Латтимер забормотал что-то о ее щедрости, уставившись на носки ботинок. Теперь Эллианна будет испытывать чувство вины еще и за это. Однако она не могла сказать что-то еще или подарить ему фальшивую надежду. Мистер Латтимер – замечательный молодой человек. Просто в его присутствии ее пульс не учащается. Одна только мысль о том, что завтра она увидится со Стоуни, оказывала намного большее влияние на ее сердечный ритм, чем полчаса, проведенные за чайным столом с сыщиком.

  И хотя Латтимер не мог успокоить ее запутанные, разбегающиеся мысли, ему удалось облегчить беспокойство девушки по поводу Изабеллы.

  – Нет, я не считаю, что ваша сестра столкнулась с этим чудовищем, – поведал Эллианне сыщик, предпочитая смотреть в свой ежедневник, а не ей в глаза после того, как был отвергнут. – Мисс Изабелла исчезла примерно за месяц до того, как обнаружили первый труп, и это хороший знак. Что еще более важно, мы уже нашли бы ее тело, потому что убийца оставляет своих жертв там, где они могут быть найдены. Думаю, что ему нравится слава, то, что о нем пишут во всех газетах. Мои начальники говорят, что негодяй дразнит нас – или что он хочет, чтобы его поймали. – Латтимер почесал голову. – Насчет этого я не уверен. Если он так сильно хочет, чтобы его схватили, он мог бы постучать в дверь на Боу-стрит. Как бы то ни было, убийца мог бы спрятать тела на Ханслоу-хит, если бы хотел, или бросил в Темзу, привязав к ним груз. Но он этого не сделал, так что я думаю, ваша сестра все еще жива. Если, конечно, какой-то другой злодей не схватил ее.

  Эти слова не совсем утешили ее, но Эллианна была рада, что кто-то еще утверждает, что Изабелла жива. Тетя Лалли готовилась сдаться и ехать домой в трауре. Глаза Гвен наполнялись слезами всякий раз, когда упоминалось имя Изабеллы, а Стрикленд, посвященный в их тайну, всякий раз задавал неизбежный вопрос:

  – Если девчонка жива, то где она? Почему она не написала вам еще раз?

  Эллианна хотела знать, что думает Стоуни, но боялась спросить. Если он верит, что Изабелла мертва, то тогда Эллианна с таким же успехом может вернуться в Фэйрвью. Она достигла всего, чего хотела, приобрела такую же скандальную известность, как и убийца, но никто не упоминал о ее сестре, кроме совсем расплывчатых воспоминаний.

  Но она пока не готова отправиться домой. Во-первых, есть Воксхолл. А во-вторых – приют Уэллстоуна. И его смеющиеся голубые глаза. Эллианна хотела заполнить память еще несколькими воспоминаниями, словно белка, которая собирает орехи к зиме. Она на самом деле боялась, что ей предстоит очень долгая зима. К тому времени, когда мисс Кейн покинет Лондон, у нее будет достаточно времени, чтобы изучить свои взбаламученные чувства, попытаться понять незнакомые ей эмоции. В первый раз в своей жизни Эллианна не знала, чего она хочет. Известно было только одно – дома в Фэйрвью этого точно нет.

  Стоуни сам пребывал в немалом замешательстве. В действительности, для человека, который неплохо понимал женщин, он был сбит с толку. Какого дьявола эта женщина хочет от него, и готов ли он дать ей это?

  Виконт даже не знал, ожидает ли мисс Кейн извинений и примет ли она их. Но ведь именно она попросила поцеловать ее, рассуждал он сам с собой за бокалом коньяка. Конечно, Эллианна не просила, чтобы ее ласкали, но не имеет значения, просто часть всеобщей катастрофы. Черт, Стоуни ведь не просил, чтобы его возбуждали до такой степени, что он не смог покинуть комнату, не нарушив приличий, пока не стал думать о ее колене и мужских органах Стрикленда.

  Тысяча чертей, теперь Стоуни не мог думать о ней, не превращаясь в похотливого юнца. Ей-Богу, он не ожидал такого, только не от тощей старой девы с большим наследством. Так что же он может с этим поделать, кроме как принять еще одну холодную ванну?

  Абсолютно ничего.

  Он же работает на эту женщину, боже милостивый. Каким-то чудом Эллианна все еще оставалась невинной. Ее богатства не сосчитать, благодаря ее отцу и собственному уму мисс Кейн. Как ни крути, она не для него.

  Он не может и не станет, ему не следует думать о мисс Эллианне Кейн в каком-то ином качестве, кроме своего работодателя. Все фибры его души и тела – за исключением предателя между ног, конечно же, – шумно требовали от Стоуни вспомнить о собственной чести, достоинстве и гордости. А он вспоминал только о том, как его голова покоилась на ее коленях, и как ее язык так сладко сплетался с его языком.

  Нет. Он не легкомысленный человек, черт возьми. Стоуни потратил много лет, чтобы создать репутацию честного и достойного доверия джентльмена. Он не станет рисковать этим ради минутного удовольствия, даже если Эллианна захочет доставить ему это удовольствие.

  Кого он обманывает? Нескольких минут будет совсем недостаточно. Он сомневался, что даже всей жизни будет достаточно. И Эллианна никогда не захочет. Она сама говорила, что никогда не выйдет замуж; а женщины ее возраста и воспитания не заводят любовных связей. Это оставляет им… что?

  Одну из темных тропинок в Воскхолле, на всю ночь, в его снах.

