– Жаль, что мы выпили слишком много, – проговорил Стоуни, поставив пустую бутылку на стол, а потом бросил обвиняющий взгляд на Эллианну за то, что она выпила тот второй бокал. Он начал боком двигаться к двери, предполагая уйти до того, как высохнет пол.

  Тиммс выкопал еще одну бутылку, даже лучшей выдержки, из другого шкафчика. Он налил примерно с дюйм жидкости в серебряную чашу для ополаскивания пальцев и поставил ее на пол.

  – Полагаю, леди Августа и это животное время от времени выпивали вместе.

  – Интересно, а собаки страдают от злоупотребления выпивкой? – задумалась Эллианна, когда чавкающие звуки возобновились. – И как там называется утреннее лекарство от похмелья? Кошачья шерсть13 ?

  – Оставляю вас выяснять это. Считаю, что лучшей частью доблести покинуть этот дом, пока Атлас напивается, – заявил Стоуни остальным, слегка поклонившись и стараясь выглядеть достойно, несмотря на беспорядок в одежде.

  – Я провожу вас, – проговорила Эллианна, игнорируя сердитый взгляд тети и покашливание Тиммса. – Я не задержусь. Всего пару минут.

  Тетя Лалли схватила мушкетон, а не грелку.

  – Я буду считать.

  Когда они дошли до парадной двери, Эллианна сообщила Стоуни, что утром пришлет ему банковский чек.

  Стоуни кивнул. Он не мог позволить себе отказаться от ее денег, так, как требовала его гордость.

  – Для вас это просто деловые отношения, мисс Кейн?

  – Наши отношения закончены, лорд Уэллстоун.

  Так что Стоуни поцеловал ее. Ему не нравилось, когда его отсылали прочь, не нравилось думать, что их пылкое общение так мало значило для Эллианны, что она отмахивалась от него, словно от собачьей шерсти на подоле. Ему не хотелось думать и о том, что их страстный эпизод никогда больше не повторится. Поэтому он пылко целовал Эллианну, вложив в поцелуй все чувства и саму душу.

  Она поцеловала его в ответ. Святые небеса, она целовала его в ответ так, словно могла проникнуть ему под кожу, стать частью его, той частью, от которой он просто не сможет уйти. Пусть Стоуни унесет домой свою свободу, думала она, но при этом пусть возьмет с собой воспоминания о том, что могло бы быть, если бы он на самом деле питал к ней какой-то интерес.

  Они целовались, и Эллианна могла ощущать, что ее ноги отрываются от земли. Она оказалась в воздухе в его объятиях, осознала она той крохотной частью мозга, которая еще работала. Стоуни прижимал ее к себе, они соприкасались всем телом. А повсюду, где они касались друг друга, тлеющие угли страсти начали разгораться заново.

  Они целовались, и Стоуни готов был взорваться, готов был уложить ее на мраморные плиты, или унести Эллианну в ее спальню. Однако он не мог сдвинуться с места. Он не мог дышать, думать или делать что-то еще, кроме того, что уже делал – целовать Эллианну так, как он не целовал ни одну женщину. Дьявол, для него не существовало других женщин, кроме Эллианны.

  Они целовались, и время замерло на месте. Но тетя Лалли не собиралась этого делать. Она вместе с мушкетоном появилась в вестибюле.

  Стоуни открыл дверь, а затем вопросительно приподнял золотистую бровь.

  – Я все равно не выйду за вас замуж, – проговорила Эллианна, разгадав его вопрос.

  – Я все равно не просил вас об этом.

  Если верить Гвен, то Эллианна не планировала покидать город еще два дня. Из-за слухов она не собиралась никуда выезжать, кроме запланированной встречи с сэром Джоном Томасфордом. Дорогой Эллианне не могло понравиться, когда на нее смотрят или шепчутся о ней, поведала Гвен, с обвинением уставившись на Стоуни, словно тот мог предотвратить гнусные речи Бланшара. Он не мог предвидеть, как сильна ненависть у этого негодяя, точно так же, как и не смог предугадать вершину собственной глупости впоследствии, о чем, слава Богу, Гвен не догадывалась.

  Однако Стоуни мог сделать так, чтобы ничто подобное не повторилось. Он гарантировал бегство Бланшара из города, попросив друзей предъявить к оплате векселя этого мерзавца. Бланшар мог либо сбежать, либо оказаться в долговой тюрьме. Ему никогда больше не будут рады в клубах джентльменов или в светских гостиных, только не такому негодяю, который оскорбляет женщин, или, что еще хуже, уклоняется от оплаты долгов чести. Кто-то, возможно, лорд Чарльз, намекнул, что этот тип мог жульничать при игре в карты. Теперь Бланшар не сможет показать свое лицо, с разбитым носом и всем прочим, еще и в игорных заведениях.

  Что до отсутствия самоконтроля у Стоуни там, где дело касается мисс Эллианны Кейн, то он решил эту проблему, просто держась подальше от нее. Виконт не мог переступить границы приличий, если не переступит порог ее дома. В противном случае он не был уверен, что не сваляет еще худшего дурака, если увидит ее. Даже зная, что Эллианна – бессердечная искусительница, Стоуни все равно хотел ее. Безрассудно.

