Сначала Карл потребовал, чтобы Франциск вернулся в плен, но потом решил, что хлопот с этим любителем женских прелестей не оберешься, и молчаливо продолжил заниматься своими делами. Но тут в дело снова вмешались прекрасные дамы – мать Франциска королева Луиза Савойская и тетка Карла Маргарита Австрийская. Нельзя допустить, чтобы обещанный брак не состоялся! Было подписано новое соглашение, но Франциск снова тянул и тянул. Согласно Камбрезийскому договору свадьба Франциска и Элеоноры должна состояться довольно скоро. Карл поклялся сам себе, что если и на этот раз французский негодник обманет его сестру, непременно возьмет болтуна в плен еще раз и собственноручно кастрирует.


Но как бы ни клял любвеобильного будущего родственника император, как бы ни злился на так некстати влюбившуюся в негодника сестру, мысли его сейчас были о другом. Снова о французском короле, но теперь в связи с его тайным союзом с султаном Сулейманом. Услышав о заключенном союзе, Карл не без иронии назвал его «Союзом Лилии и Полумесяца», считая, что такое поведение французского короля доказывает, что от христианских ценностей король далек, как и от порядочности вообще.

Спасало только одно: Франциск обманывал Сулеймана так же, как и самого Карла. Сначала отправил два письма с призывом о помощи, но, едва выйдя из заточения, от дружбы с османским султаном отказался. Стоило Карлу прижать Франциска, как идея этой дружбы возникла снова.

Союз Франции и Османской империи, каким бы неустойчивым ни был, все же грозил самому Карлу крупными неприятностями. Тратить большие деньги и силы на защиту австрийских и венгерских владений от турок значило отвлекать их от других европейских проблем. К тому же Франциск за спиной будущего родственника передавал средства, полученные от султана, немецким бюргерам, поддерживавшим Реформацию, то есть идеи ненавистного Карлу Мартина Лютера, что грозило развалом единства христиан, которого и так-то не было.

Считая себя в качестве императора Священной Римской империи ответственным за всю Европу, Карл ломал голову над тем, как это единство восстановить. Папу римского удалось убедить короновать его самого короной империи, хотя Карл вполне мог обойтись и без благословения понтифика. Но будущий родственник Франциск вел себя так, словно он заклятый враг не только Карла, но и христиан вообще, собственный брат Фердинанд только и делал, что клянчил деньги и войска для захвата Венгрии (далась она ему!), те самые деньги, которых не было. Нелепо, но императору большей части Европы действительно катастрофически не хватало денег, хотя Карл не транжирил и не швырял золото горстями любовницам. В самом начале борьбы за власть Карл допустил большую ошибку: стараясь заполучить титул императора, он взял в долг крупную сумму под большие проценты для подкупа нужных лиц, надеясь легко вернуть с будущих доходов. Доходы были, и немалые, но куда большими вдруг стали расходы, потому что приходилось воевать с теми, кто должен быть союзником. Вместо уменьшения долг непостижимым образом рос, а родственники новые и прежние все требовали и требовали золота.

За спиной Франциск договаривался то с султаном Сулейманом, то с Яношем Запольяи, которого султан поставил править Венгрией, то с бюргерами, готовыми поддержать Мартина Лютера… По Европе расползались идеи беспокойного виттенбергского доктора богословия. Карл не мог допустить развала Европы, чтобы та стала легкой добычей тех же турок, руки чесались сровнять с землей Виттенберг вместе с этим Лютером, но он понимал, что малейшее движение против сейчас может привести к взрыву, который сведет на нет все скромные достижения. Нет, время еще не пришло…

Карл не намеревался бороться с ересью, этим позже займется его сын Филипп, задачей императора было объединить как можно больше земель под своей рукой и под рукой брата. Конечно, Фердинанд и сам был бы не прочь стать императором, но понимал, что пока такое не под силу. Нет, от брата Карл подвоха не ждал, однако братское единство означало, что Фердинанду придется помогать, то есть бороться за Венгрию.


Вино в графине закончилось, а младшего брата все не было. Карл начал раздражаться: нашел время охотиться, словно без того забот мало. Воспитанный дедом, императором Священной Римской империи Максимилианом, в убежденности, что корона императора означает ответственность за всю Европу, всех христиан, Карл с юности считал себя ответственным и за семью тоже. Семья – это прежде всего две сестры: неудачница Элеонора и умница Мария Австрийская, а также брат Фердинанд. У Элеоноры никак не складывалось замужество, а Мария совсем молодой осталась вдовой после гибели в болоте под Мохачем ее супруга, короля Венгрии Лайоша. Теперь она правила Нидерландами от имени самого Карла.

Вспомнив о гибели Лайоша и победе турок под Мохачем, Карл поморщился, словно от приступа подагры. Да уж, король Франциск и султан Сулейман та еще подагра для императора Карла Габсбурга!

