Барбара Мецгер - Идеальный джентльмен (ЛП) часть 1

Он был, к прискорбию, беден. Унаследовав с титулом только кучу долгов, обветшавшее поместье и расточительную молодую мачеху, Обри, виконт Уэллстоун, находился в нескольких фунтах и бриллиантовой булавке для галстука от долговой тюрьмы. Он имел мало практических навыков, не испытывал призвания к церковной карьере и склонности служить в армии. Конечно же, он получил образование джентльмена, и это означало, что он одинаково бесполезен как в латинском, так и в греческом языках. Поэтому Стоуни, как его называли многочисленные друзья, обратился к игорным столам.

К еще большему прискорбию, он оказался плохим игроком.

Стоуни проигрывал так же часто, как и выигрывал, никогда не уходя достаточно далеко от долгов отца, чтобы превратить родовые земли в более прибыльные, или сделать более разумные инвестиции. До того, как ему исполнилось двадцать шесть лет, виконт давно попрощался с бриллиантовой булавкой, за которой последовали драгоценности его матери, коллекция произведений искусства его деда, и все имущество и недвижимость, не ограниченные правом наследования. Удача Уэллстоунов оказалась на самой мели, барахтаясь на мелководье неудачных вложений, дурного управления и просто невезения.

Затем, однажды ночью, ситуация изменилась к лучшему. Укромный тайник с золотом не был найден в стенах Уэллстоун-хауса в Мэйфере, ни один из поклонников мачехи не оказался вдруг подходящей партией, и сам Стоуни вовсе не смирился с этим проверенным временем лекарством от нищеты: найти наследницу и жениться на ней. Точно так же и умения виконта за игорными столами чудесным образом не изменились к лучшему. На самом деле тем вечером он много проиграл лорду Паркхерсту на балу у Миддлторпов.

— Еще одну партию, — попросил Стоуни так вежливо, как только мог, не опускаясь до мольбы, когда упомянутый джентльмен средних лет скованно поднялся на ноги, собирая свой выигрыш. — Еще одну партию, чтобы компенсировать мои потери.

Лорд Паркхерст покачал головой.

— Мне бы хотелось остаться, мой мальчик. Бог свидетель, я готов играть всю ночь. Но я обещал жене, что присмотрю за ее младшей сестрой. Это та, что косит, но, слава Богу, она последняя из всего выводка. Я поклялся, что у девчонки будет партнер за ужином и все такое, чтобы она не выглядела оставшейся без кавалера, знаете ли. Не то чтобы после танца с зятем она станет первой красавицей, ей-Богу, но моя жена, кажется, полагает, что ее сестрица будет выглядеть более привлекательно под ручку с джентльменом, чем сидя на одном из этих хлипких позолоченных стульев.

Все знали, что Паркхерст пляшет под дудку красивой молодой жены, так что Стоуни не стал тратить время и убеждать лорда остаться. Он нацарапал свои инициалы на долговой расписке и передал ее джентльмену. Утром ему придется передать цепочку для часов ростовщикам — перед тем, как начать укладывать вещи для переезда в Уэллстоун-парк в Норфолке. Виконт вздрогнул при мысли о слезах мачехи, когда он сообщит ей о том, что лондонский дом придется сдать в аренду. Он искренне любил Гвен, которая старше его на десять лет, но Господи, течь в крышах Уэллстоун-парка по сравнению с ее слезами — это просто ручеек. Стоуни еще раз вздрогнул, подумав, что Гвен никогда не найдет себе подходящего кандидата для второго брака, только не среди выращивающих турнепс и пасущих овец завсегдатаев центральных графств. Он сделал приличный глоток бренди. По крайней мере, у Миддлторпов подавали вино для всех желающих. Может быть, ему стоит наполнить карманы пирожками с омарами, приготовленными их шеф-поваром. Бог свидетель, ничего другого в его карманах не осталось.

— Черт бы меня побрал, если бы я не предпочел, чтобы вы заняли мое место, — продолжал говорить Паркхерст, держа расписку, — вместо того, чтобы взять ваши деньги.

Стоуни поставил на стол бокал и смахнул со лба белокурый локон, который давно нуждался в стрижке.

— Милорд?

Паркхерст бросил тоскливый взгляд на свежие колоды карт на покрытых зеленым сукном столах, на сумрачную, затянутую дымом комнату, полную близких по духу джентльменов, на лакеев в темно-красных ливреях с их графинами бренди. Затем он посмотрел на белый клочок бумаги, который держал в руке. Стоуни задержал дыхание.

— Почему бы нет? — проговорил Паркхерст, и с улыбкой, появившейся на его морщинистом лице, он снова сел на стул. — Моя жена не говорила, что я сам должен умасливать девчонку, только чтобы она не осталась сидеть в одиночестве всю ночь. Такой привлекательный молодой франт как вы, Уэллстоун, может с большим успехом поспособствовать ее популярности. В самом деле, если подобный видный поклонник оказывает ей внимание, то все другие парни непременно встрепенутся и обратят внимание. По крайней мере, они пригласят ее на танец, только для того, что бы узнать, что именно вас заинтересовало. — Он взял колоду и начал тасовать карты. — Чем больше я думаю об этом, тем больше мне нравится эта идея.

