Даже зимой, в канун Рождества, ночью порт жил полной жизнью. В ночи раздавались как голоса разгружавших суда моряков, так и их товарищей, отправившихся на поиски развлечений.

Киркпатрик возглавлял процессию, а за ним лакеи вели Тернера. Они долго шли вдоль длинных рядов бочек и ящиков, миновали склады с дорогими товарами, наконец, остановились на пирсе, откуда был виден борт корабля под названием «Женевьева», уже готового к отплытию в Средиземное море.

– Ваш проезд оплачен. Вас препроводить в каюту? – бросил через плечо Эдмунд.

– У меня есть выбор? – спросил Тернер.

– Выбор есть всегда, – сказал Киркпатрик, ступив на палубу судна. – Отношение к вам зависит от вашего поведения.

На лице Тернера на мгновение промелькнула усмешка.

– Не надейтесь. Капитан в курсе, что доверять вам не следует, поэтому может запереть вас в каюте, когда пожелает, а может и за борт выбросить. Но если будете вести себя смирно, то доплывете до Испании или Италии, где сможете начать жизнь с чистого листа.

Ирландец сплюнул на палубу.

– Я, конечно, не выбрал веревку, мой мальчик, но если ты будешь читать мне нотации, то могу и сам повеситься. – Рот Тернера скривился. – А ты все равно вернешься в пустой дом. Я все-таки уничтожил маленький кусочек вашей английской знати, как настоящий революционер. Мне удалось больше, чем ты думал.

В последний раз взглянув на своего бывшего учителя, почти такого же красивого и гордого, как двадцать лет назад, с такой же косицей, что и тогда, с ненавистью и вызовом во взгляде, Эдмунд сказал:

– Капитан, я готов сойти на берег.

– Домой, в особняк Хавьера! – распорядился он, опустившись на сиденье кареты.

Пришло время ехать домой. Только сейчас он понял, что дом не в Корнуолле и не на Беркли-сквер. Дом там, где Джейн, – теперь он был в этом уверен.


После калейдоскопа бурных событий остаток вечера казался Джейн томительно долгим.

Она приехала в дом на Беркли-сквер без вещей, всего лишь с небольшим свертком. Прежде чем возвращаться окончательно и бесповоротно, лучше посмотреть, как Эдмунд примет ее рождественский подарок.

Омела над дверями по-прежнему радовала глаз, но остролист в гостиной выглядел весьма печально – листья увяли, ягоды сморщились. С помощью горничной Хилл Джейн заменила старую гирлянду на новую, с наслаждением вдохнула ненавязчивый свежий аромат и огляделась по сторонам.

Все готово. Теперь оставалось только ждать.

Ожидание затянулось, и в конце концов она задремала в кресле у камина.

Ее разбудил голос Эдмунда:

– Джейн, слава богу! Не застав тебя у Хавьера, я испугался…

Она открыла глаза и выпрямилась.

– Чего ты испугался? Что я напилась допьяна и свалилась в Темзу?

– Хм… Нет, я не о том.

– А о чем? Я приехала сюда в карете Хавьера. Достаточно было просто спросить у него, где я. – Она поморщилась, устыдившись своего ворчливого тона. – Прости. Я не подумала, что ты будешь меня искать.

– Ты не подумала, что я буду тебя искать? – Он подошел, взял ее за руки и поцеловал в макушку. – Джейн, все закончилось. Наконец-то он на корабле и больше никогда не вернется.

– Ты в этом уверен?

– Совершенно уверен. Для него нет ничего дороже собственной шкуры. А вся его так называемая любовь не более чем пустой звук и сотрясение воздуха.

– Согласись, куда хуже, если бы его любовь не была пустым звуком. Заяви он о своем отцовстве, что стало бы с репутацией твоей матери и сестер? Выходит, спасая собственную шкуру, он одновременно спасает их от бесчестья и боли.

– Да, ты права, – согласился Эдмунд.

– Я оставила у себя черную королеву. Когда Тернеру вздумается поиграть в шахматы, он обнаружит ее отсутствие и поймет, что это значит.

– Что, ты тоже воровка? – насмешливо спросил Эдмунд.

– Нет, он поймет, что это напоминание о сегодняшнем дне и обо всех нас; напоминание о том, что он один, а у королевы есть надежные защитники.

– Любопытно. – Эдмунд чуть повернулся, наблюдая за ней краем глаза. – Значит, ты у нас королева?

– Ну во всяком случае хотелось бы надеяться, что не пешка.

– Нет, определенно не пешка. – Эдмунд повернулся и медленно окинул ее взглядом. – Джейн, сегодня ты была великолепна, восхитительна. Как этот мерзавец посмел прикоснуться к тебе? Мы должны были появиться раньше. Никогда не прощу себе, что из-за нашей медлительности ты…

– Все хорошо. – Она сжала его руки. – Все хорошо, Эдмунд. Мы справились, и никто не пострадал.

– Нужно сжечь это платье, – произнес он решительно.

– Мое?

– Ну не мое же. – Он нахмурился. – Оно все мятое: Тернер хватал его своими грязными лапами, и… Джейн, это просто ужасно.

– Все обошлось. И мне нравится это платье. Хилл запросто приведет его в божеский вид.

– Не стоит. Я куплю тебе новое.

– Не стоит, мне нравится именно это. Я выбрала его перед свадьбой. Кроме того, когда я буду надевать его, мы сможем лишний раз вспомнить, какой храброй я была сегодня. – Она улыбнулась. – А теперь хватит о платьях. У меня есть важные новости.

