Гвен настояла, чтобы Эллианна надела этот великолепный драгоценный камень, принадлежавший ее матери – тогда все смогут увидеть, что она не юная дебютантка. Тетя Лалли согласилась, желая, чтобы Эллианна плюнула на то глупое правило, согласно которому незамужняя женщина не должна носить никаких драгоценностей, кроме жемчуга. Она обрядила бы Эллианну в подходящие браслеты, серьги, броши и тиару, чтобы продемонстрировать бесполезным аристократам ее цену, и что она не стыдится своего отца и того, как Эллис Кейн заработал свое богатство.

  Эллианна вздернула подбородок. Она никогда не стыдилась своего происхождения. А вот своей внешности – другое дело. Длинные, прямые линии платья подчеркивали ее высокий рост, а новая прическа добавляла высоты. Леди Уэллстоун прислала собственного парикмахера, чтобы тот уложил невозможно прямые, немодно длинные рыжие волосы Эллианны. Месье парикмахер считал себя художником, а Эллианну – своим самым сложным полотном. Он вздыхал, прищуривался и щелкал ножницами, а затем начал заплетать. Должно быть, парикмахер заплел двадцать разных косичек, по крайней мере, так показалось Эллианне, несколько часов просидевшей на низком стуле, пока месье работал сверху. Он взял тонкие косички и сплел их вместе, в виде завитков и петель, которые вместе напоминали раскрывшуюся розу, ярко-красную розу у нее на затылке. Черные шелковые листья, прикрепленные к гребням, удерживали это сооружение из волос наверху, за исключением нескольких прядей, которые месье подрезал, чтобы они спускались вдоль щек Эллианны. Горничная Эллианны нашла среди неиспользуемых драгоценностей хозяйки крошечную бриллиантовую бабочку на шпильке, после чего парикмахер поцеловал покрасневшую женщину в обе щеки. Француз объявил мисс Кейн цветком женственности. Горничная назвала ее цветущей красавицей. Тиммс сказал, что она достойна сада Эдема, а тетя Лалли обозвала ее райской птичкой. И она имела в виду вовсе не экзотический цветок.

  Эллианна нервно коснулась рубинового кулона, который холодил ее кожу.

  – Ты на самом деле думаешь, что я выгляжу как падшая женщина, тетя Лалли?

  – Хмм. Если не как павшая, то как готовая опрокинуться в мгновение ока.

  – Тогда поехали со мной. Твоя респектабельность не подвергается сомнению. Если ты не станешь говорить, конечно же. Я буду чувствовать себя лучше рядом с тобой, и я знаю, леди Уэллстоун не станет возражать. – На самом деле Эллианна знала, что с Гвен случится серьезная истерика из-за того, что ей придется в последний момент менять расположение гостей за столом.

  Ее тетя оказалась.

  – Кто-то должен остаться со стариной Тиммсом, чтобы убедиться, что он не заснет и не подожжет дом.

  – Ты же не станешь снова играть с ним в карты, не так ли? В последний раз ты выиграла все его карманные деньги, а он на самом деле пытается исправиться.

  – Не бойся, я буду удерживать его на праведном пути. – Только этот путь будет пролегать по проходам в винном погребе.

  – Тогда ты уверена, что не хочешь выезжать сегодня вечером?

  – Клянусь помойным ведром, девочка! Со мной в качестве балласта твои шансы найти первого помощника сядут на мель прежде, чем ты выберешься из гавани.

  – Но ты же знаешь, что я собираюсь спрашивать про Изабеллу, а не искать… первого помощника. Я сто раз говорила тебе, что не собираюсь обзаводиться мужем.

  – Нет, но я видела, как ты смотришь на своего наемного работника. Может быть, он и самый красивый парень на суше или море, но даже не думай, что ты сможешь испробовать ром, не купив бочонок целиком. Может быть, мы не принадлежим к высшему обществу, как твои новые друзья, но среди Кейнов никогда не было бастардов.

  Эллианна открыла рот от изумления.

  – Ты же знаешь, что я никогда не сделаю такого. Да я ни разу даже не задумывалась ни о чем подобном!

  – Руби концы, девочка. Ты всегда думаешь о том, что, как и почему. Ничто не проходит мимо твоих кипучих мозгов.

  – Совершенно верно. Я слишком себе на уме, чтобы следовать за каждым привлекательным мужчиной, оказывающим мне знаки внимания.

  – Ей-Богу, девочка, я говорю не о том, что у тебя между ушей, а про то, что у тебя между ног.

  – Тетя Лалли! – Эллианна огляделась, желая убедиться, что никто из слуг не находится в пределах слышимости. Хорошо, что тетя все-таки остается дома, решила она, придерживается та обета молчания или нет.

  – Что, откровенный разговор не годится для твоих деликатных ушей? Ха. Ты же женщина, не так ли? А Уэллстоун – мужчина. И чертовски привлекательный к тому же. Ты думаешь о том, чтобы взобраться на его мачту, и не отрицай этого.

  Эллианна попыталась это сделать, ее щеки стали такими же красными, как и рубиновый кулон.

  – Мы с ним друзья. И деловые партнеры, ничего больше. Компаньоны.

  – Вот как это сейчас называют? Партнерство? В мои дни это называли…

  – Тетя, пожалуйста! Уэллстоун будет здесь с минуты на минуту, чтобы отвезти меня на прием. Кроме того, я думала, что теперь ты одобряешь его. Знаю, что сначала ты считала его всего лишь паразитом, но, могу поклясться, что сейчас он тебе нравится.

