Как только ее карманные деньги закончились, Гвен провозгласила игру в карты оконченной. Пока велся подсчет очков и выплачивались долги, все могли слышать, как Стрикленд хвалился своими выигрышами. Нужно отдать ему должное, теперь он выказывал мисс Кейн больше уважения, чем тогда, когда ухаживал за ней. На самом деле Стоуни боялся, что барон задумался о том, чтобы снова попытать удачи, ведь она так мастерски играла в карты. Затем Эллианна проговорила:

  – О, я всегда отдаю свои выигрыши на благотворительность. Мне добавить к ним ваши, лорд Стрикленд?

  Барон поспешно сбежал к Гвен и к чайному подносу.

  Стоуни не успел занять место возле Эллианны. Леди Олдершотт хотела обсудить школу, а миссис Харкнесс-Смайт приглашала мисс Кейн на свой вечер за картами на следующей неделе.

  На диване рядом с миссис Коллинз осталось свободное место. Эта женщина склонила голову и что-то проворковала. Стоуни взял чашку с чаем и встал возле камина. Он предпочитает голубей, запеченных в пирог, а не затянутых в атлас.

  Черт возьми, подумал виконт, ему едва ли удалось сказать Эллианне хоть пару слов наедине за весь вечер. Она здесь, в его собственном доме, а Стоуни с таким же успехом мог бы быть одной из фарфоровых собачек на камине, ведь они столько же времени провели вместе. Сперва ее представляли гостям, затем она сидела за обедом рядом с сэром Джоном. Карты со Стриклендом, а теперь мисс Кейн окружена женщинами и теми, кто хотел стать ее партнером за картами… и гробовщиком.

  Эллианна пользуется успехом, подумал он, отчасти с гордостью, отчасти с сожалением из-за того, что скоро она перестанет нуждаться в нем. Конечно же, они еще не нашли ее сестру, но вместе с успехом к Эллианне придет доступ к более широким кругам знакомств. Кто-то непременно упомянет Изабеллу. Они смогут поговорить об этом по дороге домой, придумал Стоуни, когда все ее внимание сосредоточится на нем. Что бы еще виконт не планировал на эту короткую поездку, он еще не был готов облечь это в слова, только улыбнувшись в знак предвкушения.

  К несчастью, герцогиня заметила эту улыбку. Она объявила, что отвезет мисс Кейн домой в своем экипаже. Так как ей это по пути, то Уэллстоуну нет необходимости вызывать собственную карету для короткой поездки до Слоан-стрит.

  – Но я привез ее сюда. – Черт побери, Стоуни, кажется, расслышал жалобную нотку в собственном голосе. Он расправил плечи и заговорил с авторитетом, а не с отчаянием. – Поэтому я отвезу леди домой. С одной из наших горничных в качестве сопровождения, конечно же. – Виконт пообещал себе, что служанка поедет на козлах с кучером.

  – Хм, у ваших горничных и так полно дел с уборкой. – А затем ее светлость изрекла самое недоброжелательное замечание из всех: – И вообще, кто оставляет лисицу охранять курятник?

  Et tu9 , герцогиня?

 Глава 19

  Он хотел ее. Но что это означало? Эллианна задумалась. Означали ли его горячие взгляды, что она нравилась Стоуни, или что ее платье все-таки имело слишком низкий вырез? Может быть, он восхищался ею, или, возможно, полагал, что ее рыжие волосы намекали на распущенность. Без сомнения, виконт не считал, что она станет его любовницей, не так ли? Неужели он надеялся увеличить свой заработок тем, что усилит ее зависимость от него?

  Конечно же, нет. Он дал слово. Официально признано, что лорд Уэллстоун – обаятельный человек, вот и все. Он не мог удержаться, чтобы не флиртовать с каждой женщиной, которую встречал. Стоуни пытался очаровать даже герцогиню. Может быть, он не может удержаться и не испытывать желание к каждой новой женщине, встречающейся на его пути, как некоторые дамы не могут не желать каждую новую шляпку, которую видят.

  Более вероятно то, подумала Эллианна, что он не желал ее по-настоящему, но просто пытался укрепить ее уверенность в себе. Гвен, должно быть, рассказала ему о волнении Эллианны перед званым обедом, и Стоуни пытался придать ей сил – тех, которые, по словам Гвен, приходили, когда женщина выглядит наилучшим образом. В этом все дело, и вполне в духе Уэллстоуна беспокоиться о ее чувствах. Она со смехом отмахнулась от предупреждений ее светлости. Теплота со стороны виконта ничего не означала.

  Так что же означают ее собственные теплые чувства по отношению к виконту? Теплые? Она практически тряслась от лихорадки, думая о том, каким долгим поцелуем он удостоил ее обтянутую перчаткой руку, подсаживая Эллианну в экипаж герцогини. Ее кровь разогрелась, если не до кипения, то до медленного бурления, оживляя потайные, неожиданные уголки ее тела. Его запах не покидал ее памяти, а образ одной ямочки на его щеке неизгладимо отпечатался в ее сознании. Виконт собирался нанести ей визит утром, и Эллианна уже планировала, что надеть и как избавиться от горничной. С таким же успехом она могла заняться планированием, потому что от предвкушения встречи ей ни за что не удастся заснуть.

  Почему? Из этого сумасбродства ничего не выйдет. Эллианна – не потаскушка, а Стоуни – джентльмен. Они не подростки, которые не понимают притяжения страсти и его катастрофические последствия. Они взрослые люди, у которых есть обязательства и уважение к собственным добрым именам.

