Сесилия Ахерн - Идеал

И тут я сообразила, что произошло.

Они тоже смотрели запись моих мучений на большом экране, на котором обычно передавали репортажи из суда. Кто-то переключился на нее с канала о Заклейменных. Все больше и больше людей прорывалось сквозь ворота замка, двор уже затоплен ими, все спешат разобраться, многие подносят ладонь ко рту, словно их мутит при виде расправы, которую учинил надо мной Креван.

На экране Барк отказывается клеймить меня в шестой раз. Говорит, что кончилось обезболивающее. Дружный вздох толпы. Люди хватают друг друга за руки. Они поняли, что сейчас произойдет. И это не только участники протеста, это самые обычные граждане, которые по привычке пришли на суд. Я вижу, как они переходят на нашу сторону. Вот Креван хватает раскаленный прут. Стражи вне себя, они со слезами бормочут мне на ухо какие-то слова поддержки, не дают мне вырываться. Креван прижимает Клеймо к моей спине, и мой вопль разносится над стенами замка – над городом, над всей страной.

Толпа возмущенно взвыла. Меня пробила дрожь.

– Нет, – сказала Санчес, поднимаясь. Ее трясло, красная мантия ходила ходуном.

– Что это? – спросил Джексон. – Так все и было? – Он посмотрел на Санчес, на меня. – Господи Боже!

Запись закончилась, на экран вернулась Эниа Слипвелл.

– Простите, мне пришлось показать вам тяжелую сцену. И я хочу попросить прощения у Селестины Норт за ту боль, которую ей причинили. Мы не можем допустить, чтобы так поступали с нашими невинными согражданами. Вот почему партия Жизни решительно требует роспуска Трибунала. Если Трибунал принимает порочные решения, как можем мы разрешить ему действовать и дальше? Довольно с нас постепенных шажков, нам нужен прыжок, чтобы страна снова двинулась вперед. Голосуйте за партию Жизни, за честность и справедливость, за надежную власть, которая поведет страну в будущее. За логику и сострадание!

В башенной комнате повисла тишина.

В башню ворвались стражи.

– Во дворе мятеж. Мы отведем вас в безопасное место.

Джексон поднялся так быстро, что уронил стул – и не стал поднимать. Посмотрел на меня – на лице и шок, и страх, и возмущение.

– Бедная девочка, – прошептал он, и я поняла, что он бы хотел попросить прощения. Потом он перевел взгляд на судью Санчес – с отвращением.

– Судья Джексон, идите сейчас же со мной, – поторопил его страж, и судья поспешно вышел, спасая свою жизнь, только красный плащ мелькнул в дверях.

– Полагаю, сделка отменяется, – сказала я Санчес.

Она повернулась ко мне, и в ее глазах мелькнуло что-то вроде уважения: как я обвела ее вокруг пальца! Но тут же она хладнокровно отвернулась и, не сказав ни слова, ушла вместе с другим стражем.

Я осталась одна в круглой башенной комнате, не зная, что будет дальше со мной. И как там Кэррик, дедушка и Рафаэль – очнулись или еще нет. Я расхаживала по комнате, прислушиваясь к биению сердца. Огромная толпа все втекала и втекала в ворота замка и уж никак не затем, чтобы приветствовать стражей. Люди размахивали кулаками, они требовали ответов, требовали перемен. Я хотела быть там, с ними, а не в этой ловушке.

Дверь распахнулась.

Арт.

– Я так и знал, что на вершине башни меня ждет принцесса, – произнес он. – Я пришел спасти вас, госпожа моя! – и смущенно рассмеялся.

Я поморщилась. Его шуточки не ко времени.

Но прежде чем я успела ответить, он добавил:

– Я вас всех спасу!

– Они спят беспробудно, – сказала я, поспешно продвигаясь к двери, стараясь не обращать внимания на боль в обожженном животе. – Как мы их отсюда вытащим?

– Я подогнал машину к задней двери, главное, до машины их дотащить, – сказал он и пустился вприпрыжку по винтовой лестнице.

На каждой площадке мы видели служителей Трибунала, поспешно удирающих через запасные выходы.

– Адвокат ничего не весит, я понесу его, ты бери дедушку, – продолжал Арт, и я покачала головой: неисправим, так и будет зубоскалить, единственный для него способ преодолеть стресс.

Все бежали прочь из замка, а мы – наоборот, все ниже и ниже, в подвал.

На миг я приостановилось.

– В самом деле, Арт, ну подумай же! Как мы с этим справимся? Вдвоем нам их не унести.

Он тоже прервал бег и оглянулся на меня:

– Может быть, они уже очухались.

– Арт, послушай! Когда мне ввели этот наркотик, я отключилась почти на сутки, а когда проснулась, ноги были парализованы.

– Когда тебе – что ты сказала?

– Правда, это был укол, на этот раз что-то другое. Может быть, просто снотворное. Но все-таки нужно что-то придумать. Нам нужна помощь. Позовем кого-нибудь помочь.

Он обдумал это.

– Заклейменные взбунтовались. Граждане тоже протестуют, штурмуют ворота. Какой-то идиот случайно нажал кнопку, и передача партии Жизни попала на экран во дворе. Теперь все хотят получить голову моего отца – на блюде.

– Мне очень жаль, – тихо сказала я.

– Это я включил, – признался он.

Я потрясенно уставилась на него.

