Наливая молоко в стакан, Блейз улыбнулась. В этот поздний час она выглядела усталой и уязвимой и казалась моложе своего возраста. У Саймона тоже был усталый вид. Он только что перечитал старые электронные письма от Мег и задумался. Господи, как же его угораздило вляпаться в банальную интрижку с замужней женщиной? Ради нее он пожертвовал моральными принципами, сделал нечто такое, чего потом будет стыдиться. Меган – замужем, обещала развестись с мужем, но так и не развелась. Саймон же продолжал встречаться с нею, потому что любил. Какое это жалкое оправдание. Он понял это только теперь.

Кстати, до нее он никогда не связывался с замужними женщинами.

– Вы с Салимой замечательно спелись, – похвалила Блейз, садясь за стол. Саймон улыбнулся. – Если дела пойдут из рук вон плохо, мы можем открыть ресторан и ночной клуб. Вы будете за повара и аккомпаниатора моей дочери-певицы. Станете играть и петь после ужина, ну а я превращусь в официантку, – пошутила она. Саймон рассмеялся. По крайней мере, у нее осталось чувство юмора. Впрочем, он видел, что Блейз по-прежнему нервничает и ужасно устала.

– Этого никогда не произойдет. Может, они и попортят вам кровь, но избавиться от вас равносильно самоубийству. Ведь вы – главное лицо их канала. Можно сказать, икона.

– Икон вообще-то тоже увольняют. Стоит моим рейтингам поползти вниз, как через пять минут меня уже не будет.

– Да, вашей жизни не позавидуешь, – посочувствовал Саймон.

– Еще бы! Ведь это гонки на скоростной автостраде. За все приходится платить. В том числе и за славу.

– Оно того стоит? – честно спросил он. Блейз вызывала у него искренний интерес. Ему нравилась ее открытость, о чем бы ни зашла речь. У него было такое ощущение, что он, не стесняясь, может задать ей любой вопрос и обязательно услышит в ответ правду. Он понял это с первого взгляда. Неудивительно, что она и ее бывший муж по-прежнему дружат. Блейз Маккарти достойна уважения.

– Иногда стоит, – задумчиво ответила Блейз. – Я люблю свою работу. Она не дает скучать. В чем-то она, конечно, престижна, но дело не в этом. Просто я люблю преодолевать трудности и с удовольствием делаю это вот уже много лет. Чего я не люблю, так это отсутствия уверенности в завтрашнем дне и страшного давления со стороны. Это все равно что каждый день играть в русскую рулетку. Зато какой адреналин! Моя работа, она как наркотик.

– Пожалуй, я бы так не смог, – задумчиво произнес Саймон. – В самом деле, не смог бы. Я не люблю рисковать. Я не игрок и предпочитаю спокойную, размеренную жизнь. И еще я не люблю играть по чужим правилам. Этому меня научили родители. Мой отец – изобретатель, он учил меня мыслить нестандартно. Да и мать тоже. Оба весьма эксцентричны. Именно поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь, – учу детей не принимать никаких ограничений. Если они могут мечтать, то непременно смогут и сделать. Так учил меня отец.

– Но почему именно в Колдуэлле? – неожиданно для себя самой спросила Блейз. Ей действительно было интересно. Он слишком умен, чтобы на веки вечные похоронить себя в глуши, в маленькой школе в Массачусетсе, и способен на большее.

– Не знаю. Там мне легко, привычно и уютно. Нет, я не отказался бы поработать и в школе покрупнее, где-нибудь в Бостоне или в Нью-Йорке, например, в Институте специального образования. Но, похоже, я застрял в Колдуэлле. У меня там случился роман, и я не смог оттуда уехать. Я до сих пор не разобрался в наших запутанных отношениях. Можно сказать, угодил в капкан. Так что карантин, в известном смысле, мне только на пользу.

– У вас был роман с кем-то в вашей школе?

Саймон кивнул.

– С одной учительницей. Она замужем, и у нее трое детей. Она обещала, что разведется с мужем. Я же, вместо того чтобы дождаться развода, приударил за ней. Я знал, что поступаю нехорошо, но я был одинок, ей же все осточертело дома. У меня долгое время не было женщины, и я безумно влюбился в нее. Прошло три года, а она все еще не развелась и постоянно находит тысячу объяснений, почему они все еще вместе. Это идет вразрез с моими убеждениями. Знаете, я так больше не могу. Я так ей и сказал.

– Может, сейчас она уйдет от него? – предположила Блейз, думая про Эндрю Вейланда. Но Эндрю не ушел от жены, когда они расстались. Блейз все еще верила: если бы он ее любил, то давно бы развелся. Есть люди, не способные на такой радикальный шаг. Они продолжают крутить романы на стороне, сначала один, затем другой. – Я тоже прошла через нечто подобное.

Она была честна с Саймоном.

Вот это уже интересно. Саймон вопросительно посмотрел на нее.

– Я знала, что поступаю неправильно. Такая же история. Только в моем случае лгал он. Он тоже заверял меня, что дело идет к разводу. Увы, лишь на словах. Он просто водил меня за нос. Целый год я верила ему. Потом узнала, что он меня обманывал, и карточный домик рухнул. Рассыпался. Я рассталась с ним, рассчитывая на то, что он уйдет от жены и мы все начнем с чистого листа. Но он так и не ушел. Прошло четыре года, а он все еще с ней. Иногда звонит мне, и я с ним разговариваю. Знаю, что зря. Но ведь в моей жизни никого нет, и я продолжаю общаться с ним. Он же всякий раз заставляет меня почувствовать себя полным ничтожеством. Есть люди, у которых такой талант – исподтишка унижать других.