  – О, мне он очень нравится. На самом деле, если бы виконт был на несколько лет моложе – не слишком уж намного, конечно же, – я сама могла бы нанять его в качестве эскорта, чтобы повидать места, которые никогда не надеялась увидеть снова. Но для тебя? Мне он все равно нравился бы, даже несмотря на то, что он – аристократ. Но только в качестве твоего мужа, девочка. Ничего иного.

  – Этого никогда не произойдет, тетя Лалли, так что перестань заниматься домыслами.

  – Что еще остается делать старой женщине? По крайней мере, я не вмешиваюсь не в свое дело, как эта глупая гусыня Гвен.

  – Леди Уэллстоун? Но она помогает найти Изабеллу.

  – Черта с два. Отправить Уэллстоуна, чтобы тот привез тебя в их экипаже, когда у нас есть собственная карета в отличном состоянии. Ха!

  – Но она считает, что так будет безопаснее.

  – Безопаснее для чего, хотелось бы мне знать. Безопаснее от того, что какой-то другой парень завоюет твое приданое?

  – Я уверена, что у леди Уэллстоун нет подобных намерений.

  Тетя Лалли вернулась обратно к своему шитью, бормоча под нос:

  – Я беспокоюсь вовсе не о ее намерениях в этом темном экипаже. Ты можешь передать от меня своему «компаньону», что если он предложит тебе ступить на скользкую дорожку, то Уэллстоун будет искать свои «камешки» в ближайшем колодце7 .

  Стоуни принес цветы. Белые орхидеи, так заявила Гвен, чтобы Эллианна несла их в руках.

  Он приехал в экипаже, только что вымытом, со свежей соломой на полу. Сам он выглядел так же аккуратно, его светлые волосы все еще были слегка влажными после ванны. Виконт надел новый темно-синий сюртук из первоклассной шерстяной ткани, и завязал белоснежный шейный платок новым, более сложным узлом. Его часы вернулись к нему, и их цепочка снова украшала новый белый пикейный жилет, а монокль свисал с ленты, как и положено.

  Он принес с собой надежду, что сегодня кто-то сможет привести их к мисс Изабелле.

  Чего Стоуни не принес, так это трость, чтобы подпереть нижнюю челюсть, которая у него отвисла при первом взгляде на его эксцентричную нанимательницу. Мисс Эллианна Кейн, наследница, Оригиналка, оказалась самой совершенной розой из всех тех, которые он видел.

 Глава 17

  Отвисшая челюсть стала распространенным недомоганием тем вечером на приеме у леди Уэллстоун. Почти каждый гость страдал от него, когда знакомился с почетной гостьей, прибывшей ранее.

  Молодая и красивая леди Уэллстоун не пострадала от этого. Гвен улыбалась самодовольной улыбкой, словно кошка в горшке со сливками, особенно в тот момент, когда представляла мисс Кейн овдовевшему родственнику своего кузена, который выманил у нее приглашение.

  А лорд Уэллстоун так крепко сжимал челюсти – как только он оправился от собственного приступа недуга – после того, как виконт увидел реакцию других джентльменов, что сомневался, сумеет ли он разжать их к тому времени, когда подадут ужин.

  Эллианна стояла между ними, высоко держа голову. Если ее выставили напоказ, решила она, то она устроит представление, достойное ее отца, человека, владевшего собственным банком. И докажет, что достойна своей матери, дочери маркиза. Если порождение такого брака не нравится этим представителям аристократии, то пусть убираются к дьяволу.

  Она вежливо улыбалась, приседала с должным почтением, но не выказывала никаких сомнений в том, что ее примут. В действительности, слышали, как одна ревнивая вдова заявила: «Мисс Кейн держится как королева, которая судит, достойны ли подданные ее внимания или нет». Даже если колени Эллианны стучали друг о друга так сильно, что утром на них появятся синяки, никто не мог сказать, что заметил это. Черная кружевная верхняя юбка скрывала и это тоже, негромко шелестя, словно на ветру. И, слава Богу, Уэллстоун располагался достаточно близко, чтобы подхватить ее, если ноги перестанут держать ее. На самом деле, Эллианна не знала, как она смогла бы выдержать такое пристальное внимание, если бы не его уверенное, ободряющее присутствие рядом с ней.

  – Скажу вам… – забормотал лорд Чарльз Хэмметт, когда Стоуни представил своего старого друга новому. – Скажу вам… – Что Чарли в итоге сказал, так это «Уфф», когда невеста толкнула его локтем в ребра.

  Леди Валентина Паттендейл оказалась единственной, кто упомянул Изабеллу.

  – Полагаю, я встречалась с вашей сестрой, мисс Кейн, – вот и все, что она успела сказать перед тем, как утащила беднягу Чарли как можно дальше – возможно, спасая его от угрозы быть избитым хозяином дома и бывшим другом.

  Стоуни покачал головой, когда Эллианна бросила на него вопросительный взгляд.

  – Нет, у нее нет никакой другой информации, – прошептал он между представлениями, нечаянно наклонившись ближе к уху Эллианны и к ее длинной, изящной шее, ее фарфоровой щеке, шелковистым локонам огненных волос, кружащим голову духам и белоснежной груди. Если он нагнется еще ниже, то уткнется носом в ее рубиновую подвеску. Гвен кашлянула и Стоуни выпрямился. – Я, гм, ее уже расспрашивал.