– Ладно, наверное, они и правда помогут. Выйдем, позовем их. Только вот… – Он оглядел свою форму.

– Тебе опасно сейчас выходить, Арт. Оставайся здесь, убедись, что с ними все в порядке. Отопри их камеры. А я побегу за помощью.

Как внезапно мы обменялись ролями.

– Дверь я и отсюда могу открыть. – Арт вошел в служебное помещение, заполненное мониторами, на которых отражалось все, происходившее в нижних камерах. Я вошла вместе с ним и с тревогой уставилась на экран, высматривая, как там дедушка, Рафаэль и Кэррик. Они лежали точно в тех же позах, даже не пошевельнулись.

– Мэри Мэй! – воскликнул вдруг Арт, и я резко обернулась.

Мэри Мэй стояла у двери, глядя на нас. Снова в той форме куратора, делавшей ее похожей на Мэри Поппинс, но лицо от гнева напряглось так, что казалось, распусти она сейчас мышцы – и лицо оторвется, полетит в меня, как снаряд из катапульты.

Я поспешила выйти из комнаты. Страшно было бы оказаться взаперти в этой комнате без окон. Арт вышел следом.

– Я увожу ее отсюда, Мэри Мэй. Она невиновна, – сказал он, заслоняя меня от стражницы. – Ты же видела передачу? Все кончено.

– Передачи меня не интересуют, – отмахнулась она. Похоже, даже не знала, о чем речь. – Ты была в моем доме, – медленно и внятно сказала она мне. – Ты говорила с моей мамой. Ты была у нее в комнате.

Арт обернулся ко мне, и выражение его лица могло бы показаться смешным при других обстоятельствах, но не в этот раз, потому что в руках у Мэри Мэй вдруг появился пистолет.

– Стой! Мэри Мэй! Брось эту штуку! – закричал Арт, бессильно выставляя руки перед собой. – Откуда … откуда ты, черт побери, ее взяла?

Она и ухом не повела, она его не слышала, не замечала, словно в комнате не было никого, кроме меня. Она шагнула вперед, еще и еще шаг, пока я не попятилась. Подумала – там, в камерах, двери мы оставили открытыми. Лишь бы они сообразили, когда очнутся, – и они, мне очень хотелось в это верить, успеют бежать.

– Ты была в моем доме, – повторила она. – Ты была в комнате моей мамы.

– И вы тоже побывали в моем доме, – парировала я, борясь с дрожью в голосе. – Вы забрали мои вещи, помните? Я пришла за своим.

– Что ты сделала с моей мамой? – продолжала она, как будто ни слова не слышала из всего, что я сказала, как будто ей был внятен только голос у нее в голове.

Она шагнула ко мне снова, проворнее, и я продолжала пятиться, чувствуя, как Арт придерживает меня за локоть. Не хотелось поворачиваться к ней спиной, не хотелось проверять, готова ли она выстрелить. Ноги ослабли, голова кружилась от бредовости, нелепости происходящего. Это не может быть правдой, не может все закончиться вот так, из-за приступа безумия, обуявшего эту одинокую несчастную женщину.

– Я ничего вашей маме не сделала, – нервно ответила я.

– Двигайся, – шепнул Арт, выводя меня в коридор.

Мы продолжали пятиться, не спуская глаз с Мэри Мэй, с нацеленного на нас пистолета. Завернув за угол, мы развернулись и помчались изо всех сил. Подбежав к выходу, Арт помахал своей карточкой над считывающим устройством, но ничего не произошло. Все двери заперли, чтобы помешать протестующим ворваться в здание.

– Нужен ключ, – напомнила я, и он растерянно выругался.

Вытащил связку ключей, дрожащими пальцами вставил в скважину наугад первый.

Из-за угла появилась Мэри Мэй, она даже не прибавила скорости: медленные, грозные шаги.

– Она сказала, ты сидела у ее постели, – словно в трансе продолжала она. – Назвала тебя ангелом. – Склонив голову набок, она подозрительно меня оглядела: – С чего бы ей такое говорить, Селестина?

– Я не знаю, я не могу … – Как тут толком ответить, когда в тебя тычут пистолетом?

Арт продолжал возиться с ключами, искал подходящий к замку. Двери старые, ключи невероятных размеров. До сих пор он входил и выходил с помощью электронной карточки, в ключах он явно не разбирался. Я плотно прижалась к Арту, больше мне отступать некуда, а Мэри Мэй неуклонно надвигалась.

– Она сказала, что хочет видеть ИХ. Я ответила – нет. Элис не заслуживает встречи с мамочкой, никогда, после того как она поступила. Никто из НИХ не заслуживает. Они все знали про него и про нее. Перед тем как уйти, мамочка сказала, что прощает меня. За что меня прощать? – с нажимом спросила она. – Каждый получает по заслугам. Мне ее прощение не нужно. Они все получили по заслугам. Элис украла его у меня, и они все об этом знали. Все до одного. Я пощадила мамочку, – продолжала она. – Я ей добро сделала. Ты была в моем доме. Что ты сделала с моей мамой?

– Я же вам говорю – ничего! Я искала свое, то, что вы украли из моего дома. Нашла и забрала. Нашла ту запись, за которой вы охотились. Мы показали ее по телевидению. Все видели. Все теперь знают. Все кончено.

Я надеялась, что мои слова отрезвят ее.