  Конечно же, всего одно слово от нее – и лорд Уэллстоун явился бы на Слоан-стрит быстрее, чем на ее записке высохли бы чернила. Однако записка так и не пришла. Пришел чек из банка мисс Кейн, более щедрый, чем он заслуживал, учитывая его поведение, но не настолько значительный, чтобы виконт почувствовал себя оскорбленным. Никакого сообщения к чеку не прилагалось. Так и есть: он больше на нее не работал. Стоуни больше не нужно исполнять ее приказы или ее прихоти. Он мог перестать беспокоиться из-за охотников за приданым и не волноваться о ее будущем в том ограниченном обществе, в котором мисс Кейн предпочитает жить.

  С другой стороны, он больше не работал на нее. Стесняющие его принципы насчет смешения работы и удовольствия, финансов и флирта, больше не имеют никакого значения. Конечно, Стоуни все еще полагал, что ни одна женщина не заслуживает того, чтобы на ней женились только ради ее состояния, и ни один мужчина не должен становиться паразитом на банковском счете своей жены. Однако если бы он был бы богатым человеком, что смог бы выступить в качестве законного претендента на руку Эллианны, освободившись от ограничений, свойственных опекуну. Не то чтобы она приняла это предложение на каких-либо условиях, но Стоуни проще было бы сделать его. Если бы он захотел сделать предложение.

  Господи, жена. Жить с одной и той же несговорчивой женщиной до конца своей жизни? Ад не может быть хуже. Конечно, жить без Эллианны уже превратилась в пытку, а ведь прошло всего лишь двенадцать часов. Виконт посмотрел на настенные часы, а затем сверился с теми, которые держал в руке. Теперь они с Гвен смогу жить вполне пристойно – хотя и без особого желания со стороны Гвен – в Уэллстоун-парке в Норфолке, но Стоуни никогда не будет богат, никогда не будет считаться выгодной партией для кого-то, кроме дочери викария, племянницы торговца или охотящейся за титулом вдовы.

  Стоуни решил, что все равно навестит мисс Кейн. В конце концов, у него имелись уважительные причины, сказал он сам себе. Ему нужно поблагодарить ее за чек, в последний раз сообщить том, как продвигаются поиски ее сестры и выразить обеспокоенность тем, что эта пустоголовая женщина назначила встречу с кровопийцей.

  – Мне и в самом деле хотелось бы, чтобы вы передумали насчет сэра Джона в качестве сопровождающего, – заявил он мисс Кейн, переведя дух после той ослепительной улыбки, которой она одарила его в знак приветствия.

  Улыбка Эллианны шла изнутри. Он приехал. Он не должен был делать этого, не имел никаких обязательств, никто не платил ему за это, но Стоуни все равно пришел с визитом. К ней. Какой чудесный, восхитительный день. Можно было даже услышать пение птиц, если не обращать внимания на дождь, ветер и шум от уличного движения. Он пришел и выражал беспокойство по поводу ее благополучия – бесплатно.

  – Знаю, вы думаете, что я просто веду себя как собака с мясной косточкой, – продолжал Стоуни, – но я не могу доверять ни Томасфорду, ни мотивам его поведения.

  Эллианне не хотелось говорить о сэре Джоне.

  – Он просто человек, посвятивший себя науке. Хотите еще чаю?

  Стоуни покачал головой и упорно пытался предупредить ее.

  – Посвятить себя мертвецам само по себе достаточно странно, но этот тип с каждым днем становится все более эксцентричным. Той ночью в Воксхолле он вел себя почти как сумасшедший. Вы должны были заметить это.

  – Я почувствовала, что он был немного расстроен, но, полагаю, у сэра Джона нашлись причины для беспокойства. Мы все нервничаем из-за убийств, но он ощущает персональную ответственность, из-за той должности, которую занимает. Это должно вызывать восхищение, а не казаться странным. Кроме того, мне жаль этого человека.

  – Так отправьте ему банку печенья или бутылку вина. Вы не обязаны проводить вечер с этим типом, чтобы выказать свою симпатию.

  – Будет грубо отказаться так поздно.

  – Вы можете заявить, что у вас болит голова. Женщины все время делают это. Или сказать, что уезжаете из города и вам нужно упаковать вещи. Скажите все, что угодно, только не ходите с ним.

  Эллианна улыбнулась. Стоуни ревнует ее.

  – Сейчас вы напоминаете тетю Лалли, которая утверждает, что от сэра Джона у нее по спине пробегает холодок. Он до такой степени нервирует ее, что она отправляет со мной горничную, чтобы не выступать в качестве моей компаньонки. Конечно, она старается не ходить ночью мимо кладбища, и не проходить под лестницей. Меня всегда удивляло, что она поднималась на борт корабля, сопровождая мужа, ведь предполагается, что женщина на корабле приносит несчастье.

  – Возможно, так и есть – для мистера Гуджа. Он ведь умер, не так ли?

  – Подавившись вишневой косточкой, насколько я знаю, у себя дома. В любом случае, я готова признать, что уникальное призвание сэра Джона довольно жуткое, но больше мы ни в чем не можем обвинить его. Он – безобидный джентльмен, и ему нужно на один вечер отвлечься от своей работы.

  Стоуни тоже нужно было отвлечься, но, вероятно, ему не удастся сделать это, пока Эллианна занята тем, что защищает эту скользкую тварь. Учитывая внешность и состояние Эллианны, Стоуни сомневался в том, что сэр Джон так уж безобиден, но понимал, что впустую сотрясает воздух. Голова у мисс Кейн такая же непробиваемая, как и ее сердце.