Мира! Я сам не могу этого сделать! Отмой меня собой! Но и этого ты не сделаешь, а я не понимаю почему? Я не знаю, что ты там себе выдумала! И мне плевать на это! Я сделал то, что сделал! Мне не стыдно, ясно? Мне не стыдно ни за одно слово, которое я произнёс, потому что это помогло мне понять, как сильно я тебя люблю! Именно дерьмо, льющееся из моего рта тебе в лицо, дало мне чёткое понимание того, что ты этого не заслужила! А что касается физической боли, то я этого сам себе никогда не прощу! Никогда! Но ты мне не поверишь, пока я не изрежу себя или же не пройду ещё одно ужасающее погребение! Там! В том гробу! Вспомни, пока я лежал там, что ты чувствовала? Вспомни, что ты говорила мне, когда думала, что я умер? А теперь ты всё забыла, но я помню! Помню каждую слезу твою и свою! Помню каждую каплю крови! Помню каждую эмоцию, и это помогло мне двигаться и дышать! Это всегда будет моим! Всегда, и ты это у меня не заберёшь! Я люблю тебя, но ты меня даже не слышишь… ты тоже никогда не хотела меня слышать, а я думал, что ты стала другой. Родной. Самой родной во всём мире. У меня никого больше нет такого же любимого и близкого, как ты. Но тебе… тебе на всё плевать, кроме пунктика об изменах. Я не Оливер, чтобы унижать себя подобным. Если я это и делаю, то лишь для того, чтобы выжила ты. И мне больно. Надеюсь, тебя это порадует. Мне больно знать, что ты тоже играла свою роль и никогда не верила мне. Я сделал много ошибок, но именно они заставили меня понять – ты для меня важнее, чем моя жизнь. И если бы у меня был шанс что-то изменить в прошлом, то я бы ничего не менял. Ни единого отрывка, потому что они стали моей историей любви. И я тоже был в ней один. Мне больно. Потерять тебя для меня подобно аду, и я буду существовать в нём, если тебе это нравится. Наслаждайся, Мира, я твой раб, и так было всегда. Радуйся тому, что я унижен и раздроблён на части из-за твоей мнимой гордости, которая сейчас никому не нужна. Будь счастлива в своём новом выдуманном мире, а я останусь в жестоком, который никогда не даст мне забыть, что я узнал, каково это – хоть недолго быть любимым и любить самому.

Дверь хлопает, и силой ветра до меня доносится остывший и ледяной аромат.

Я понимаю, что не дышала, и только сейчас втягиваю в себя кислород, опускаясь на постель.

«Это оригиналы. Они твои. Это была не моя война, а твоя. И ты её выиграла. Дальше всё зависит только от тебя. Я не знаю, что случится в будущем между нами, но это то, что позволит тебе уничтожить всех врагов. Меня в том числе. Ты должна меня ненавидеть, но я надеюсь, что ты всё же ещё немного любишь меня и дашь мне шанс, позволив любить тебя.

Прости меня… я не могу оторваться от тебя… это больно. Ты часть меня… к сожалению.

В который раз перевожу взгляд с письма на разложенные на столе четыре флешки. Одна с признанием Карстена и всем материалом его жестокого бизнеса, как и видео каждого Всадника. Вторая – с сообщением Всадников, предназначенным для всех студентов. Третья – с материалами того, с чего всё началось. Та ночь с самого начала и до конца. Четвёртая – с личными признаниями Рафаэля во всех совершённых им преступлениях.

Они ничем не отличаются друг от друга. Все с виду идентичные. Безликие. А внутри столько боли и чудовищных событий.

– Мира?

Быстро сгребаю флешки вместе с письмом и бросаю в тумбочку. Улыбаясь, поворачиваюсь к Сиен, вошедшей в мою спальню с завтраком.

– Ты не спала?

– Нет, я думала. Долго думала.

Она ставит поднос на стол и садится на кровать.

– О чём?

– Обо всём. На самом деле о нём. Рафаэль был здесь этой ночью, и мы говорили. Нет, не так. Мы вновь обвиняли друг друга во всех грехах. Так будет постоянно. Это изначально проигрышный вариант, и, наверное, теперь стоит смириться с тем, что прошлого не вернуть. Оно уже так далеко. Нужно жить дальше, как бы сложно это ни было.

– Я знаю, мы с Белчем были внизу, когда он пришёл, – тихо признаётся подруга.

– Значит, ничего нового я тебе не скажу, – пожимая плечами, поднимаюсь из кресла и отхожу к окну.

– Ушёл он очень мрачный и разбитый. Мне даже кажется, что он не предполагал такого исхода вашей беседы. Он, вообще, надеялся на то, что беседы и не будет, – усмехаюсь от её слов, смотря на пустующий дом братства.

