Какая-то озорная чертовщинка мелькнула в ее глазах морской голубизны. Кроме романтической натуры, у Шевонны была сильная практическая жилка. — Тебе не понравился Мельбурн?

Брендон сжал ее руку, тем самым давая понять, что все хорошо помнит. Три года назад, после дня их первого поцелуя в Аделаиде, делегаты конференции поехали сначала в Сидней, а затем в столицу колонии Виктория — Мельбурн.

Там, во время плавания по Ярре, они поклялись друг другу в вечной любви. Под мостом под прикрытием тихо шелестящего тростника, она предложила ему себя.

Один только Бог знает, как он желал ее. Безумно. Его взору предстала ее голая грудь, освобожденная от корсетов для поцелуев — это возбудило так, что он почти совсем потерял голову. В тот день они так и не познали друг друга.

Тайные свидания, доставлявшие влюбленным редкое, почти экстатическое удовольствие, только разжигали взаимную страсть, которая, увы, так никогда и не получала продолжения. Как долго он еще мог ждать?

Вечно, если это потребуется. Ни одна женщина не могла сравниться с Шевонной. Все, что она делала, возбуждало его. У нее безрассудный опрометчивый темперамент, она была так наивна вначале и какой чувственной она стала за последнее время! За смехом она пыталась скрыть страх. Умная, прекрасная и такая страстная его любимая. Она обожала его, а он — ее.

— Не дразни меня этим, Шевонна, Все, что с нами было и что будет, всегда было и всегда будет по-настоящему и без обмана.

Ее лицо потеплело.

— Я знаю, это все потому, что я люблю тебя, Брендон Трэмейн. Ты честен душой и сердцем горяч, мой славный рыцарь.

Иногда, правда, его охватывали сомнения. Брендон начинал сомневаться в себе, в успехе их любви. Внутри молодого человека, представлявшего собой образец викторианского воспитания, пробуждались неясные опасения. И хотя они лишь иногда тревожили его, проницательная Шевонна замечала это.

— Я иногда замечаю, что внутри тебя завелся маленький червячок, наверное, потому, что ты всю жизнь подавлял естественные порывы своей натуры.

— У меня в запасе всего два часа, — сказал Брендон. — Я обещал матери, что сегодня утром буду говорить от ее имени на праздновании годовщины Общества Искусства аборигенов.

— Разве «НСУ Трэйдерс» не закрыто по случаю праздника?

Он состроил гримасу. — Все отдыхают сегодня, кроме меня. Мать с Райаном поехали кататься на яхте.

— Тогда мы можем наблюдать за парадом из окон твоего кабинета.

Он увидел в ее глазах озорные огоньки.

— Клянусь тебе, Шевонна, что если ты будешь соблазнять меня, то я пожалуюсь на тебя в Городской Магистрат, после чего тебе в воспитательных целях пропишут двадцать ударов розгами.

Она рассмеялась:

— Ты же хочешь увидеть меня голой?

— Не я, а только мои глаза. Не забывай об этом.

Они пробирались сквозь толпу, запрудившую ближайшие к парку улицы, стараясь попасть в «НСУ Трэйдерс». Ровно год назад была зарегистрирована первая за всю историю колонии вспышка бубонной чумы в Скалах. В качестве средств уничтожения крыс, разносчиков болезни, Магистрат распорядился сжечь большую часть тамошних построек. Здание конторы «НСУ Трэйдерс» тоже было сожжено. Теперь его восстановили, но находилось оно несколько дальше по Эрджил-стрит.

Ближе к зданию толпа поредела. У парадного входа стоял швейцар Рэнкин, полуслепой и хилый, и едва ли мог отличить обычного кота от взломщика. Он верно служил Энни Трэмейн многие годы, и она оставила его у себя швейцаром уже после того, как тот не мог держать своими дрожащими руками плотницкий рубанок.

— В ваш кабинет, мастер Трэмейн? — спросил он, закрывая решетчатые двери лифта.

— Да, Рэнкин. Ваша семья тоже участвует в празднике сегодня утром?

Лысая голова закивала:

— Ага, участвует. Мой старший внук в хоре. Он сегодня будет петь «О господь, вся наша надежда в тебе!»

Вполне подходящая песня для будущего Австралии, — сказала Шевонна, улыбаясь старику.

Кабина лифта, дернувшись, остановилась на третьем этаже. В темноте коридоров после яркого солнечного дня девушка на мгновение ослепла, но уловила запах. Его одежды. Ее собственная пахла лавандовым маслом, розами и ландышами. Ее же собственный запах — запах чистого тела, как пахнет головка здорового ребенка.

Брендон зажег в холле свет и отворил двойную дверь из красного дерева. Закрыв ее за спиной, он обнял девушку и стал жадно целовать.

— Два месяца прошло, Шевонна, — шептал он между страстными поцелуями. — Два месяца прошло с тех пор, как я мог держать тебя в руках, не опасаясь, что нас застанут твои родители, что мы можем навлечь их гнев на твою голову.

Она взяла лицо Брендона обеими руками. — О, любовь моя, ты слишком много говоришь! — И поцеловала долгим нежным поцелуем. У Брендона перехватило дыхание, когда ее язык проник меж его губ.

