– Мне кажется, ты заболел, – заявила Салима, когда они бесцельно брели среди щекочущих ноздри запахов «Забара», и Саймон постоянно забывал, за чем, собственно, они пришли сюда. Например, он хотел купить трюфельное масло к любимой пицце Блейз. При условии, что Блейз притронется к пицце. Саймон обожал готовить для нее – таким образом он выражал свою любовь к ней. Похоже, сейчас это единственное, что он мог для нее сделать.

Когда они приехали домой, Блейз уже вернулась с работы и сидела в кабинете за компьютером. В этот день она вернулась рано. В кои-то веки на телеканале царили тишина и спокойствие, наверно, потому, что там больше не было Сьюзи. Но это работа. Зато личная жизнь Блейз обернулась катастрофой.

Вскоре в кабинет вошел Саймон и поставил перед ней на стол чашку ванильного чаю, Блейз подняла глаза и с улыбкой поблагодарила его. И все же атмосфера оставалась напряженной. Ее взгляд словно говорил: «Не смей подходить ко мне».

В некотором смысле Саймон уже захлопнул за собой дверь. Блейз, как могла, старалась запереть ее на замок и выбросить ключ. Саймон не прикоснулся к ней после того злосчастного звонка из школы два дня назад и все эти два дня сохранял дистанцию.

Блейз держалась с ним не просто отстраненно, но даже резко.

– Благодарю, – холодно произнесла она. Саймон окинул ее печальным взглядом.

– Прости меня, Блейз, я не знал, что все так выйдет, – это все, что он мог сказать.

– Я тоже не знала. Но не переживай. Как только ты вернешься в Массачусетс, тебе станет гораздо лучше.

Она не добавила «вернешься к Меган», но эти слова были написаны на ее лице.

– Пока рано об этом говорить, – напомнил ей Саймон. Впрочем, судя по ее лицу, между ними было все кончено. Для нее, но не для него. – Я всего лишь хочу получить ответы на кое-какие вопросы и решить, что мне хочется в этой жизни.

То, как он произнес эти слова, заставило ее вспомнить, как он еще молод. Будучи старше его, она уже точно знала, какой дорогой идет. Он же был еще в самом начале жизненного пути и боялся ошибиться. В этом смысле между ними была огромная пропасть. И она служила напоминанием горькой истины: порой одной любви бывает недостаточно.

Саймон знал: ему нужно нечто большее – работа, которая приносила бы радость и удовлетворение, карьера, которую хотелось бы сделать, женщина, с которой можно было бы разделить все радости и невзгоды.

Он не хотел превратиться для Блейз в игрушку или же стать таковой в глазах окружающих. Прежде чем связать с ней свою жизнь, он хотел наполнить ее смыслом. С Меган он всегда выполнял роль лидера. Он знал: работа ей не нравится и она предпочла бы сидеть дома с детьми. Что касается Блейз, то в смысле успеха она даст ему сто очков вперед. Не то чтобы он слишком переживал по этому поводу, но если он вернется к ней, то хотел бы сделать это, имея надежный тыл, прочно стоя на собственных ногах. Вернее, если она позволит ему вернуться, потому что, глядя на нее, Саймон теперь сильно в этом сомневался. С тех пор как он рассказал ей про Меган, Блейз как будто возвела между ними незримую преграду.

– Скажи, у вас с мамой что-то не так? – спросила его за ужином Салима. Блейз в очередной раз не вышла к столу, сославшись на головную боль. – Вы с ней поссорились?

Саймон не знал, что на это ответить, и лишь положил на тарелку Салимы очередной кусок пиццы – тот самый, что предназначался для Блейз, смазанный трюфельный маслом. Саймон попытался было отнести его к ней в спальню, но дверь оказалась заперта. Когда же он постучал, Блейз не откликнулась на его стук. Тогда он послал ей эсэмэску. Она не ответила. Намек был ясен: она страдала в гордом одиночестве, не желая, чтобы он это видел. Интересно, кого она пытается обмануть?

– Я беспокоюсь за нее, – сказал Саймон Салиме, не желая, однако, признаваться, что, собственно, происходит. Он не знал, что именно Блейз скажет дочери, много или мало. Однако Салима верно угадала, что между ними что-то не так. И еще она очень надеялась, что это ненадолго. В последние пару дней Саймон ходил как в воду опущенный. Мать тоже избегала общения, запиралась в своей комнате, делая вид, будто сильно занята.

В тот вечер Саймону позвонил Эрик и сообщил, что они нашли ему замену. Это была подменная учительница, к чьей помощи они прибегали уже много лет. Она была бездетной, недавно развелась и была готова сменить его в Нью-Йорке, пусть даже временно. Она считала, что Нью-Йорк – это круто, и была готова переехать туда хоть сейчас. Правда, учительница была на три года моложе Саймона, однако Эрик считал, что с работой она справится. Поскольку Саймон с ней знаком, то он до своего отъезда проинструктирует ее, что и как она должна делать с Салимой.

– И когда она готова приступить к своим обязанностям? – уточнила Блейз у Эрика, когда тот, поговорив с Саймоном, перезвонил ей.