Блейз печально посмотрела на Саймона. Тот сочувственно улыбнулся.

– Ненавижу криводушие, – заявил он, причем, похоже, совершенно искренне. – В моем случае: она лжет ему и лжет мне. Разве можно построить отношения на лжи?

– Нельзя, – согласилась Блейз. – Я пыталась. Думала, что он честен со мной, но увы. В любом случае ложь в конце концов всплывает наружу. Я вынесла из этой истории важный урок и с тех пор ни с кем не встречаюсь. Кстати, у меня даже не возникает желания, – задумчиво сказала она и тут же поправилась. – Нет, не совсем верно. Возникает. Иногда скучаю по нему, однако стараюсь не вспоминать о той боли, какую он мне причинил, и той о цене, которую мне пришлось заплатить. Не хочу повторения прежних ошибок.

– Понимаю, – сказал Саймон. – И вам совсем не скучно одной?

– Бывает, но он тут ни при чем. Я всегда любила свою работу, и это помогает. Порой даже слишком. Если я оказываюсь перед выбором, то выбираю работу. Наверно, я виновата перед Салимой, что уделяю ей мало внимания, но она очень добрая и не сердится на меня. Принимает такой, как есть. Когда я была замужем за ее отцом, свою карьеру я любила больше, чем его, и он это знал. Успех кружит голову. Но я ни о чем не жалею, и мы с ним остаемся друзьями. Сожалею лишь об одном – что связалась с тем женатым дерьмом, с тем типом, который вечно лгал мне. Мне вообще не следовало сходиться с ним. Наверно, единственный, кого я по-настоящему любила, – мой первый муж. Я вышла за него, когда мне было чуть больше, чем сегодня Салиме, и овдовела, когда мне было всего двадцать три. Он был телеоператором на Си-эн-эн и погиб от пули снайпера. После этого я сосредоточилась на карьере. Она не приносит таких мучений, как любовь. Люди умирают, люди обманывают, люди разочаровывают. А работа – это просто работа.

– Это довольно одинокая жизнь, – сказал Саймон. – Мои родители до сих пор влюблены друг в друга, а ведь они поженились тридцать пять лет назад. Они ужасно подходят друг другу, хотя моя маман с легким приветом и говорит все, что ей вздумается. В детстве я ужасно ее стеснялся. Порой она позволяет себе просто жуткие выходки, но отцу это нравится. Представляете, каково мне было? Я вечно краснел за нее.

Блейз улыбнулась: интересно было бы взглянуть на эту колоритную парочку.

– Мои родители были самые заурядные, – призналась она. – Отец – мясник, мать – учительница. Зато оба были трудолюбивые и, что еще важнее, порядочные люди. Отец вечно повторял, что главное в жизни – дело, которое любишь. Я поняла его мысль. Правда, они почти не говорили о том, как важно любить людей. Я была их единственным ребенком. Оба погибли в автокатастрофе, когда я училась в колледже. После них осталась страховка, которая помогла мне закончить учебу, а потом мне пришлось самой прокладывать дорогу в жизни. Я выросла в Сиэтле. Начинала на местном телевидении с прогнозов погоды. Потом перебралась в Сан-Франциско, а позднее – в Нью-Йорк. И вот теперь я здесь, вкалываю с утра и до ночи, лишь бы не получить пинок под зад. Об этом не принято говорить в самом начале. Если бы это печатали, то лишь мелким шрифтом в самом конце контракта.

– Слушая вас, я ощущаю себя лентяем, – честно признался Саймон. – Я до сих пор плыл по течению, выбирал легкие пути. Моя работа меня не напрягает. Иное дело вы! Когда вам было столько, сколько сейчас мне, вы уже были звездой, дважды побывали замужем и родили ребенка. Неплохо, – с восхищением в голосе добавил он.

Она проделала долгий путь от скромной дочери мясника из Сиэтла до звезды. В отличие от нее, у Саймона был легкий старт. Его отец был видной фигурой в академическом мире, у матери водились деньги. Родители, слава богу, живы и счастливы в браке. Наверно, в этом и заключается разница: в жизни Саймону все давалось слишком легко. За спиной у него всегда стояла семья, его надежный тыл. Блейз приходилось рассчитывать только на себя.

– Еще не поздно, – напомнила она ему с печальной улыбкой. – Вы еще мальчишка.

– Тридцать два – это уже не мальчишка, – серьезно возразил Саймон. Впрочем, в ее глазах он действительно выглядел мальчишкой. Она была на пятнадцать лет старше его, и эти пятнадцать лет были полны событий и жизненного опыта. – Вот поэтому я и порвал с той замужней женщиной. Не хочу провести ближайшие пятнадцать лет, ожидая, пока они там разбираются между собой, а моя жизнь тем временем летит ко всем чертям. Пора, в конце концов, подумать и о себе.

– Значит, вы останетесь в Колдуэлле? – спросила его Блейз. Новый воспитатель Салимы ее по-настоящему заинтересовал.