Деглин улыбнулся Меррику лукавой улыбкой, от которой его лицо превратилось в кошачью мордочку. Он поглядел на Таби и спросил его:

– Слыхал ли ты когда-нибудь о великом воине Грунлиге Датчанине? Нет? Тогда садись рядом с Мерриком, и я расскажу тебе эту историю, пока ты не заснул.

Мужчины устроились поудобнее, все они с детства привыкли к необыкновенным историям и любили их.

Деглин уже четыре года был скальдом семейства Харальдссонов, он успел изучить своих слушателей. Говорил Деглин медленно, выделяя самые важные места, не сводя глаз с мужчин и наблюдая, нравится ли им его повествование. Низким, глубоким голосом он начал:

– Внимайте все! Это сказание о Грунлиге Датчанине, человеке, который ударом ладони перерубал шею жертвенной коровы. Он был так силен, что боролся с четырьмя быками, а затем закалывал их всех в праздник зимнего солнцестояния. И хотя он был очень силен, тем не менее берег свою честь и никого не обижал незаслуженно. Однажды, когда Датчанин со своими людьми возвращался из похода, ладья попала в плавучие льды, которые могли раздробить суденышко в щепки. Грунлиг спрыгнул на первую льдину и начал ломать ее на мелкие кусочки голыми руками. Дружинники просили его обернуть кисти шкурами и мехами, но Датчанин не прислушался к их совету – он разбил одну льдину, затем бросился ко второй и к третьей, когда же все айсберги превратились лишь в крохотные осколки, безвредные, словно песчинки на берегу моря, Грунлиг поплыл обратно к своей лодке. Он поглядел на свои руки, могучие руки, задушившие свирепого медведя в Ирландии, и увидел, что они стали синими, точно вода на морозе. И тогда он сказал своим людям:

– Мои руки умерли.

Люди Грунлига помогли ему завернуть руки в меха и шкуры, но было уже слишком поздно: Датчанин отморозил руки. Пришла весна, и пальцы у Грунлига скрючились и увяли, они казались теперь лапой какого-то маленького животного, ногти стали синими, словно море, и сила не вернулась в его руки. Все печалились о несчастье, постигшем Грунлига, все, кроме его врагов – те втайне праздновали и ликовали и составляли заговор против него…

Тут Деглин умолк и улыбнулся Таби:

– И это все, что я могу поведать вам сегодня. Таби и остальные слушатели давно обратились в камень, разинув рты, они застыли, наклонившись поближе к Деглину. Теперь все дружно испустили горестный вздох, но не пытались протестовать, потому что знали: ни лаской, ни подкупом им не добиться от Деглина продолжения истории, пока он сам не захочет рассказывать дальше.

– Это – новая сказка, специально для тебя, Таби, – сказал Меррик малышу, который уже свернулся в его объятиях, прислонившись щекой к груди Меррика. – Спасибо, Деглин. Потом ты расскажешь нам еще?

– Конечно, Меррик. А теперь мальчик должен спать. Я не собираюсь расходовать свои слова на наших тупиц, раз у Таби уже глаза слипаются и он не может оцепить мое мастерство.

Ларен быстро проскользнула в спою палатку, сердце ее учащенно билось от чудесной истории, которую она только что услышала, и от тех образов и мыслей, что теснились у нее в голове, от слов, готовых политься из ее приоткрытых уст. Устраиваясь на ночлег между двумя пушистыми волчьими шкурами, Ларен так и не рассталась со своими мечтаниями. Замечательную сказку начал Деглин, но вот как он сумеет продолжить ее…

– Таби ляжет вместе с нами, – объявил Меррик, опуская малыша на подстилку рядом с Ларен. Больше он ничего не сказал, сам устроился поудобнее и быстро уснул.

Когда Ларен закричала, Меррик мгновенно вскочил, сжимая нож в левой руке, а в правой держа наготове меч.

Глава 6

Он склонился над ней так низко, что она чувствовала на лице его горячее дыхание и запах затхлого вина, которое он пил за ужином.

Сперва Ларен не испугалась, просто слегка удивилась, поскольку было уже очень поздно, она давно заснула и не понимала, кому могло понадобиться войти в ее комнату посреди ночи. Лицо мужчины приблизилось к ее лицу, и Ларен слышала, как он пыхтит. Тогда она с усилием раскрыла глаза, чтобы при тусклом свете лампы поглядеть на него. Ларен ясно разглядела чужое лицо и мгновенно испытала такой ужас, что ощутила даже привкус желчи во рту. Словно оледенев от ужаса. Ларен пыталась вскрикнуть, но в горле так пересохло, что девушка не могла даже слабо пикнуть. Его руки уже вцепились в нее, заставляя приподняться. Ларен рванулась, выкручиваясь, надеясь удрать, однако эти руки уже держали ее за плечи, не позволяя шелохнуться, пальцы впились так глубоко, что боль отзывалась даже в костях. Мужчина усмехнулся, и Ларен наконец догадалась, что это не сон и что ее держит человек, который собирается причинить ей зло.

– Таби!

Брат спал рядом с ней, его испугал какой-то сон, и он пришел к ней. Ларен укачивала его, утешала, пела о подвигах их дяди и отца, пока малыш не угомонился.

– Так, – произнес незваный гость, – девчонку я держу.

