— Именно так ощущается любовь, правда?

Она ни разу не оторвала от него свой взгляд.

— Любовь облегчает дыхание, — сказал он ей.

Казалось, Кари обдумывала его слова.

— Если ты влюблён, вода на вкус свежей и луна светит ярче.

Её глаза заблестели.

— И все эти песни про любовь, в итоге, начинают приобретать смысл, — сказал он. Макс следовал правильным путём, так как глаза Кари наполнились слезами. — Это может показаться невероятным, — сказал он, — но я думаю, что теперь понимаю, как Том Круз чувствовал себя, прыгая на диване в «шоу у Опры».

Кари засмеялась.

— Я никогда ещё не чувствовал к кому-то нечто подобное, кроме тебя. Я люблю тебя, Кари Мерфи, и никто не может сказать мне, что это не так. Я всегда думал, что любовь – это такая сумасшедшая, ощутимая штука, но она не работает так. Она не имеет неоновой вывески и не кричит тебе: «Эй, приятель, это оно!» Любовь – это не то, чего можно взять в руки или потрогать. Она просто существует.

Кари до сих пор не сказала ни одного проклятого слова, но видимо заметила, что её грудь отвлекает его, потому что поднялапростыню и завернулась в неё.

— Я не позволю тебе выйти отсюда, — продолжил он, — до тех пор, пока ты не согласишься стать моей женой.

Макс подошёл к ней, и она встретила его с распростёртыми объятиями, из-за чего простыня окончательно упала. Но, должно быть, он был чересчур быстрым и двинулся слишком внезапно, потому что в следующую секунду всё изменилось. Его ноги подкосились, и колени подогнулись, а затем всё вокруг погрузилось в чёрный туман, и Макс упал на пол.

— Не сейчас, — прошептал он. — Не забирай меня сейчас.

Глава 22

Линдси дождалась, пока машина Коула исчезнет из вида, лишь потом вошла в здание на Ла Гранж Авеню. Хотя Коул однозначно был обижен, но настоял на том, чтобы отвезти её в «ЭКО-Центр». После того, как она зарегистрировалась, подошла к детской стене, огромной стене, на которой находились истории, увенчавшиеся успехом клиентов, рядом с фотографиями их детей. Линдси приходила к стене каждый раз, когда бывала здесь, рассказы этих женщин вдохновляли её снова и снова. Если всё пойдёт по плану, то совсем скоро она будет держать на руках своего собственного ребёнка и повесит сюда его фотографию.

Дверь открылась, и медсестра назвала её имя.

Линдси последовала за женщиной в один из шести смотровых кабинетов. После того, как её взвесили, медсестра проверила пульс и измерила температуру.

— Как вы себя сегодня чувствуете?

— Хорошо. Я немного нервничаю.

Беременная медсестра подарила ей ободряющую улыбку.

— Сколько осталось ждать? — спросила Линдси.

— Ещёдве недели и один день, — сказала медсестра, смеясь. — Не то, чтобы я считала или что-то в этом роде.

— Вы пользовались услугами донора? — задала вопрос Линдси, прежде чем поняла, что была груба. — Мне очень жаль, я не должна быть настолько любопытной.

— Не переживайте, всё хорошо, — сказал сестра, поглаживая живот. — Но этот маленький парень является результатом лучшей ночи моей жизни... в мой медовый месяц в Париже. Дата рождения малыша Джека назначена точно в день, спустя девять месяцев после того, как мой муж и я приехали в город любви.

Линдси вздохнула.

— Как романтично.

После того, как Линдси устроилась поудобней, вокруг верхней части руки ей обернули манжету сфигмоманометра (прим.ред.: то же что и тонометр). Медсестра накачала манжету и приложила стетоскоп в изгиб локтя, прослушала её пульс, пока спускала воздух. Она записала несколько цифр и передала Линдси бумажную сорочку.

— Наденьте её здесь, пожалуйста, когда я уйду, и... о, чуть не забыла.

Медсестра вытащила файл из стопки с документами, лежащей на стойке. На нём было написано: «Ребёнок пекаря».

— Внутри находится компакт-диск, — объясняла она. — Многие женщины, которые приходят к нам, хотят услышать голос донора или несколько ответов на определённые вопросы. Некоторые из них даже записывают интервью, чтобы ребёнок мог послушать его позже. Кроме того, там также есть детская фотография донора, о которой вы просили, — медсестра посмотрела на папку и улыбнулась. — Ох, вы сделали хороший выбор. И, безусловно, будете очень рады. Он очень милый, — она вручила Линдси файл и успокаивающе похлопала по руке. — Я предлагаю вам переодеться в рубашку, а затем посмотреть на фотографию, пока вы ожидаете врача.

— Как долго длится процесс?

— Менее чем через час вы будете свободны.

— Это очень быстро, — сказала Линдси. — Спасибо.

Дверь закрылась, и звук, с которым она захлопнулась, заставил сердце Линдси биться быстрее. Она глубоко вздохнула, а затем посмотрела вниз, на конверт в своей руке. Её пальцы дрожали, когда она открывала его. С большой глянцевой фотографии формата А4 на нее смотрел мальчик с вьющимися светлыми волосами и широкой улыбкой. На вид ему было около двенадцати лет. У него был выраженный подбородок для мальчика такого юного возраста, и такие же глазами стального цвета, как у Коула. Линдси улыбнулась изображению и стёрла слезу со щеки.

