— Мой отец, — напряженно ответила Андреа, чувствуя, как волшебство этих минут постепенно рассеивается. — Мы с ним жили здесь после смерти моей мамы. Это было его увлечение. Он был прекрасным пианистом. Я тайком прокрадывалась сюда и слушала его… — Она внезапно остановилась и с подозрением взглянула на Саймона, будто ожидая его замечания на свои слова. — Конечно, я была тогда еще ребенком, — добавила она так, словно хотела убедить его, что уже выросла из младенческих забав.

— А вы сами не играете? — поинтересовался он, и девушка покраснела. Прямым вопросом Саймон заставлял ее признаться в том, что она считала своей слабостью.

— Иногда, — ответила она. — На арфе. Только редко. Лео говорит, что это действует ему на нервы.

Саймон рассеянно кивнул, вспомнив свои размышления в галерее.

— В галерее нет портрета вашей матери, — заметил он.

— Нет. Видите ли, они с папой были женаты всего год, и она умерла, когда я родилась. И они не были состоятельными людьми. Мой дед не хотел, чтобы они поженились. Так сказал Лео. Так что отец был вынужден отправиться в Лондон зарабатывать себе на жизнь. Там они и поженились. А потом… потом папа привез меня жить сюда. Когда мне было всего восемь лет, он умер… и я так здесь и осталась.

Саймон задумался. Это было простое объяснение, но, хоть убей, он не мог понять, почему оно его не удовлетворяет. Может, потому, что печальная история Андреа казалась такой гладкой… Слишком гладкой, как будто девушка повторяла слово в слово, что ей говорили? Возможно…

— Как ее звали? — спросил он.

— Андреа-Элизабет, так же, как и меня, — ответила она.

— А ее имя до того, как она вышла замуж… ее фамилия, я имею в виду?

В глазах Андреа вновь мелькнуло подозрение.

— А вы очень любопытны, вы так не считаете? — намекнула она.

— Думаю, нет. Интересуюсь — так будет правильнее. Видите ли, я немного раздосадован сам на себя — я пришел к выводу, что мое знание семейной истории не так совершенно, как я думал.

— О, понятно! — Андреа провела рукой по спинке кушетки. — А что за песню вы пели? Я никогда прежде ее не слышала.

— Нет? — небрежно спросил Саймон. — Это любимая песня моей мамы… и моя тоже.

— Я подумала, что она напоминает вам о ком-то… в Новой Зеландии, — сказала девушка, поднимая на него прозрачные глаза, и в первый раз со дня его приезда она испугалась, заметив его потрясающее сходство с Лео. Глаза темные, но все же это глаза Тревейнов, с тайной. Глаза, которые вам ничего не скажут.

— Но эта песня о любви без взаимности, — напомнил он ей. — Если бы я был жертвой подобного несчастного чувства, я никогда бы не сложил песни об этом! Я постарался бы все забыть.

Он резко повернулся, говоря это, потому что в полуоткрытую дверь из галереи вошел Лео.

— Привет, Лео, — спокойно сказал Саймон, как будто ждал его появления. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против того, что я позволил себе вольность поиграть на одном из твоих клавесинов? Мне прежде не доводилось послушать, как звучит этот инструмент.

Лео засмеялся, громко и добродушно.

— Против? Конечно нет, старина! Если это тебя занимает. Лично мне все это звяканье кажется раздражающим. Я совсем не музыкален, правда, Андреа?

Андреа молча покачала головой. Она немало удивилась внезапному появлению Лео. В отличие от Саймона она не слышала его приближающихся шагов. И хотя Лео знал, что она регулярно заходит сюда вытирать пыль с инструментов, которые любил ее отец, он не одобрял такой преданности Андреа памяти отца, несмотря на то что сам дал указание настроить все инструменты. Лео не разделял этого ее увлечения и когда они были детьми. Он смеялся над любовью Андреа к музыке и постоянно пытался уговорить ее пойти ловить рыбу вместо музыкальных занятий. Но тогда она еще умела сказать Лео «нет», потому что ее отец, спокойный, мягкий человек, занятый наукой, был достойным противником своему племяннику и всегда вставал на ее защиту. Сейчас Андреа была взволнована — по тому, как помрачнел Лео, она поняла, что тот ревнует.

— Андреа сказала мне, что играет на арфе, — продолжал Саймон к ужасу Андреа.

— Да, она играет… довольно посредственно, — небрежно ответил Лео, причиняя ей душевную боль. — Но это такая очаровательная картина, когда она в обнимку с арфой, что мы время от времени это терпим. Ты должна как-нибудь вечером дать представление, Андреа, чтобы доставить подобное удовольствие и Саймону.

У Андреа словно комок застрял в горле. Лео на что-то злился… но, несомненно, не потому, что застал ее с Саймоном наедине. Это абсурдно! Но в воздухе чувствовалось напряжение… Как будто кто-то совершил проступок и должен за это поплатиться.

— Что-то… что-то не так, Лео? — робко спросила она, в надежде заверить его, что она не сделала ничего, что могло бы его рассердить.

— Не так, моя дорогая Андреа? — вкрадчиво переспросил он. — Нет, все нормально. Почему ты так подумала?