– Когда угодно. Хоть завтра, если вы не против. Она уже сидит на чемоданах. Думаю, пусть она проведет денек вместе с Саймоном, чтобы он ввел ее в курс дела. Впрочем, она девушка смышленая, сама все прекрасно знает и быстро поймет, что от нее требуется.

– Отлично. В таком случае, пусть приезжает завтра, – вымученным тоном произнесла Блейз. – А Саймон вернется к вам на следующий день. Полагаю, вы будете рады его возвращению.

Эрик сказал ей, что учащиеся возвращаются в воскресенье. Кое-кто по той или иной причине решил не возвращаться, как Салима, но большинство вернется в стены Колдуэлла. Эрик высказал сожаление по поводу того, что Салима, проведя столько лет в школе, решила остаться дома. С другой стороны, он прекрасно ее понимал. Что ни говори, дом есть дом.

– Я рад, что вы нашли с Саймоном общий язык. Впрочем, я в этом нисколько не сомневался. Думаю, с Ребеккой вы его тоже найдете.

Какое-то время они обсуждали финансовую сторону вопроса. Поскольку Салима больше не учится в их школе, работодательницей Ребекки будет считаться Блейз. По этой же причине она уже освободила служебную квартиру на территории школы. В целом со стороны Эрика это был широкий жест. Зная, насколько Блейз занята, он не хотел оставлять ее один на один со своими проблемами. Как только Саймон вернется в школу, она, имея незрячую дочь, просто не обойдется без посторонней помощи, особенно когда у нее будут командировки. Блейз сказала ему, что на следующей неделе ей предстоит поездка в Ливан, а через месяц – в Марокко. Разумеется, ни о каком Ливане не могло быть и речи, ведь это означало бы, что ей придется оставить Салиму на попечение незнакомого человека.

Эрик согласился прислать Бекки уже на следующий день. Она приедет в Нью-Йорк утренним автобусом, а до квартиры Блейз доберется на такси. Как только Блейз закончила разговор, ей тут же позвонил Саймон. Это был единственный способ достучаться до нее, ибо все свое время она проводила, запершись в кабинете.

До того, как ей позвонил Эрик, Блейз плакала и потому не хотела, чтобы Саймон видел ее заплаканной. Она и без того чувствовала себя несчастной – не хватало ей его сочувствия и извинений! Ему незачем видеть ее жалкой и униженной. Надо сказать, она не ощущала себя такой уже многие годы. По крайней мере, с тех пор, как рассталась с Эндрю Вейландом. Ирония заключалась в том, что не успела она довериться Саймону, впустить его в свое сердце, в свою постель, как он объявил, что должен уехать, причем из-за другой женщины. Нет, конечно, все гораздо сложнее, но Блейз сейчас было не до сложностей.

– Ты говорила с Эриком? – спросил ее Саймон, когда она ответила на его звонок. Кстати, он почти на это не рассчитывал, поскольку Блейз не отвечала на его эсэмэски. – Я знаком с Бекки. Она неплохая учительница. Думаю, они с Салимой найдут общий язык. Но только не позволяй ей нянчиться с твоей дочерью. Будет обидно, если она растеряет те крохи самостоятельности, какие приобрела.

Впрочем, лично он в этом сомневался. Всего за три месяца Салиму стало не узнать. Это была новая, независимая, уверенная в себе личность.

– Тебе ничто не мешало остаться и делать свое дело дальше, – с упреком произнесла Блейз. В глубине души она надеялась, что он передумает и останется. Она желала этого всем сердцем и одновременно знала, что такого никогда не будет. У Саймона существовал контракт, нарушать который он не хотел, да и не имел права. А еще у Саймона была женщина, к которой он должен вернуться, ради них троих. Эта часть была самая неприятная. Блейз подозревала, что она его уже потеряла, потому что к этому все шло. Она искренне верила, что Меган – это та женщина, которая ему нужна. В отличие от нее самой. Их отношения с Саймоном были игрой случая. Учитывая разницу в возрасте, можно было смело утверждать, что Блейз уже проиграла. И она, так сказать, взяла со стола свои карты и ушла домой. Теперь ей хотелось одного: чтобы Саймон как можно скорее уехал и тем самым положил конец ее душевным мукам. Ей было неприятно видеть его рядом. Слишком больно было осознавать, что, хотя физически он еще здесь, ей он больше не принадлежит. Теперь он принадлежит Меган. Впрочем, по всей видимости, так было всегда. Уйдя от мужа, она просто заявила на Саймона свои права.

– Я бы остался, будь у меня такая возможность, – произнес Саймон, и это были не пустые слова. Увы, реальность была такова, что ему нужно вернуться и столкнуться с ней и на работе, и на личном фронте. – Прости меня, Блейз, мне очень жаль.

В эти мгновения ему хотелось одного: заключить Блейз в объятия и провести с ней до отъезда жаркую ночь любви. Но нет, уважение к ней не позволит ему сделать это. Он знал, что сделал ей больно, и слишком сильно любил, чтобы усугублять ее муки. Ну почему он не может любить сразу двоих? Старая, как мир, дилемма. Кстати, хорошо ей знакомая.

– Мне тоже жаль, – ответила Блейз со слезами в голосе, что не скрылось от Саймона. – Но жизнь есть жизнь. Не все в ней бывает так, как нам хочется. Наверно, для тебя так будет лучше.