Она редко плакала. Это были слёзы радости, или просто напряжение? Что собственно с ней происходит? Этот день должен был стать одним из самых счастливых в её жизни. Но Линдси внезапно затошнило, и первый раз за последние несколько месяцев она стала сомневаться в своём решении.

Она слишком долго ждала этот день, чтобы беспокоиться и сомневаться. Чувство, которое поразило её, было неожиданным и нежелательным. Линдси встала, положила файл на стойку и подождала, пока лёгкое головокружение не исчезло, прежде чем развернула бумажную сорочку и начала раздеваться.

***

Кари склонилась над Максом, который лежал на больничной койке и выглядел бледным и слабым. Она протянула руку вдоль края кровати, стараясь не задеть иглу в его руке, пока бралаМакса за руку. Его пальцы были холодными.

— Я волновалась. Что сказал доктор Стоун?

— Он в растерянности, — ответил Макс. — Точно так же, как это было с доктором Смитом два месяца назад и доктором Пирсоном два года назад. Они сейчас проводят несколько тестов, чтобы выяснить, что со мной происходит.

— Я не должна была подписывать твои документы, — сказала Кари. — Это всё моя вина.

— Я снова поправлюсь, — сказал Макс, протягивая свободную руку, чтобы прикоснуться к её щеке. — Теперь, когда ты снова вошла в мою жизнь, у меня есть причина, чтобы жить.

Он на мгновение закрыл глаза. При мысли о том, что Макс может быть серьёзно болен, у Кари сжало сердце. Она не могла потерять его. Не сейчас, никогда.

Дверь открылась

— Макс, — позвала Кари, сжав его руку, — у тебя посетители.

Когда он открыл глаза, рядом с его кроватью стояли Бреанна и Молли. Девочка встала рядом с Кари, а Бреанна с другой стороны.

— Как ты? — спросила девушка брата и не смогла скрыть панику в своём голосе.

— Я чувствую себя великолепно, — солгал Макс. — Я мог бы подняться на Эверест, если бы врач меня выписал.

Молли протянула руку через бортик кровати и положила ему на плечо. Он накрыл её маленькие пальчики своей рукой.

— Разве ты не должна сейчас быть в летней школе?

— Бреанна отвезёт меня туда, — ответила она. — Но сначала я хотела навестить тебя.

— Вы слишком много беспокоитесь. Со мной всё хорошо. Я непобедимый Безумный Макс, или вы забыли об этом?

Молли пальцами провела по его затылку.

— У тебя тут сыпь.

— В самом деле? — он почувствовал маленькие пузырьки своими пальцами. — Я скажу врачу, как только он вернётся. Как говорится, помяни дьявола... — продолжил мужчина, когда дверь открылась, и доктор Стоун вошёл в палату.

— У меня есть хорошие и плохие новости, — сказал доктор Стоун. — Ваше сердце в отличном состоянии, и ваш тесты на обмороки показали отрицательный результат.

— Обмороки? — спросила Бреанна.

— Это внезапная и временная потеря сознания или бессилие, — пояснил доктор Стоун. — Большинство людей, по крайней мере, один раз в своей жизни падали в обморок, что, кстати, не обязательно является признаком серьёзной медицинской проблемы. Однако иногда обмороки указывают на опасность для здоровья или жизненного состояния.

— Что на счёт плохих новостей? — спросила Кари.

— Плохая новость состоит в том, что постепенно идеи иссякают. Панические атаки и изжогу мы уже исключили.

— Я знаю, что происходит с моим папой, — объективно заметила Молли. Она по-прежнему смотрела на шею Макса.

Все с интересом посмотрели на девочку.

— У него такая же сыпь, как у меня, когда я ем орехи, — здраво рассудила Молли. — У меня была аллергия на арахис, когда я была ребёнком.

Никто не указал ей на то, что она всё ещё оставалась ребёнком.

Молли посмотрела на Кари.

— Помнишь, когда я упала в обморок, а потом появилась эта ужасная сыпь? Позже мы узнали, что в печенье, которое принесли нам соседи, были рубленые орехи.

Кари кивнула. Трудно было поверить, что жалобы Макса истекали из чего-то настолько простого, но, в том, что сказал Молли, на самом деле была некая истина.

— Помню. У неё были проблемы с дыханием, и я немедленно отвезла дочь к врачу, — объясняла она Максу.

Кари внимательно рассмотрела сыпь на шее Макса, прежде чем вопросительно посмотрела на доктора Стоуна.

— Как вы думаете, моя дочь действительно может быть права? Могут ли его обмороки оказаться аллергической реакцией?

— Всё возможно, — он бросил ещё один взгляд на документы Макса. — Здесь говорится, что недавно вы были протестированы на аллергические реакции.

Макс покраснел.

Кари подозрительно прищурила глаза.

— Ты уже проходил тестирование раньше?

— У меня не было времени заполнять медицинские анкеты, которые в последний раз я получил, когда был госпитализирован. Они не хотели выписывать меня, пока я не заверил их, что сдам анализы на аллергию, а потом в течение нескольких недель раздражали меня, пока я, наконец, не послал необходимые документы.