Идея казалась слишком легкой для Стоуни.

— Знаете, я не собираюсь жениться на ней.

— Хм. Если бы я считал, что у вас есть намерения польститься на ее приданое, то я вызвал бы вас на дуэль. В самом деле, позволить девчонке сбежать с игроком, у которого пусто в карманах и нет за душой ничего, кроме красивой улыбки? Может быть, она и косит, но эта девица все еще остается моей свояченицей.

Теперь Стоуни уже не улыбался. Он поднялся, выпрямился во весь свой шестифутовый[1] рост и свысока смотрел на джентльмена старше него.

— Если бы я захотел восстановить свое состояние с помощью богатой невесты, то я мог бы сделать это в любое время за эти несколько лет.

— Да, и вы выбрали бы леди, у которой приданое побольше и внешность более привлекательная, уверен в этом. Вот почему я сделал вам это предложение. Все знают, что вы не собираетесь делать покупки на брачной ярмарке. Я не говорю, что пытаться восстановить свое состояние за карточными столами благороднее, чем жениться на девушке ради ее денег, но, по крайней мере, у вас есть принципы. И вы никогда не слыли волокитой, в отличие от многих других прожигателей жизни, которые меняют одну женщину на другую с такой же скоростью, как и жилеты.

Стоуни никогда не мог позволить себе содержать любовницу, не говоря уже о шкафе, полном жилетов. А вот покладистая вдова время от времени — это другое дело, но сейчас он посчитал, что подобное обстоятельство не имеет отношения к настоящему разговору.

— Ей-Богу, — продолжал Паркхерст, — моя жена оторвала бы мне голову, если бы я свел ее сестру с распутником. Но вы не из тех, кто испортит девушке репутацию, готов поклясться, только не в том случае, когда ценой станет встреча со священником. Нет, вы джентльмен по рождению и воспитанию, тот, кто поможет девице хорошо провести время и удержит на расстоянии охотников за приданым и негодяев, не разбив ее сердца — и сердца моей жены. — Он взял листок бумаги и вопросительно приподнял бровь.

Стоуни не сводил голубых глаз с долга, который не мог оплатить.

— Одна ночь?

— Именно так. Один бал, который уже наполовину закончился, и вы сопроводите леди домой, чтобы мне не пришлось уезжать в середине игры. Согласны?

Стоуни кивнул.

— Согласен.

Паркхест разорвал долговую расписку.

Виконт Уэллстоун заставил косящие женские глаза искриться от восторга.

Так родилась его карьера.

Как оказалось, очень многие джентльмены в высшем обществе, предпочли бы доверить своих дочерей, сестер и двоюродных кузин убежденному холостяку вроде Стоуни, не желая отказываться от ночей за картами или проводимых с приятелями или возлюбленными. Лорд Паркхерст сообщил по секрету одному или двум друзьям о том, как сестра его жены замечательно провела время, танцуя, смеясь и краснея от внимания виконта. Леди Миддлторп и ее кружок знатных пожилых дам отметил, что молодая леди казалась намного оживленнее, чем когда-либо прежде, и привлекла внимание овдовевшего джентльмена со средствами — по общему признанию, тоже слегка косящего.

У Стоуни внезапно оказалось больше предложений и приглашений, чем он мог принять. Разумеется, никто не вел себя бестактно и не упоминал договора или условия, ведь это не принято в самом изысканном обществе. О нет. Никому из их избалованных сыновей не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Никто из дочерей-дурнушек не должен был обращаться к платному мужскому сопровождению. Нет, все это были услуги, оказываемые по дружбе или из любезности, чтобы юным леди было легче обрести себя среди незнакомой компании. Виконт Уэллстоун — самый лучших из всех приятных собеседников, вот и все. И в том же самом духе доброй воли Стоуни обнаружил, что счет от его портного был оплачен. В «Таттерсоллзе» за него рассчитались, клубные членские взносы оказались погашенными. Долговые расписки возвращались с надписью «Аннулировано», а банкноты таинственным образом находили путь в его карманы. Большое количество вина доставили к его порогу, вместе с камердинером, жалованье которого было уплачено за целый год. Спустя некоторое время кое-какие фамильные ценности вернулись обратно в его дом.

В ответ юные леди получили идеального сопровождающего. Виконт Уэллстоун, красивый и хорошо сложенный, обладал светлыми волосами, голубыми глазами и ямочкой, подчеркивающей его легко появляющуюся улыбку. Он вел себя вежливо и внимательно, превосходно танцевал, искусно флиртовал и умел вести беседу со знанием дела. К тому же, как предупреждали девушек, виконт являлся убежденным холостяком, так что от него не ждали ничего большего. По крайней мере, ничего слишком серьезного, потому что эта ямочка определенно выглядела заманчиво. Чтобы убедиться, что его намерения никогда не будут неправильно истолкованы — хоть девушками, хоть их опекунами — Стоуни не выказывал чрезмерного предпочтения ни одной женщине, очаровывая компаньонок так же усердно, как и их подопечных. В своей новой роли он вел себя настолько галантно, что никто, кроме посвященных, даже не подозревал, что его присутствие было проплачено.