  Так что же означает ее растущая привязанность к лорду Уэллстоуну? Только то, что она дурочка, вот и все.

  Она имела успех. Стоуни знал, что так и будет из-за размера ее состояния, если не по иной причине, но масштаб успеха превзошел его ожидания. К полудню после обеда у Гвен дом на Слоан-сквер взяли в осаду. Приглашения прибывали бушелями10 , а старый Тиммс восстанавливал свою пенсию, принимая визитные карточки и монеты от желающих нанести визит джентльменов. Он благословлял каждого и отправлял их восвояси. Эллианна встретилась с несколькими дамами, которые посетили ее – в надежде, что они упомянут Изабеллу – но леди только хотели заполучить на свой следующий прием новую комету на небосклоне высшего общества.

  Они все утверждали, что знали леди Августу или мать Эллианны, чтобы оправдать свой визит без формального представления. Если верить Тиммсу, то все они лгали. Тетя Лалли обозвала их трехсосковыми дурочками и отказалась сидеть в гостиной вместе со сплетничающими, разглагольствующими, глазеющими по сторонам матронами. Эллианна была так благодарна Стоуни за приглашение прокатиться в парке, что едва не обняла его, несмотря на твердую решимость игнорировать его чересчур мужественную внешность. Но ей гораздо легче удалось бы игнорировать землю под ногами.

  Идея с парком оказалась не слишком хорошей. Каждый всадник, любой, кто правил экипажем, все городские щеголи, важно вышагивающие в парке – все они приветствовали своего доброго друга Стоуни. Если учтивость не требовала останавливаться ради представления, то этому способствовали запруженные транспортом дорожки. Виконт не мог продолжать путь, не переехав двух офицеров на половинном жалованье, обнищавшего третьего сына на второсортной кляче, четырех признанных охотников за приданым и одного вдовца с пятью подающими надежды отпрысками. Кажется, новости о незамужней наследнице распространялись быстрее, чем блохи на собаке, и причиняли Эллианне столько же неудобств.

  Никто из джентльменов не упоминал о том, что встречал ее сестру. Они только хотели знать, где они снова могут встретить мисс Кейн. Какую вечеринку она посетит – ту или эту? Окажет ли она им честь и потанцует с ними? А если не станет танцевать, то, возможно, предпочтет игру в карты, или прогулку в зверинец Тауэра или в Воксхолл, поездку в Ричмонд… или в Шотландию. Никто не произнес последнее предложение вслух, конечно же, но Эллианна могла практически слышать, как джентльмены в уме подсчитывают шансы на то, чтобы завоевать ее согласие и ее состояние. Ей не нужно было предупреждение какой-нибудь гранд-дамы о том, что еще станут оценивать эти лондонские денди, ведь их глаза постоянно блуждали ниже ее ключиц, и они облизывали губы.

  Единственным утешением Эллианны стало то, что лорд Уэллстоун выглядел таким же несчастным, какой она ощущала себя.

  – Извините, джентльмены, – наконец произнес он, попытавшись отогнать очередную толпу повес, которые хотели бы стать богатыми, – но мои лошади становятся беспокойными, а тетя мисс Кейн заставила меня пообещать, что я привезу ее домой через час.

  Конечно же, тетя не сказала ни слова, но ему показалось, что попугай проскрежетал что-то, когда они уезжали. Это звучало как «думай о дороге, сынок, а не о своем стержне». Стоуни покачал головой. Он не мог расслышать эти слова правильно.

  Однако виконт привез Эллианну назад, с раздражением, разочарованием и нерастраченной энергией – лошади проявляли все эти признаки. А самому Стоуни было гораздо хуже.

  Эллианна была близка к тому, чтобы упаковать вещи и отправиться домой. Она не приблизилась к тому, чтобы найти сестру, и слишком близко подошла к пускающим слюни шакалам, которых боялась и презирала. Стоуни пообещал, что сегодня вечером обстановка будет лучше, и так оно и было – поначалу.

  Они отправились в театр. Не имело значения, почему они поехали туда: то ли потому, что Стоуни заявил сэру Джону о ранее принятом приглашении, то ли потому, что он считал, что Эллианне это может понравиться. Эллианна предвкушала представление намного лучше того, к чему она привыкла в центральных графствах. Однако здесь себя напоказ выставляла аудитория.

  Казалось, никто не смотрел на актеров, никто не трудился слушать их. Те, кто находились в партере, постоянно двигались, назначали свидания хорошеньким продавщицам апельсинов, бросали фрукты друг другу или на сцену. Посетители в ложах проводили время, разглядывая друг друга и треща, словно белки, о том, кто чья вдова, и чей муж сидит в ложе такой-то куртизанки.

  Половина театральных биноклей, лорнетов и моноклей, по ощущениям Эллианны, была направлена на ложу Уэллстоуна, и взвешивала караты в ее бриллиантах и пересчитывала черные перья в ее волосах. Она незаметно пододвинулась чуть ближе к креслу Стоуни. Гвен тоже была здесь, с лордом Стриклендом, которого выбрала из всех возможных сопровождающих, а тетя Лалли сидела в самом дальнем углу. Слава Богу, она ничего не говорила, но ее рычащее неодобрение поведения аудитории больше напоминало бульдога Атласа, чем воспитанную леди. Эллианна могла только надеяться, что шумная толпа заглушает эти звуки.