Это достойно восхищения, несмотря на его упертость, граничившую с ослиной. Впрочем, Джейн умела ценить и упорство.

– Однако история еще не закончилась, – вдруг сказал Эдмунд и поделился с Джейн очередными планами Тернера: – Негодяй задумал похитить рубины Хавьера, и нужно подумать, как ему в этом помешать.

– Да, мы должны как-то его переиграть.

Глава 24. Грехи и грешники

– Мы? – удивился Эдмунд.

– Да, мы: ты и я.

– Почему?

И лишь его растерянный вид не позволил Джейн отпустить пару шуточек и ответить по возможности серьезно:

– Потому что мы муж и жена.

– Разве это имеет значение?

Джейн закатила глаза:

– Ладно, хорошо. Потому что я гений – сам это признал, – а союз с гением никому еще не повредил. Кроме того, по твоим же словам, я нравлюсь Беллами… или мне следует теперь называть его Тернером?

– Ты разочарована?

– Нет, скорее огорчена: стало быть, все его истории про слонов и выеденного яйца не стоят.

– В этом можешь не сомневаться: вся его жизнь – сплошной обман.

– Он нашел себе под стать и компанию: Шерингбрук – шулер, Тернер – лжец. Всю нашу совместную жизнь, начиная с помолвки, сопровождают темные личности.

– Мы и сами-то не особенно светлые, – усмехнулся Эдмунд. – Картежница и предатель – знатная парочка.

– Похоже, я растеряла свои навыки.

– Не стоит сомневаться в себе.

– Не стоит? – Джейн мрачно усмехнулась. – Как тогда объяснить тот проигрыш, что в корне изменил мою судьбу?

– Ты жалеешь?

– Мы ходим по кругу! Предлагаю перестать заниматься самобичеванием и заняться более конструктивными вещами.

– Мне кажется, ты зря в себе разочаровалась, – не поддержал ее Эдмунд. – Даже тогда, у Шерингбрука, ты выглядела как настоящая благородная леди, да и с ролью баронессы справлялась прекрасно. Что касается маскарада… в жизни не видел более игривой служанки.

Джейн недоверчиво посмотрела на него.

– Тебе правда… понравилось?

На миг их взгляды пересеклись, и она поняла, что он прекрасно помнит ту ночь, когда между ними промелькнул огонек настоящей страсти.

– Мне вот что пришло в голову, – начала было Джейн.

– Да, и мне, – перебил ее Эдмунд. – Ты так хорошо справилась с той ролью… может, попробуешь еще?

– Кого сыграть на этот раз?

– Ну… думаю, богатую знатную даму с тайными пороками…

Джейн не смогла подавить смешок, а он добавил:

– Такую же, какой ты предстала во время игры с Шерингбруком. Тогда ты выглядела весьма… убедительно.

Эдмунд окинул ее недвусмысленным взглядом с головы до ног, и Джейн чопорно ответила:

– Благодарю. То была действительно гениальная игра, поскольку я и не богата, и вовсе не соблазнительна.

– Конечно, – улыбнулся Эдмунд, – ты вела себя как настоящая леди.

Джейн оторопела.

– А о чем подумала ты?

«Настоящая леди» пришла в себя и немного сбивчиво ответила:

– Ну, вообще-то почти о том же. Если Тернер не знает, что мне известно, кто он на самом деле, и даже не подозревает, что я заподозрила в нем…

– Позволь вмешаться, пока ты не запутала нас обоих. – Эдмунд поднялся и принялся медленно ходить по комнате. – Для начала скажи, согласна ли принять участие в небольшой интриге, чтобы вывести злейшего врага твоего мужа на чистую воду?

– Да, безусловно.

– Мы, разумеется, приложим все усилия, чтобы обеспечить твою безопасность.

Вряд ли с Тернером ей может грозить большая опасность, чем за карточным столом с Шерингбруком и его компанией. Джейн была готова полностью довериться Эдмунду, поэтому лишь спросила:

– Нам не понадобится помощь со стороны?

– Мы это обдумаем, но я тебе благодарен заранее: без твоей помощи мне Тернера не одолеть.

– Так поступила бы любая на моем месте.

– Нет, любая не отправилась бы зарабатывать состояние игрой в покер, – возразил Эдмунд. – Не рискнула бы пойти на подобное. На такие поступки способна только Джейн Тиндалл, честная, но хитрая, строптивая, но добрая сердцем, великолепная в любой роли: будь то служанка или баронесса.

Героиня дифирамба аж прослезилась и подумала: «Он нуждается во мне, я ему небезразлична». Джейн и не надеялась когда-нибудь подобраться так близко к его сердцу…


После детальной разработки гениального, на его взгляд, плана Эдмунд едва ли не с радостью выслушал сообщение Пая о визите «мистера Беллами» и распорядился:

– Проводите его в кабинет.

Декорации были готовы. На столе красовался полупустой стакан виски, стояли немытые чашки из-под кофе, тарелка с остатками заветренных сандвичей, и довершал картину смятый, весь в пятнах шейный платок. Сам Эдмунд постарался выглядеть в соответствии со сценарием: небритый, неопрятный, сгорбился в кресле, словно после бессонной ночи.

