Шеридон Смайт - Идеальный мужчина

— Так, значит, вы украли его, чтобы устроить этот спектакль?

— Я его не крала! — тут же ощетинилась Брук. — Я…

— Ты в порядке, Бруклин? — вдруг вмешался незнакомец, о котором Алекс успел забыть. — Если тебе не требуется моя помощь, я лучше пойду присмотрю за бобами — не хочется, чтобы они пригорели…

— Да, Элайя, у меня все в порядке. Спасибо!

— Ну тогда я пошел.

Алекс с облегчением увидел, что мужчина больше не грозит ему ружьем. Брук обратилась к нему по имени, а он назвал ее Бруклин — наверняка это домашнее прозвище. Значит, они знают друг друга достаточно хорошо. Этот вывод усугубил его подозрения насчет заговора.

— «Бруклин»? Насколько я могу судить, вы с ним знакомы? — проговорил Алекс, проводив взглядом мужчину, с поразительным проворством растворившегося в лесной чаще.

— Элайя зовет меня так еще с детства. Мое второе имя — Лиин, вот он и решил соединить их в одно. Это старинный приятель моего отца.

Хотя в сумерках Алекс не мог разглядеть толком ее лицо, он почувствовал, как голос ее дрогнул. Только не раскисать, не поддаваться на ее уловки! До тех пор пока он не разберется в происходящем, ему следует приберечь сострадание и жалость исключительно для себя самого!

— Пару лет назад компания молодых людей решила устроить здесь вечеринку. Они чуть не разнесли по бревнам весь дом, и с тех пор Элайя стал за ним присматривать.

— Он живет где-то рядом?

— Да, но у него в доме нет телефона, — торопливо заверила она. — И он туговат на ухо: сколько ни кричи, вряд ли услышит.

Алекс продемонстрировал ей свою самую наглую и двусмысленную улыбку и вкрадчиво, так, чтобы у нее не осталось сомнений в его ужасных намерениях, произнес:

— Вот и отлично. Он не услышит меня — но не услышит и вас, не так ли?

— Что… что это значит? — Она с неподражаемым возмущением задрала нос, но тут же испортила весь эффект, начав пятиться к дому.

Он улыбнулся еще шире.

— Это значит, что нам двоим предстоит провести дивный вечерок, один на один! Кстати, — вспомнил Алекс, ткнув в нее пластиковым членом, — почему бы вам не доверить мне фонарик, чтобы сделать то, ради чего мы сюда вышли? Или здесь бродит не один Элайя? Не удивлюсь, если их окажется целая толпа!

— Элайя и мухи не обидит — если только мне или моей сестре не будет грозить серьезная опасность! — презрительно бросила Брук.

— Прошу прощения, но я как-то не привык встречать с распростертыми объятиями людей, которые тычут мне в нос оружие!

— Что, перепугался? Если бы не чувство вины, ты бы был поспокойнее.

— Вам все еще угодно цепляться за эту небылицу?

От злости она чуть не заскрипела зубами. Фонарь вдруг описал невероятную дугу, и Алекс едва успел подхватить его прежде, чем он упал на землю.

— Что, не получил свою сенсацию? Конечно, об этом статью не напишешь! — язвительно заметила Брук. — Не дай Бог, твои газетные жуки узнают во всех подробностях, какой ты ходок по бабам!

Алекс не остался в долгу, ответив вполне в духе того разбитного плейбоя, за которого его принимали: — Похоже, вы и сами не прочь это узнать!

— Еще чего! — возмутилась она.

— Так оно и есть! — Он уже вполне вошел в роль. У злодея Клиффа, бессердечного соблазнителя невинных женщин, имелись определенные преимущества: он без зазрения совести мог вести себя так, как никогда не решился бы Алекс. В конце концов, он не виноват, что Брук приняла его за Клиффа. Он честно пытался ее переубедить.

И Алекс двинулся вперед, полный самых неприличных намерений.

Конечно, это исключительно от испуга у Брук перехватило дыхание, когда он неторопливо направился в ее сторону. Ни о каком возбуждении не могло быть и речи, ведь Брук в жизни не соблазнилась бы таким негодяем, как этот Клифф!

Но что тогда заставило ее губы немного приоткрыться, стоило только ему провести по ним пальцем? Только этого еще не хватало! Куда пропала Ди?!

Они стояли лицом к лицу в обступившей со всех сторон ночной тьме. Луч фонаря беспомощно упирался в землю. Он провоцировал ее, но Брук готова была скорее умереть, чем пойти на попятную. Она примет вызов, она не унизит себя позорным бегством. Она покажет этому проходимцу, что не все женщины в мире подвластны его примитивным чарам. Ради Ди она должна поставить его на место. С какой радостью Брук собьет с него спесь! Негодяй явно вообразил себя чем-то вроде дара Господня для любой особы женского пола!

Тем временем он не спеша снова коснулся пальцем ее нижней губы и провел по ней самым возбуждающим образом. Брук застыла, широко распахнув глаза, словно кролик перед удавом, из последних сил преодолевая желание потрогать языком этот проклятый палец.

Ее внезапно охватил озноб. Ничего удивительного, ведь в лесу стало довольно прохладно! Вот куда может завести опрометчивость. Ей стало совсем тошно. Но откуда же ей было знать, что она останется с этим негодяем наедине в лесу?!