Он вздохнул, застонал и, обхватив ее, крепко прижал к себе. — Ты испытываешь меня, я не могу сдержаться!

Взъерошив руками его волосы, она высвободилась и прошла по ковру, устилавшему пол кабинета к окну, чтобы открыть его. — Иди сюда, милый, скоро начнется парад.

Внизу, среди зрителей, заполонивших улицу, образовалась узкая дорожка, по которой должны были двигаться праздничные колонны. Горячий воздух не мог испортить всеобщего ликования, царившего снаружи.

Она подошла к нему сзади и обхватила за талию. Прислонившись щекой к его спине, Шевонна проговорила:

— Знаешь ли ты, что я влюбилась в тебя, как только увидела в первый раз? Тогда я была ребенком. А теперь я женщина. Возьми меня. О, возьми меня! Иногда это ранит меня, как бы я ни была счастлива.

Нерешительность Брендона испарилась. Он обернулся и крепко обнял Шевонну. — Не говори так! Мы заслуживаем счастья! Мы никому не сделали ничего плохого.

И вдруг внезапное возбуждение, которое заставляет иногда идти на неверный шаг, охватило его. Поцелуи стали страстными, он потерял над собой контроль. Руки двигались помимо его воли.

— Шевонна, Шевонна!

Она прижалась к нему всем телом. Он ощутил ее мягкую грудь напротив своей.

— Брендон, Брендон, возьми меня!

А руки уже расстегивали ее жакет. Он наступал, она отступала, пока они не завалились на кожаный диван, запнувшись о его подлокотник. И даже это не смогло остановить бешеного натиска. Он навалился на нее, вдавив в обивку дивана, отчего девушка стала плоской, как камбала, и задрал ей юбки до самой талии.

Его собственное сопение смешалось с ее сладострастным стоном. И если бы она сейчас попросила его остановиться, то он не смог бы этого сделать. Брендон не помнил, где он и что делает. Единственное, чего он хотел — быть с нею.

Его руки нащупывали ее тело под белыми шелковыми чулками. Мягкое, податливое тело, так жаждавшее принять его в себя.

— О, Шевонна, Господи… я не могу… я не могу себя больше сдерживать.

Она притянула его лицо к себе.

— Сделай меня своей, Брендон, — страстно шептала она между горячими, бурными поцелуями.

— Я не думаю, что это было бы разумно. Брендон вскочил с дивана. В дверях кабинета стоял Райан, держа в руках высокую шляпу и трость. Брендон заслонил собой наготу Шевонны.

— Выйдите отсюда! Вы не имеете права…

— Я ухожу, но, мальчик мой, хочу, чтобы ты пообещал мне не делать этого.

Брендон почувствовал, как кровь застучала у него в висках. Сжал кулаки.

— Это совершенно не ваше дело, Райан! — Каждое слово он выговаривал четко, как будто выплевывал, в горле у него клокотало от гнева.

— Я только прошу тебя не совершать глупостей, держать себя в руках. Только сегодня. Если ты и вправду любишь Шевонну. Неужели нельзя подождать, пока ваша любовь получит законное продолжение? Ведь если это любовь, то она навсегда, не так ли?

Брендону был ненавистен рассудительный тон этого пожилого мужчины. Но он знал, что в сказанном Райаном есть свой резон. Любовник матери всегда хорошо относился к Брендону. Почти, как отец, но никогда не навязывал своего мнения, до сегодняшнего дня, по крайней мере.

— Он прав, Брендон, — услышал позади себя голос Шевонны, холодный и ясный. Она продолжила:

— Если вы ничего не имеете против, мистер Шеридан, то я хотела бы привести себя в порядок.

С печальной улыбкой, едва видневшейся из-под его усов, Райан отступил назад. — Мои извинения, мисс Варвик.

Райан вышел. Брендон присел на краешек дивана, слыша, как позади него шуршит юбками Шевонна. Он пробормотал себе под нос:

— Мне не следовало заходить так далеко, Шевонна. Не следовало прятаться, держать в секрете.

Он ощутил, как она гладит его по затылку трепещущей рукой. — Терпение, любимый, наше время еще придет.

— Ты и Дэниел так ослеплены враждой между собой, что чуть не пропустили крупное событие, которое вот-вот должно было случиться! Но теперь-то ты не можешь это больше игнорировать!

Энни наблюдала за тем, как Райан шагами мерил кабинет. Малайская трость рассекала воздух, будто сабля. Энни не могла припомнить, чтобы видела его когда-либо таким взволнованным. Напряженно сосредоточив внимание, она промолчала. Рано или поздно его бессвязные слова обретут для нее смысл.

— Господи, Боже мой! Энни! Электрическая искра, проскакивающая между Шевонной и твоим Брендоном, способна свалить с ног даже слона.

Она вздрогнула:

— Что?

Он развернулся на месте, в его черных глазах полыхал адский огонь.

— Ты слышала, что я сказал. Ты была чертовски занята собственными делами. Так занята всем на свете, кроме собственного сына. Ну и я… тоже… был круглым дураком.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду, что Брендон и твоя племянница влюблены друг в друга. — Он направился к двери, приостановился и добавил. — Если это тебя успокоит, то они еще не познали друг друга, пока…

Энни вскочила на ноги, как ужаленная.

— Куда ты собрался? Шеридан слабо улыбнулся.