– Неужели?

– Лорд Шерингбрук тоже покинул Англию. Его мать узнала об этом, пока ты провожал Тернера.

– Как? Ты уверена?

– Слышала своими ушами. Ее дворецкому рассказал об этом камердинер Шерингбрука, которого тот оставил в Лондоне. Тернер глубоко ошибался, когда сказал, что карты больше не интересуют виконта: он опять проигрался в пух и прах и, видимо, продал жемчуга матери, чтобы бежать.

Вздохнув, Эдмунд сел на ручку кресла рядом с Джейн и положил руку на спинку.

– Несчастная женщина! Леди Шерингбрук оказала нам огромную услугу сегодня. Как она пережила известия о сыне?

– Довольно спокойно: даже не удивилась, что он сбежал, а украшения пропали. Хавьер и Луиза предложили ей остаться на ночь, но она отказалась.

– У нее есть собственный дом, верно?

– Да. И доходы.

– Если у Шерингбрука приличный управляющий, его дела рано или поздно смогут поправиться. А что до его исчезновения, то, возможно, это к лучшему: он больше не причинит боли собственной матери.

– Но она будет скучать по нему. – Джейн откинулась назад, касаясь затылком его руки. – Мы говорим о Шерингбруке или о тебе тоже?

– Не знаю, не знаю.

Джейн закрыла глаза.

– Хавьер говорил со мной и про азартные игры, и про приданое.

Эдмунд рассмеялся в ответ.

– Я так и знал.

– Потери, впрочем, не так уж велики. Леди Шерингбрук будет продавать имущество виконта, чтобы расплатиться с кредиторами, ну а поскольку меня он тоже обманул, то она отдаст часть денег и нам. Даже если это будет всего сотня фунтов, то уверена, за карточным столом без шулеров я смогу превратить их в десять тысяч.

– Джейн, не надо, пожалуйста. Я был счастлив и без твоего приданого. Пусть леди Шерингбрук отдаст деньги кредиторам. Меня вполне устраивает, как сложилась твоя игра. – Эдмунд прикоснулся к ее подбородку пальцами. – А теперь скажи мне: ты приехала сюда навсегда или только для того, чтобы сообщить мне новости?

Она порозовела.

– Прежде чем ответить, я хочу тебе кое-что подарить.

– Прежде чем ты ответишь, я тоже хочу тебе кое-что подарить.

– Правда? – Джейн вдруг почувствовала разочарование.

– Это не шляпка, не волнуйся. Кстати, не хочешь перекусить? Мы могли бы послать за холодным ужином.

– А твой желудок? Уверен, что справишься с ужином?

Эдмунд немного подумал и улыбнулся:

– Да, черт подери, думаю, я более чем в состоянии с ним расправиться! И за выражение извиняться не стану, потому что оно тебе понравилось.

– Как, добрый, учтивый лорд Киркпатрик позабыл свои манеры? Я вся трепещу.

Эдмунд открыл было рот, намереваясь что-то ответить, но передумал и, покачав головой, сказал:

– Я принесу подарки. Так ты не возражаешь против ужина?

– Я распоряжусь, а ты иди.

После того как Эдмунд вышел, Джейн передала распоряжение слуге и с замиранием сердца взяла с дивана сверток, который привезла с собой. Точнее, это был не сверток, а сложенный в несколько раз большой лист оберточной бумаги. Она завернулась в него и встала у двери в гостиную.

Под омелой.

Глава 27. О рождественских подарках

Эдмунд уже привык, что от Джейн можно в любую секунду ждать чего угодно, и, тем не менее, свернув за угол, изрядно удивился. Она стояла в коридоре у входа в гостиную, кутаясь в оберточную бумагу.

– Ты замерзла? Очевидно, я все-таки должен купить тебе новое платье.

Джейн закатила глаза и сказала, комкая бумагу:

– Я приготовила тебе подарок… Ох, я знаю, наверное, это ужасно глупо.

– Подожди. – Эдмунд выронил продолговатый сверток, который был у него в руке, и шагнул к Джейн. – Подожди. Ты же стоишь под омелой.

– Да. И это тоже ужасно глупо.

– Конечно, невежливо возражать даме, но поцелуй под омелой отнюдь не глупость, а старая добрая традиция. – Эдмунд ласкал взглядом ее лицо: широко распахнутые глаза, упрямый подбородок, манящие губы. – Ты позволишь?

Поскольку она не сказала «нет», он воспринял это как «да», обнял ее за плечи, привлек к себе, прикоснулся губами к губам и… пропал.

Боже, как же здорово чувствовать себя таким пропащим.

– Слуги, – выдохнула Джейн и отстранилась. – Нам вот-вот принесут ужин.

– Слугам известно, что полагается делать под омелой.

– Полагается? Ты поцеловал меня только из-за омелы? А если бы ее здесь не было?

Эдмунд улыбнулся:

– Как ты думаешь, кто позаботился о том, чтобы омелу развесили по всему дому?

Эдмунд поднял упавший сверток и следом за Джейн вошел в гостиную. Буквально через минуту им принесли ужин – сандвичи, холодного цыпленка, чай и кружки с ароматным пряным глинтвейном. Пока лакей расставлял тарелки, Эдмунд рассеянно ворошил угли в камине и размышлял, что впервые в жизни почувствовал внутреннюю свободу и нежность к женщине, которую держал в объятиях.