Мейв Бинчи

Холодный зной

Посвящается дорогому, благородному Гордону, grazie per tutto, со всей моей любовью.

Она сидела в библиотеке, просматривая книги в отделе итальянской литературы. В основном это были не разрекламированные издания, очевидно, купленные Эйданом Дьюном на свои деньги. Он такой добрый человек, энтузиаст, возможно, мог бы помочь ей. А она поможет ему. Впервые после возвращения в Ирландию Синьора почувствовала себя спокойно. Она потянулась и зевнула, подставив лицо под яркие лучи летнего солнца, светившего в окно.

Она собиралась преподавать итальянский и была настроена решительно. Синьора не вспоминала об Италии. Ее мысли обращены к Дублину: найдут ли они учеников для своего будущего класса — она и мистер Дьюн, она и Эйдан. Сейчас нужно быть серьезной, а не витать в облаках.

Эйдан

Это было давно, еще в 1970-м, когда они просто обожали отвечать на вопросы тестов.

Эйдан мог отыскать их, например, в воскресной газете. «Вы заботливый муж?», или «Что вам известно о шоу-бизнесе?», или «Вы легко сходитесь с людьми?» и «Насколько внимательны вы к своим друзьям?»

Но это было так давно.

Сейчас, если Нел или Эйдан Дьюн увидят список вопросов, они не побегут сломя голову отвечать на них, а потом с интересом смотреть, сколько баллов набрали. Теперь было бы слишком болезненно отвечать на вопросы типа «Как часто вы занимаетесь любовью?»: а) больше четырех раз в неделю, б) в среднем дважды в неделю, в) каждую субботу, г) значительно реже.

Если бы сейчас кто-то из них увидел вопрос: «Подходите ли вы друг другу?», то, несомненно, перелистнул бы страницу. И не было бы никакого скандала, никто бы не стал биться головой о стену. У Эйдана нет повода не доверять Нел. Он не сомневался в ее порядочности. Не слишком ли это самонадеянно — так доверять ей? Она была привлекательной женщиной, мужчины всегда оборачивались ей вслед.

Эйдан знал мужчин, которые были искренне ошеломлены, узнав, что их жены заводят романы на стороне. А они оказались настолько самодовольными и не хотели видеть дальше собственного носа. Но Эйдан слишком хорошо знает Нел и сразу поймет, если у нее кто-нибудь появится. Кстати, где бы она могла встречаться с ним? А если бы у нее был кто-то, она бы придумала, куда им пойти? Нет, это просто нелепая мысль.

Возможно, кому-то доводилось испытывать подобные сомнения. Однако об этом не станешь рассказывать первому встречному. Как не скажешь, например, о том, что тебя мучают боли в ногах после длительной прогулки, или о том, что в последнее время ты не понимаешь и слышать не можешь лирические попсовые песни. А может быть, ты просто-напросто перестал быть человеком, считающим себя центром вселенной.

Похоже, то же самое чувствовал любой мужчина сорока восьми лет, которому вот-вот исполнится сорок девять. Во всем мире найдутся мужчины, желающие, чтобы их жены стали непосредственнее и эмоциональнее. Это касается не только секса. Хотелось бы побольше рвения и энтузиазма и в других делах.

Сколько времени прошло с тех пор, как Нел в последний раз интересовалась его работой, спрашивала о его планах. А ведь было время, когда она знала имена всех школьных учителей и многих учеников и могла подолгу обсуждать программы уроков, экскурсий и познавательных игр и слушать о проектах Эйдана относительно стран «третьего мира».

Но сейчас она вряд ли знала, что происходит. Когда назначили нового министра образования, Нел только пожала плечами. «Надеюсь, она окажется не хуже своего предшественника», — это был единственный ее комментарий. Нел больше не интересовалась его работой. И Эйдан не винил ее.