  Они прибыли в сад развлечений по реке, в залитую лунным светом весеннюю ночь, предназначенную для влюбленных. Китайские фонарики, искусственный водопад, акробаты и канатоходцы, цыганки-предсказательницы – все они добавляли волшебства, словно переносили в другое время, в другую эпоху. У Воксхолла было два лица: одно утонченно-элегантное, а другое – как деревенская ярмарка. Все смеялись, танцевали, выкрикивали имена друзей, разодетых в шелка и атлас. Эллианна закуталась в зеленую накидку с капюшоном, словно лесной эльф, подумал Стоуни.

  Музыка играла, вино текло рекой. От зрелища, звуков, запахов и вкусов все чувства приходили в смятение.

  Стоуни снял для них ложу, отдельное место в многоярусном павильоне, чтобы они могли наблюдать за событиями и не толкаться среди людей. Раскрашенные перегородки отделяли их от соседних гуляк, а официанты сновали туда-сюда, принося араковый пунш и тонко нарезанную ветчину, которыми славился Воксхолл.

  Мимо проходили знакомые, некоторые останавливались, чтобы поговорить с Гвен, или чтобы наконец-то быть представленными наследнице в менее формальной обстановке. Друзья Стоуни прибывали толпами, здоровались, а затем громко смеялись, когда тот выпроваживал их с пожеланием исчезнуть навсегда. Нет, мисс Кейн не собирается танцевать после ужина. Нет, она не станет наблюдать за фейерверком с этим повесой, и не отправится к гадалке с тем охотником за приданым.

  Все пребывали в хорошем настроении, развлекались и добродушно смеялись благодаря хмельному пуншу, пока к ним не приблизился сэр Джон Томасфорд.

  Он остановился перед их ложей, напоминая статую смерти, и все разговоры смолкли.

  Никто не произнес ни слова после вежливого приветствия Эллианны:

  – Добрый вечер, сэр Джон. Как поживаете?

  Как один из его трупов, подумал Стоуни, такой же несгибаемый, молчаливый и неулыбчивый. Вслух он произнес:

  – Не предполагал, что вам по душе подобное веселое времяпровождение.

  – Нет, не по душе. Я пришел убедиться, что мисс Кейн в безопасности. Убийца гуляет на свободе, знаете ли.

  Все знали об этом. Но никто не хотел вспоминать, только не этой ночью.

  – Я позабочусь о ней, – проговорил Стоуни, кивком отпуская мужчину. – Я бы пригласил вас присоединиться к нам, но наша ложа полна, как вы видите.

  С ними приехал Стрикленд – кажется, в эти дни он все время путался под ногами, вдруг понял Стоуни, – так же, как и лорд Чарльз с леди Валентиной, и кузены Гвен. По настоянию Стоуни, эту мегеру миссис Коллинз не пригласили. Он не доверял этой вдове, ни в отношении мисс Кейн, ни в отношении себя. Кузены, которые стремились вверх по социальной лестнице, не всегда оказывались невыносимыми, а только тогда, когда начинали рассказывать о своем потомстве. До сих пор Стоуни удавалось избегать встречи с противными детишками. Он полностью намеревался продлить свое везение, несмотря на намеки со стороны кузенов по поводу визита летом в Норфолк, если они с Гвен собираются провести его в Уэллстоун-парке. Нет, сначала обрушатся те серые камни, из которых построен дом.

  Эллианне стало жаль сэра Джона. Человек выглядел так, словно ему необходимо было поесть и немного посмеяться.

  – Может быть, в другой вечер?

  – В среду?

  Эллианна обратилась к Гвен за причиной для отказа, но леди Уэллстоун поправляла тюрбан, сползший на один глаз.

  – Да. Среда вполне подходит.

  Еще до того, как сэр Джон отошел на десять шагов, Стоуни начал выговаривать Эллианне. Он не доверял этому типу, и ей не следовало принимать приглашения от судмедэксперта, такого же странного, как двухголовая курица.

  Эллианна была готова оседлать любимого конька и ответить, что Стоуни не касается, с кем она разговаривает, когда они услышали другой разговор, доносящийся из соседней ложи.

  Двое мужчин говорили очень громко, невнятно произнося слова, а женщины смеялись слишком визгливо.

  – Не слушайте их, – приказала Гвен. – Они не годятся для приличного общества. – Что означало, конечно же, что леди Валентина и жена кузена Гвен сразу же навострили уши, чтобы лучше слышать. Лорд Чарльз заглянул за перегородку и подтвердил то, что Эллианна и Стоуни подозревали: Годфри Бланшар и кучка разделяющих его идеи негодяев вместе со своими потаскушками занимали соседнюю ложу.

  Бланшар, должно быть, знал, что они рядом, потому что говорил так громко, чтобы его услышали и оскорбились.

  – Все верно. Это та сучка, которая сломала мне нос. Дочь Эллиса Кейна. Богата как грех и злобная как змея.

  – Я думал, что это Уэллстоун сломал тебе нос? – спросил один из его приятелей, раскатисто расхохотавшись. Одна из женщин взвизгнула, когда мужчина уронил ей за вырез платья кусочек ветчины, а затем полез доставать его.

  – Что, этот трус? – ответил Бланшар. – Да он отключился при первом намеке на драку. Точно так же, как его друг Брисбен, который предпочел сбежать, а не встречаться на дуэли с графом Паттеном. Все они малодушные трусы. А эти аристократические сучки? Все они шлюхи, до единой. По мне, так лучше честные проститутки.