А потом, когда настырный палец оставил в покое ее губы и осторожно нащупал напряженный сосок, а подонок набрался наглости ее поцеловать, она ответила на поцелуй, потому… потому что…

Брук вздрогнула, как от толчка, и резко отстранилась. Она и сама не ожидала, что может с такой силой оттолкнуть его. Ей не хватало воздуха, она дышала глубоко и часто — еще бы, ведь злость ее уже переливалась через край. Никогда в жизни Брук не была так отвратительна самой себе.

— Это неправда, будто Элайя плохо слышит! — хрипло выпалила она. — У него отличный слух, и если ты снова ко мне полезешь, я закричу!

Вместо ответа он просто взял ее руку и положил на то место, где ткань джинсов заметно бугрилась над упрямо выпиравшей ожившей плотью. Что и говорить — от неожиданности у Брук подломились колени. Ладонь обжигало, будто огнем. Она чувствовала тяжелые, мощные толчки горячей крови. И в каком-то невероятном приступе безумия даже сжала ладонь. Он громко охнул, и у Брук по спине побежали мурашки, а между ног стало горячо и влажно.

— Тогда вы могли бы полезть ко мне, — предложил он хрипло. — Обещаю, что не буду кричать. По крайней мере сначала!

Его голос помог Брук вернуться с небес на землю. Она ощущала исходившие от него чувственные жаркие волны, будившие ответное пламя в ее теле. Брук заставила себя убрать руку — но это удалось ей далеко не сразу. Как можно решительнее глядя ему в лицо и стараясь не замечать томно прикрывшихся век и не думать о том, что это означает, она заявила:

— О'кей, один-ноль, теперь я вижу, какой ты крутой самец и соблазнитель невинных женщин! — Она и не пыталась скрыть, как ей отвратительна собственная слабость. — Вот только старался ты совершенно напрасно. Я и без доказательств это отлично знаю — от Ди!

Пока ее слова проникали в его помутившийся от страсти рассудок, Брук решительно отобрала у него фонарь, повернулась и зашагала к дому.

Ее все еще колотила нервная дрожь, у нее горело и ныло в таких местах, даже подумать о которых было стыдно. Что на нее нашло? Почему она позволила себе хотя бы на миг так откровенно поддаться похоти, и вдобавок не просто с первым встречным, а с парнем ее родной сестры?! Целых шесть месяцев она с успехом отшивала Кайла, не поддаваясь ни на его ласки, ни на льстивые слова. Ее все время что-то настораживало, не позволяло пойти до конца. И она могла только похвалить себя за подобное упрямство.

А сегодня… Стоило взглянуть на этого проходимца — и она уже готова сама ласкать его… его Хьюго.

Дверцу на ящике с предохранителями заклинило, и Брук от души врезала по ней пару раз фонарем — ржавая железяка подчинилась. Трясущимися руками, едва соображая, что делает, она нажала на рубильник и снова закрыла ящик. Брук мучительно пыталась вспомнить, сколько тарелок оставалось на кухонной полке. Черт с ними, потом можно будет купить другие…

Он ловко подхватил ее под локоть, когда она налетела на него во тьме и чуть не упала, тем самым снова напомнив о своем присутствии — теперь, когда ей больше всего хотелось вообще забыть о нем. С какой радостью она вычеркнула бы из жизни весь этот суматошный, бестолковый день!

— Простите!

Черт бы его побрал заодно с его проклятой вежливостью! Пусть не надеется — она в жизни его не простит, а заодно и себя, если уж на то пошло! И она с горечью воскликнула:

— Что-то поздно ты спохватился!

— Все не так уж плохо, как вам кажется!

— Неужели? — Ее разобрал нервный смех. — А не много ли ты на себя берешь?

— Вы сердитесь потому, что мы друг к другу неравнодушны?

Гневная отповедь готова была сорваться с ее губ, но Брук вовремя сдержалась. Глупо было отрицать очевидное. Но и оставлять за этим наглецом последнее слово она не будет!

— Я сержусь потому, что тебя любит Ди!

— А если это не так?

Сердце чуть не выпрыгнуло у Брук из груди, окрыленное вспышкой неистовой, дикой надежды. Но достаточно было вспомнить отрешенную, мечтательную мордашку ее младшей сестренки — и все встало на свои места.

— Не смей лгать! Уж я-то знаю, что она тебя любит. И она не желает избавляться от ребенка — твоего ребенка! А потому не видать тебе города, как своих ушей, пока вы не поговорите обо всем толком.

— Я могу вернуться туда пешком.

Брук всерьез задумалась над этой угрозой. А ведь с него станется! Но что-то подсказывало ей, что мерзавец не спешит ударяться в бега — по крайней мере нынче ночью. Иначе он не взъелся бы так на Элайю, когда обнаружил, что они не одни в этой глуши.

— Ты сам сказал, что я всегда смогу тебя отыскать! — Она помолчала и добавила вкрадчиво и, насколько могла, угрожающе; — Можешь не сомневаться — так оно и будет! Не надейся, что я передам это дело копам! Свои проблемы я люблю решать сама!

— Очаровательная стойкость!

— На твоем месте я бы поостереглась!

— О'кей, я вам верю!

— Вот как? — Брук смерила его подозрительным взглядом. — Снова будешь вешать мне лапшу на уши?