– А на что он надеялся? На то, что я снова позволю ему играть мной? Снова прощу, как это было с Оливером? Снова буду терпеть измены, издевательства и унижения? Пусть то, что было на моей памяти хорошего, останется в прошлом, хотя бы оно, и не важно, по какой причине это произошло.

– Но, ты не думаешь о том, что Рафаэль надеялся на понимание? Ведь измена Оливера и его – это очень различные вещи, Мира. И обстоятельства такие же. Оливер хотел это сделать, а Рафаэлю пришлось…

– Опять? Да почему вы все считаете, что обстоятельства обязуют прогибаться постоянно под них и выбирать самое простое? – Возмущённо поворачиваюсь к Сиен. – Почему вы находите такие жалкие оправдания тому, чего можно было избежать?

– Подожди. Ты что, действительно, считаешь, что Рафаэль хотел спать с Марджори? Серьёзно? Не все мужчины изменяют тем, кого любят, Мира. Но женщины верят мужчинам именно только после близости. Это было тоже с тобой, потому что секс – это интимная вещь, в которой нельзя что-то выдумать.

– И ты лишь подтверждаешь мои слова. Получается, что он хотел этого, раз у него всё получилось, – едко замечаю я.

– Белч принимал таблетки для того, чтобы изнасиловать меня. Якобы изнасиловать. Было больно, признаю, но ты не допускаешь возможности, что Рафаэль делал то же самое. Для нас, девушек, секс намного серьёзнее и важнее, чем просто разговоры. Мы отличаемся от парней. После секса мы не можем относиться к тому, с кем были в постели, безразлично. Как минимум мы ослабеваем, становимся уязвимей, и у них появляется возможность манипулировать нами. Почему ты не спросила его об этом? Почему не поинтересовалась, хотел ли он или был вынужден? – Изумляется подруга.

– Он сам сказал. То же самое, что и Белч тебе. Но как ты можешь быть уверена в том, что Белч тебе не лгал? Может быть, ему тоже нравится насилие и боль? Может быть, поэтому у него была эрекция, а не от таблеток? – Язвительно огрызаюсь я.

– А мне не нужно что-то выдумать про него, Мира. Я не создаю себе проблемы, как ты сейчас. Я доверяю Белчу и буду продолжать это делать, даже если ему придётся наступить себе на горло и прогнуться под угрозой расставания со мной. Я уверена в его чувствах, а ты сейчас, уж прости меня, с жиру бесишься, Мира. Ты зациклилась на какой-то глупости, когда ради тебя парень провернул такую аферу! Он тоже страдал! Ему тоже было больно! И мне было больно! И Белчу было больно! И тем невинным жертвам тоже было больно, Мира! Не тебе одной, знаешь ли. И сейчас ты попросту выставляешь себя глупой дурой, отказываясь от счастья из-за собственной выдумки! – Повышая голос, Сиен подскакивает с постели, а мне так обидно, что она его защищает. Не меня, а я его.

– Вот чего тебе не хватает сейчас, скажи? Ты жива. Марджори посадили за решётку. Всадников больше нет. Всё, ты свободна. Видеозапись, по словам Белча, тоже уже уничтожена…

– Не уничтожена, – вставляю я.

– Как?

– Она у меня. Рафаэль принёс её мне.

– Чёрт, вот ты дура! Ты, правда, такая дура, Мира! Какие ещё доказательства тебе нужны, что Рафаэль тебя любит? Что ещё он должен сделать, чтобы ты прекратила так себя вести? – Разъярённо кричит Сиен.

Обиженно поджимаю губы и передёргиваю плечами.

– Мне не нужны все его подвиги, понимаешь? Мне даже признания в любви не нужны? Мне необходимы были только несколько слов.

– Какие?

– Я буду тебя беречь, – выдыхаю я.

– Но разве это не подразумевает любовь? – Удивляется Сиен.

– В нашей истории – нет. Ни я, ни он не берегли друг друга. Наоборот, чем хуже, тем больше нам нравилось это. Беречь, понимаешь? Не топтать чувства, не драть их в клочья, не использовать друг друга в своих целях, не загонять меня в угол моими же словами, не отворачиваться, когда он нужен мне. Беречь. Я нуждаюсь в том, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Мне необходима она, потому что дальше будет лишь страшнее. А как можно быть уверенной в будущем, когда прошлое настолько жестоко, и в нём миллион подтверждений того, что это может повториться вновь? Беречь. Беречь от всего плохого. Беречь так, как берегут самое дорогое и ценное, боясь даже осевших пылинок или царапин. И вот я хочу быть для него этим самым дорогим, ведь он для меня именно такой. Ты можешь меня обвинять во многом, но я отлично усвоила все уроки с той ночи, и ни разу от него не отвернулась, как он это сделал со мной. Он не сберёг то, что я хранила для него. Он не сберёг ту чистоту, которую я так любила в нём. Он не сберёг меня от того, что я разочаровалась в нём. Он не смог. А любви мне мало, чтобы двигаться с ним дальше.