Диктофон я решил взять у Ани, точнее, мне был нужен ее мобильный телефон. Для этого я должен был объяснить, зачем он мне нужен. Когда она купила новый телефон, в нем было отличное записывающее устройство. Она пользовалась им на всех лекциях в университете. Когда я рассказал ей, она не разозлилась, но и, зачем это нужно, не понимала. Сказала, что я снова трачу время на всякие глупости, но телефон дала.

Ни видео-, ни аудиозаписей лекций г-жи Марины не существовало в природе, по крайней мере, мне так сказали в Братстве, сказала та самая неприятная барышня, которая назначала меня на дежурства в библиотеку. Позже я просмотрел архивы всех доступных записей в Братстве, нужной мне, действительно, не было или она не была общедоступной. Как-то один из слушателей на вводном курсе пытался сделать запись, был замечен и обезврежен. С тех пор дежурные перед началом занятий делали объявление о том, что записывать данные лекции на какой-либо из носителей запрещено.

Сесть нам нужно было как можно ближе, чтобы запись состоялась, однако Марина Мирославовна знала меня в лицо, поэтому мы не могли сесть прямо перед ней. Вся надежда была на диктофон, я собирался держать его прикрытым тетрадью. Мы условились прийти как можно раньше, чтобы тот из нас, кто проберется в зал, занял место во втором ряду, справа. Если сесть чуть дальше или с другой стороны, шансов на хорошее качество записи останется мало. По такому случаю с работы мы ушли раньше обычного.

Приехали мы тоже рано, зал был еще закрыт, в коридоре ни души. Ожидать под дверью было бы неразумно, и мы поднялись этажом выше. Ждать пришлось недолго, на лестнице послышались чьи-то голоса. Выждав минуту, я тихонько спустился и заглянул в коридор, дежурные открывали зал, и Юлии среди них не было! Не было среди них и никого из тех, кого я обычно видел с Мариной Мирославовной. Наши шансы попасть в аудиторию были велики. Оставалось дождаться кого-нибудь из слушателей. По коридору шли сразу три девушки, и мы увязались за ними. Свою спутницу я взял за руку. Каждая из девушек достала из сумки свой абонемент и предъявила дежурным. Наступила наша очередь. Вместо абонемента, улыбаясь, я произнес название своей бывшей группы. Проблем не возникло. Мы прошли.

Оказавшись в этом зале снова, я разволновался не на шутку, сердце колотилось как бешеное. Чего я только не перепробовал, и дышал глубоко, и старался переключить свои мысли на что-нибудь другое, ничего не выходило. Я страшно нервничал то ли от предстоящей встречи с г-жой Мариной, то ли потому, что мы собирались тайком записать ее лекцию. Мне не хотелось впутывать Марину Мирославовну во что-либо, я просто не мог поступить по отношению к ней непорядочно. Я уже раскаивался и собирался отменить свою затею, думая только об одном, что сейчас ее увижу! Но этого не произошло. Вместо Марины Мирославовны в аудиторию вошла Тата. Так уже было однажды. Тогда я просто встал и ушел. Теперь этого делать было нельзя, нас заметили бы и возможности попасть на лекцию таким же способом еще раз у нас уже не было бы. Я ужасно расстроился. В памяти у меня проносились любимые жесты, взгляд, я уже представил, как она входит в аудиторию, подходит к столу, характерным движением откидывает назад прядь волос и своим серебристым голосом начинает лекцию. Вместо всего этого передо мной стояла грузная Тата в своих ужасных очках. О том, что она в них разглядит меня, можно было не беспокоиться. Да и телефон не нужно прятать. И так как делать запись тайком от Марины Мирославовны мне было не по душе, то Тата пришлась очень кстати. Я смогу сравнить ее лекции в Доме с тем, что и как она будет говорить новичкам.

Лекция началась. Я был рад тому, что все сложилось именно так. Я включил запись и положил телефон на тетрадь. Теперь я думал, чем бы заняться и как высидеть ближайшие полтора часа. Как назло, у меня с собой не было книги. Делать было нечего, и я волей-неволей начал вслушиваться в слова, произносимые Татой. Мне казалось, что все это я слышал уже миллион раз. А что нового я, собственно, надеялся услышать?

Недавно на одной из лекций в университете я узнал о методе слушания в психоанализе. Метод заключался в следующем: слушать, не вникая в детали, и в то же время удерживать нить повествования, вычленяя из него самое главное. Интересным было то, что спустя время все ранее услышанные психотерапевтом детали при необходимости всплывали в сознании. Клиент, таким образом, не мог упрекнуть психотерапевта в невнимательности. Я решил испробовать этот метод. Сейчас я точно не был настроен внимать великим учителям, а собирался разоблачать. Отключить эмоции и свои чувства в случае с Мариной Мирославовной у меня не вышло бы, ее речам внимало все мое существо. Теперь же я собирался не чувственно, а объективно воспринимать все сказанное лектором. Рядом со мной сидел человек, попавший на лекцию впервые и не посещавший всех предыдущих. Таким образом, вдобавок к записи у меня будет еще и независимое мнение. Я настроился выявлять причинно-следственные связи и планировал прийти к подтексту, который обязательно должен был быть, как и в лекциях Марины Мирославовны. Я раскинул сети и готов был к улову в виде кода, послания подсознанию. Также я собрался вычленять повторения и перефразировать все ключевые моменты. Голосовые интонации, позы и жесты тоже попадут в поле моего внимания.