Не стоило сопротивляться. Как ни трудно ей это далось, Ларен заставила себя расслабиться и притворилась, будто потеряла сознание. К ее великой радости, руки у врага разжались, и он фыркнул:

– Девчонка, похоже, в обморок хлопнулась. Второй голос произнес:

– Еще бы – увидела твою рожу. Хорошо, что она лишилась чувств, а то, говорят, она злобная, точно волчица. Малыша я взял. Он-то легонький, с лепешку весит. Свяжи ей руки и ноги и потащим – стражи здесь куда больше, чем надо, мы на это не рассчитывали. Хоть рядом никого и нет, все равно, чем скорее управимся, тем лучше.

Ларен выждала минутку, заставляя себя лежать совершенно неподвижно, – еще миг, еще один, она медленно считала в уме, отсчитывала секунды, чувствуя, как ужас судорогой сводит ее мышцы, мечтая о глотке воздуха, однако не сейчас, надо чуточку выждать, – и вот наконец второй мужчина, подхватив Таби, отошел. Тогда Ларен схватила бронзовый подсвечник, стоявший возле ее стола, приподняла его и с размаху ударила своего врага по голове. Хрюкнув, тот отлетел в сторону, а Ларен уже вскочила на ноги и принялась пинать его в живот, обеими ногами, вновь и вновь, пока тот не рухнул на колени. Она видела, как кровь потоком хлынула из его рассеченной головы, но тут второй мужчина обернулся, изумленно оглядел представшую его взору картину и бегом бросился обратно. Ларен знала, что против двоих ей не выстоять. Швырнув Таби на постель, мужчина направился к ней, выставив вперед руки. Ларен отскочила назад, запрокинула голову и завопила так громко, как только могла, она кричала, кричала, звала на помощь…

Но вот уже оба набросились на нее, их пальцы впились в ее плоть, испуганные вопли Ларен сменились стонами боли, мужчины действовали злобно, беспощадно, и Ларен кричала не переставая. Один из них сильно ударил ее в подбородок, она продолжала кричать, пока тьма не затопила сознание, и даже в этот последний миг Ларен успела подумать: “Почему же никто так и не пришел нам на помощь?"

– Черт побери, проснись же наконец!

Крики Ларен прервались и перешли в стон. Меррик выронил меч и нож, обнял Ларен за плечи, сильно встряхнул ее:

– Проснись! – крикнул он ей прямо в лицо.

– Не трогай мою сестру! – Таби уже вспрыгнул на спину Меррику, колотя того кулаками по спине, вцепившись ручонками в его волосы.

Ларен очнулась, увидела над собой мужское лицо и снова вскрикнула. Она уже занесла руку, чтобы ударить своего врага.., нет, нет, постой… Это же Меррик, а верхом на нем сидит Таби, орет что есть мочи, сражается с ним, рыдает, и слезы ручьем текут по его худым щечкам, он так отчаянно всхлипывал, что Ларен едва не завыла от жалости к малышу.

Ну вот, теперь она перепугала брата своими истошными воплями, а ведь ей всего-навсего приснился дурной сон, пустой сон, вызванный давним, глубоко засевшим страхом. Ларен будто унизила себя, поддавшись страху, и ужасно сердилась – надо же быть такой глупой, поднять крик среди ночи! Прошло уже много месяцев с тех пор, как этот сон снился ей в последний раз, и вот он вернулся, на этот раз – как-то необычайно ярко, но ведь она давно привыкла к нему, и чего вопить, точно резаная коза?! О да, надо бы уже притерпеться к пережитому ужасу, который все еще представлялся ей столь ощутимо, как если бы вновь и вновь возвращалась та самая ночь. И вот – она разбудила Меррика, насмерть перепугала Таби. Ларен глубоко вздохнула, надеясь, что голос ее прозвучит спокойно и ровно, и сказала:

– Таби, маленький, все хорошо. Не надо бить Меррика. Он старался разбудить меня. Мне опять приснился кошмар, все будто в самом деле происходило, но уже прошло. Все, Таби, успокойся, подойди ко мне.

Меррик не тронулся с места, пока Ларен не подхватила Таби. Только тут он заметил, что сидит верхом на Ларен, зажав ее бока своими обнаженными ногами. Конечно же, Таби вообразил, будто Меррик пытается изнасиловать его сестру.

Меррик сполз с Ларен, прилег на бок рядом с ней, чтобы заглянуть ей в лицо в тусклом свете едва разгоравшейся зари. Ларен повернулась к нему, прижимая к себе Таби, укачивая его, что-то напевая, уткнувшись лицом в малыша. Почувствовав на себе взгляд Меррика, Ларен подняла глаза.

– Расскажи мне все, – попросил Меррик. Ларен вновь спрятала лицо и продолжала убаюкивать Таби. Малыш высвободился из ее объятий, опустился на колени рядом с сестрой. Нагнувшись, он коснулся кончиками пальцев лица Ларен:

– Опять приходили злые люди?

– Да, Таби, но это сон, всего лишь сон.

– Какие люди? – спросил Меррик.

– Это просто сон, кошмар, который снится мне всякий раз, когда я сильно устаю. Извини, что разбудила тебя, это так глупо. Мне привиделся кошмар, Меррик, только и всего.

– Ну да, – сказал он, поднимаясь. Поглядев на Ларен в бледном свете зари, он увидел, что девушка вновь гордо задрала подбородок.

Повернувшись, он вышел из палатки.

Ларен слышала, как Меррик будит своих людей и они, кряхтя, подымаются. Она крепче прижала Таби к себе, наставляя:

– Ты не должен ничего говорить Меррику о нашей прежней жизни. Ты и не помнишь толком ничего, только запутаешь всех. Это было так давно, Таби, все уже в прошлом.