Она беспомощно развела руками, пробормотала что-то насчет нуждающейся в ней Мадам и удалилась с чувством собственного достоинства.

Неумолимые часы пробили без четверти час, и Лео похлопал Саймона по плечу:

— Скоро ленч. Как раз самое время немного выпить.

В его голосе не было ничего, кроме дружелюбия, но потом, позже, Саймон услышал его свист, в котором с трудом, но узнал мелодию своей песни. Это послужило ответом на вопрос, как долго Лео стоял в галерее, прежде чем войти в музыкальный салон.

Саймон задумался и решил, что не стоит интересоваться девичьей фамилией матери Андреа у Лео. Очевидно, интерес к Андреа, даже самый незначительный, не нравился Лео.


Андреа пристально вглядывалась в рубин на своем кольце, и его красный глаз, казалось, глазел на нее… зловеще, неодобрительно. Она раздраженно повернула его камнем вниз, чтобы не видеть. Это оказалось не трудно — кольцо было ей великовато. Она как-то намекнула Лео, что оно было бы в большей сохранности, если бы его уменьшили, но он даже слышать об этом не захотел.

— В будущем его будут носить другие женщины, — напомнил он ей. — И их пальцы могут оказаться не такими тонкими, как твои.

Когда Андреа заметила, что боится, как бы оно не соскользнуло, Лео раздраженно приказал ей носить на этом же пальце другое, поменьше, которое не дало бы широкому кольцу потеряться, и добавил, что в его сейфе много колец и Андреа может выбрать любое. Но все они были обручальными кольцами умерших женщин рода Тревейнов, и у Андреа не хватало духу взять одно из них, хотя Лео и посмеялся над ней.

В конце концов она все же остановилась на необычном старинном кольце с выгравированными цветами, какой-то фразой и словом «Mizpah», глубоко вырезанном на нем. Ее выбор заставил Лео вновь рассмеяться.

— «Господь Бог наблюдает за нами, пока мы врозь», — насмешливо перевел он. — Но я не намерен с тобой когда-либо расставаться, моя дорогая.

— Я не поняла, что это значит, — просто сказала Андреа, — но оно мне нравится… и мне впору! — Она продемонстрировала это Лео.

Он пожал плечами:

— Тогда носи его, — и задумчиво добавил: — Возможно, это хороший выбор — кольцо твоей матери.

— Это? — Андреа в восхищении уставилась на тонкий ободок. — Я так рада! У меня так мало осталось от нее на память.

— Я бы сказал, совсем ничего не осталось, учитывая, что она умерла, когда ты родилась, — сухо заметил Лео.

— Да, — согласилась Андреа, — но теперь кольцо делает ее для меня реальнее, чем… чем какая-то тень. Его подарил ей мой отец?

— Эймис подарил, да, — подтвердил Лео и со стуком закрыл дверцу сейфа. — Хотя мне придется скоро открывать его опять… — добавил он многозначительно.

— Ты хочешь сказать, что что-то уйдет на аукцион?

— Да, — лаконично ответил он. — Ожерелье с геральдическими лилиями Георга IV и браслет к нему.

— Они очень дорогие, правда? — без особого интереса и сожаления, что эти вещи будут проданы, заметила Андреа.

— Довольно дорогие, думаю, — кивнул Лео. Он вновь открыл сейф и вытащил потертый кожаный футляр. — Надень их сегодня вечером. Пусть это будет их последнее публичное появление! Саймону непременно захочется на них посмотреть, прежде чем они уйдут.

— Он может и так посмотреть на них, зачем мне их надевать, — возразила Андреа.

— Может, конечно, — согласился он. — Но драгоценности смотрятся эффектнее, когда их носит красивая женщина. А ты красива, бесспорно. И я действительно думаю, что с каждым днем ты все больше хорошеешь.

— Ты так думаешь? — спросила Андреа, затаив дыхание. — Я рада.

Лео слегка прищурился:

— Неужели? И я могу спросить почему?

Андреа всегда боялась ироничных ноток в его голосе, но сейчас только засмеялась.

— Ну, это естественно! Каждая девушка хочет быть красивой, — ответила она, искоса глядя на него. Это было ново и вызывающе. Но если она хотела таким образом спровоцировать на что-то Лео, то потерпела неудачу. Он только рассмеялся и согласился с ней.

Затем, как обычно, его настроение резко изменилось. Лео сунул девушке в руки футляр, повторил приказание надеть драгоценности вечером и велел ей уходить.

Андреа принесла коробку в свою комнату и небрежно положила на туалетный столик. Вечером она даже забыла о наказе Лео, и ей пришлось возвращаться за украшениями. Ничего удивительного, что, надев их, она бросила взгляд на себя в зеркало и должна была признать, что Лео прав. Драгоценности на самом деле выглядели сейчас совсем иначе, чем в футляре. Однако это не принесло Андреа особого удовлетворения — было что-то безликое во всех украшениях Тревейнов. Каждое из них носилось другими женщинами и принадлежало семье, даже обручальное кольцо Андреа. Как было бы приятно, тоскливо думала девушка, владеть чем-то, что было бы куплено для нее одной… подарено ей! Но маловероятно, чтобы Лео, обладая такими сокровищами, даже подумал бы о подобном.