После того как я вышел из Братства и пожил «в миру», многое в моем сознании прояснилось и стало на свои места. И вовсе не казался этот мир тем монстром, каковым изображало его Братство. Да, не все идеально, но сколько же всего прекрасного существует в нем! Теперь я не чувствовал себя отчужденным, я хотел познавать этот мир, а не убегать от него. Братство с его незыблемыми идеалами стало для меня чем-то надуманным. Семья, друзья, работа — все, как у всех, наступило отрезвление. Как будто я спал и вдруг проснулся. Не прошла только моя влюбленность в Марину Мирославовну. При всем своем уме и эрудиции она попала в западню. Действительно ли я в это верил или мне хотелось в это верить, я и сам не знал. Имея целью развенчать ореол таинственности вокруг Братства, я собирался спасти Марину Мирославовну. Только вот хотела ли она спасаться?.. Но я уже позабыл о скуке и превратился в слух. У своей спутницы я попросил листик и карандаш. Она удивленно на меня посмотрела. Наверное, для нее это выглядело необычно. Из офисного работника и начальника отдела я превратился в конспектирующего ученика. Сама она на этой лекции заметно скучала и пыталась взять меня за руку. Интересно, какого меня она увидела бы, будь передо мной не Тата, а г-жа Марина?

Мысли о Марине Мирославовне совершенно сбили меня с толку, лекция шла, а я еще не сделал ничего из того, что наметил. Чтобы немного собраться, я решил конспектировать лекцию в виде чертежа вместо текста. На листике я начал чертить схему. Так обычно составляются опорные конспекты — сокращенная символическая запись крупного блока изучаемого материала. Карандаш застыл у меня в руках, я пребывал в растерянности и не знал, с чего начать. Речь шла об этапах эволюции и задачах всего человечества, реинкарнациях, воплощениях и тому подобном. Обо всем этом Тата говорила как о чем-то реальном и конкретном, говорила как человек, который знает о сказанном не понаслышке, говорила от своего имени без ссылки на чье-либо учение и прямо-таки утверждала. Моя спутница то и дело поглядывала на меня в недоумении. Но, повторюсь, ничего подобного я никогда не слышал от Марины Мирославовны! Пусть она и намекала на что-то в своих лекциях, но речь все же шла о древних культурах и цивилизациях, школах и традициях в контексте истории, исторического факта. Одно дело слышать о Пифагорейской школе со своими правилами и принципами обучения в ней, легенду о Короле Артуре, Дон Кихоте или о своде правил для рыцарей, и совершенно другое — лекция об эволюции человечества и вселенной! Такую же лекцию Тата читала и у нас на курсе в Доме. Тогда я просто не обратил на это внимания. Из уст Марины Мирославовны всегда все звучало красиво, логично, приемлемо. Слушая ее, я готов был идентифицировать себя с рыцарем, который должен завоевать сердце дамы, или с учеником, преданным своему учителю, то есть ей. Но что я должен был думать, слушая о расах и воплощениях прошлых, настоящих и будущих!

Я продолжал слушать. Все, сказанное Татой, я пытался уложить в какие-нибудь рамки, философскую догму, аллегорическую интерпретацию, еще во что-нибудь. Но ни на одну из лекций по философии, на которых я когда-либо бывал, эта не походила и ни в какую научную стезю не укладывалась. О какой научности относительно эзотерической доктрины с ее мистическими учениями могла идти речь! Антинаучность наших внутренних лекций настораживала меня уже давно. Но глядя на витающую в облаках девушку Юлю, я не придавал этому особого значения. Но эта лекция была публичной, вела ее одна из старших, а информация звучала как истина в последней инстанции! Я уже выбирал заголовки и подзаголовки для пунктов и колонок своей будущей схемы опорного конспекта. То и дело звучали даты, я решил записать их отдельно, в ряд. Уже одна эта строка наводила на определенные мысли. Периоды, о которых шла речь, звучали следующим образом: 300 миллионов лет назад, 200, 136 миллионов лет до н.э. плюс минус 36 миллионов лет, 100 миллионов лет до н.э., 18.5 миллионов лет назад, 25 950 лет и так далее. Помимо дат звучало множество географических названий: пустынь, островов и континентов, таких как Северная Азия, Африка, Египет, Иран, Саудовская Аравия, Австралия и остров Пасхи, Центральная Азия и пустыня Гоби, Атлантида, остров—государство, известный по преданиям как Посейдонис. Далее речь шла о повторяющихся воплощениях на земле. Об эволюции душ великих учителей человечества, которые знают… Затем об импульсах и волнах, о зарождении новой расы, не в смысле возникновения новых популяций по географическим и биологическим признакам, а в смысле эволюции сознания человечества.