В прошлом году турки не смогли взять Вену случайно, если бы не погода, существенно сократившая время возможного пребывания турецких войск под Веной, едва ли городу удалось бы выстоять, хотя оборонялись защитники достойно. Никто не сомневался, что летом турки вернутся, и тогда… Что тогда, распылять силы, защищая австрийские земли? Этим непременно воспользуется Франциск, которого едва ли угомонит даже женитьба, Элеонора не из тех женщин, что способны взять мужа в руки и заставить выполнять свои клятвенные обещания. Франциска не остановят два юных сына в плену: отдал их взамен себя, не усомнившись, уверен, что наследники и без того найдутся. Удивительно, но папа римский не спешил осуждать французского короля за столь неприглядное поведение.

Что этакому стоит ударить в спину, пока Карл будет воевать с Сулейманом?

А еще Реформация, которую сегодня трогать рано, а послезавтра может быть поздно.

Между несколькими бедами Карлу предстояло выбрать меньшую и не ошибиться, потому что ошибка могла стать роковой.

Ни ему, ни султану Сулейману противостояние, в которое их фактически вверг беспутный француз, не было нужно, в этом Карл убежден. Но и отступить император тоже не мог. Оставалось договориться, как бы нелепо такая договоренность ни выглядела, хотя бы на время договориться, чтобы принять свои меры и против султана, и против Франциска, чтоб ему! Сулейман первым шаг навстречу не сделает, турок уже громко объявил, что прогулялся до стен Вены только ради того, чтобы показать, кто на этой земле хозяин. Если Габсбурги не поймут, придется показать еще.

Вот в этом Европа не сомневалась, даже сторонники Лютера, кричавшие раньше о том, что турки – наказание европейцам за грехи, и наказание заслуженное, теперь прикусили языки и принялись сетовать на чинимые османской кавалерией неприятности. Европе бы после разгрома венгров турками под Мохачем опомниться и объединиться, но не тут-то было, сидели по своим углам, стенали и со страхом ожидали следующего прихода нехристей.

С Сулейманом надо договариваться, но как?! Не может же император Священной Римской империи, совсем недавно смеявшийся над союзом Лилии и Полумесяца, заключать договор с представителем этого Полумесяца, это означало бы потерять собственное лицо. И с Франциском не договоришься, ему верить нельзя.

Мысли ходили и ходили по кругу: король Франциск, султан Сулейман, Реформация и единство Европы… решение не находилось, вернее, оно было, но не устраивало Карла, и император просто пытался найти другое, в глубине души понимая, что это невозможно.

За окном совсем стемнело, оплывшие свечи отражались в стекле, освещая не столько комнату, сколько фигуру самого Карла.

Внизу послышался шум: наконец вернулся Фердинанд. Король и его спутники спешивались, смеялись, обмениваясь шутками, явно не вполне приличными… Карл поморщился: ну что у них всех в голове за мусор? Почему никто не желает внести свою лепту в объединение Европы, а от него только и ждут денег? Все ждут: родственники, правители, целые герцогства, простой люд, даже враги…

Карл хмыкнул: Франциска можно бы подкупить, а вот Сулеймана не подкупишь, он богат, очень богат, богаче самого Карла, к тому же погрязшего в немыслимых долгах. Но молодой император верил, что сумеет и расплатиться с огромным долгом, и противостоять врагам, и проучить беспутного французского родственника (пусть только попробует не жениться!), и объединить Европу под своей рукой, твердой и справедливой. Все сможет, сколько бы сил и времени на это ни понадобилось. Ему тридцать, сил пока много, время есть.

– Скажите королю Фердинанду, что я хочу с ним поговорить. Срочно. Сейчас.

Паж попятился, кланяясь. Это испанский паж, он умел соблюдать правила, в Германии такого не умеют, да и в Вене пока не научились. Следует признать, что обучены при французском дворе, беспутный Франциск легко подхватывал все, что украшало его быт. Мысль о короле Франциске портила Карлу настроение, но он додумал и даже пробормотал:

– Король-рыцарь… Этот пустобрех, не имеющий понятия о правилах чести и ответственности за свои слова, не знающий, что такое слово держать, смеет называть себя рыцарем!

В комнату стремительно вошел младший брат Карла. Фердинанд очень походил на старшего – тот же рост, стать, каштановые волосы – наследие их отца Филиппа Красивого, те же чуть странные глаза от их матери Хуаны Безумной, и главное – оттопыренная нижняя губа и выступающая челюсть Габсбургов, тоже отцовское наследие.

– С кем ты разговариваешь, Карл, сам с собой?

– Фердинанд, ты должен предложить мирное соглашение туркам.

Карл не любил предисловий, на них просто не было времени, всегда в движении, всегда занятый и решительный, он предпочитал и говорить так же – прямо и без реверансов. Подумалось, что это тоже лучше, чем у болтуна Франциска.

– Что?! Я не ослышался?! Ты предлагаешь мне иметь дело с теми, кто бесславно удалился из-под стен Вены, не в силах ее взять?!

– Не кричи, – поморщился Карл. – Если этого не сделать, то Сулейман летом снова приведет своих янычар под стены Вены, и на сей раз погода может благоприятствовать ему, а не мешать. К тому же султан обязательно учтет ошибки, а Австрия и без того разорена.