Гость прибыл в добром расположении духа и, по-хозяйски устроившись в кресле напротив, воскликнул:

– Ну что же, любезный лордишка, похоже, холостяцкая жизнь не сахар? Кажется, кто-то провел последние сутки не вполне благопристойно.

Эдмунд вяло потер челюсть, заросшую жесткой щетиной.

– День в палате лордов, полный препирательств, после ночи в доме Хавьера.

– О, так ты все же пытался попасть на аудиенцию к прекрасной даме!

В ответ раздался горький смех.

– Да, но она отказалась меня принять. Так что будь все проклято: и она, и вы, и ваши рубины! Полночи там просидел, но она так и не вышла. Вот я и вернулся домой.

Эдмунд икнул для убедительности, а Тернер, вмиг помрачнев, процедил:

– Ты, стало быть, выбрал…

– Вообще-то мне нет никакого дела до этих секретов – столько лет прошло. Ну и что, что все это дерьмо всплывет на поверхность? – перебил его Эдмунд. – Это больше касается вашей любовницы и ваших же отпрысков, Мэри и Кэтрин. Вот пусть у вас голова и болит.

Он нагло уставился на Тернера и вдруг с удовольствием заметил, что негодяй словно съежился: стал меньше ростом, на лице резче обозначились морщины, которые раньше скрывала постоянная улыбка. В волосах серебрилась седина, а пышные кружева на воротнике и манжетах не могли скрыть старческие пятна на коже.

Перед ним сидел не коварный злодей, а уже очень немолодой и далеко не успешный человек, не способный обеспечить себе существование ничем, кроме интриг и воровства.

Однако надо продолжать играть роль.

– Что же до Джейн, – язвительно продолжил Эдмунд, – то она совершенно отгородилась от внешнего мира. Между нами все кончено, Тернер. Только не надо так на меня смотреть! Вы же знаете, что я непревзойденный мастер в этом деле. Оплачивать чужие счета, ничего не получая взамен, для меня проще простого.

– Ты имеешь в виду свое семейство в Корнуолле? – натянуто улыбнулся Тернер.

– Совершенно верно. Но и супругу я все еще считаю частью своей семьи и не позволю вам вмешиваться в ее жизнь. Впрочем, зачем я вам это говорю? Вперед, попытайтесь встретиться с ней. Она не позволит даже впустить вас в дом, как бы вы ни пытались уговорить ее. Именно в этом, если память не изменяет, и состояла ваша угроза?

– Ошибаешься, мальчик мой: примет. Я виделся с ней чуть ли не каждый день с того момента, как она тебя покинула.

В глазах негодяя было столько злорадства, что Эдмунд застыл, даже играть не пришлось.

– Она не призналась тебе, что учится играть в шахматы? И кто, ты думаешь, ее наставник?

Тернер откинулся на спинку кресла, удовлетворенный растерянностью Эдмунда.

– Говорил я тебе: игра еще не кончена. Недалек тот день, когда я добьюсь от леди Кей того, что мне нужно, так или иначе.

– Вы омерзительны!

– Ничуть не больше тебя, – парировал Тернер. – Взгляни на свою жизнь, мой мальчик. Заперся в четырех стенах и коротаешь дни, как в темнице. Совершенно не знаешь, что делать со своей жизнью. Тратишь время попусту.

– Попусту? Да нет, я участвую в жизни страны как член парламента, забочусь о своей матери и сестрах, которых вы покинули. Если вам хочется полюбоваться на человека, который попусту тратит свою свободу, могу помочь. Двадцать лет вы пребываете в разлуке с женщиной, которую, как утверждаете, любите, и теми, кого называете своими дочерьми. Так откуда же столько праведного гнева, будто это я тому виной, что вы до сих пор порознь?

– Насчет праведного гнева ты прав: кто еще виноват в разрушении нашей семьи, если не ты, мой мальчик…

– Не пытайтесь свалить всю вину на меня. Вы с моим отцом подложили бочки с порохом – я лишь высек искру. Если бы вам было хоть какое-то дело до вашей любви и ваших детей, мы сейчас не сидели бы друг против друга. Ничто не могло бы остановить вас на пути к ним. Вместо этого вы уже который месяц пытаетесь устрашить меня мыслью, что окажетесь с ними рядом. – Эдмунд захохотал. – Они же для вас давно чужие. Злоба – вот все, что у вас осталось.

Он не мог смотреть Тернеру в глаза, и не только потому, что было противно: дело в том, что слова, слетевшие с языка, могли легко относиться и к нему самому, Эдмунду.

– Если ты так хорошо разбираешься в любви, почему же не сумел удержать жену? – холодно осведомился злодей.

– Я ничего не знаю о любви, но не знаете и вы.

Может, когда-то Тернер и любил мать Эдмунда, может, когда-то давным-давно разлука с возлюбленной и дочерьми оказалась для него страшным ударом, но он столько лет жил с ненавистью, что в его сердце не осталось для любви места.

– Если бы вы хотели отправиться в Корнуолл и примерить на себя роль мужа и отца, это не повлекло бы за собой никаких опасностей и затруднений. Вы бы не могли сделать им больно своей любовью, а мое мнение никого не волнует. Желаете сыграть в шахматы? Получайте: ваши пешки биты.