Он научился примитивно просто объяснять все происходящее. Порой он даже слышал собственный голос, эхом отдающийся в ушах. Это было похоже на жужжание, и его дочери закатывали глаза к небу, желая знать, почему в свои двадцать один и девятнадцать лет они вынуждены выслушивать отцовские сентенции.

Эйдан пытался не докучать им. Учителя отзывались о них как о трудолюбивых и усердных девочках. Он приложил огромные усилия, чтобы подобрать ключики к их сердцам.

Нел никогда не рассказывала никаких историй и не обсуждала ресторан, в котором работала кассиром. «Ах, ради бога, Эйдан, это работа, — говорила она. — Я сижу, принимаю кредитные карты или чековые книжки, или наличные и отсчитываю сдачу. Потом вечером иду домой, а в конце недели получаю зарплату. И приблизительно так же существует девяносто процентов людей во всем мире. Мы не мечтаем ни о чем заоблачном; мы нормальные люди, вот и все». В ее словах не было намерения ранить или как-то унизить его, но все же это звучало как пощечина. Ему хотелось закрыться у себя в кабинете и обдумывать проблемы.

Дни шли, Нел с нетерпением ждала перемен в его карьере, искренне болела за него. В другой ситуации Эйдан был бы ей благодарен за солидарность. Возможно, когда он станет директором, он оценит ее поддержку.

А может, он ведет себя как дурак? Наверное, у него остался хоть какой-то интерес к собственной жене и двум дочерям. В последнее время он все чаще ощущал, что, находясь дома, он на все смотрит как будто со стороны, как будто он умер некоторое время назад, и все с облегчением вздохнули. Нел ходила на работу в ресторан, раз в неделю навещала свою маму, Эйдан не ходил с ней, она говорила, что они просто мило по-семейному болтают. Ее мама любила, когда все у них было в порядке.

— У тебя все хорошо? — спросил Эйдан взволнованно.

— Я смотрю, ты не проводишь факультативных занятий по философии для десятиклассников, — сказала Нел. — У меня все нормально, так же как и у всех, я полагаю. Не можешь же ты все это бросить?

Конечно, Эйдан не мог бросить. Он говорил ей, что это не просто дополнительные занятия по философии для продвинутых учеников. Это был вводный курс в философию и не для десятиклассников, а для выпускников. Ему никогда не забыть, каким взглядом Нел посмотрела на него. Она начала что-то говорить, но передумала. На ее лице появилось выражение жалости, которой она вовсе не чувствовала. Она смотрела на него, как могла смотреть на несчастного бродягу, сидящего на улице, одетого в пальто, подпоясанное веревкой, и пьющего горячительное из горла бутылки.

Отношения с дочерьми складывались не лучше. Гранья работала в банке, но мало что рассказывала об этом, во всяком случае своему отцу.

Иногда он разговаривал с ее друзьями, и тогда, казалось, она становилась оживленнее. То же самое происходило с Бриджит. В туристическом агентстве все просто замечательно, папа, и хватит уже об этом. Конечно, все замечательно, и отпуск два раза в году, и долгие перерывы на ленч, потому что их там работает целая рота.

Гранья не хотела говорить о банковской системе в целом. Не она придумала кабальную систему кредитов. На ее столе лежат бумаги, с которыми она работает каждый день. Вот и все. Чертовски просто. Бриджит не считала, что продает туристам некую мечту. «Пап, но если они не захотят поехать в отпуск, никто не станет скручивать им руки, насильно приводить в агентство и заставлять покупать тур».

Эйдан жалел, что не был более наблюдательным. Когда все это случилось… это растущее отчуждение? Было время, когда девочки, приняв ванну, чистенькие и сияющие, сидели рядом с ним в своих розовых халатиках, и он рассказывал им истории, а Нел посматривала на них с любовью. Но это происходило давно. Тогда были славные времена. Когда дочери сдавали экзамены, Эйдан раздобыл тесты, благодаря чему у них появилось преимущество. Девочки были в восторге. Он вспомнил, как они праздновали, когда Гранья получила сертификат об окончании школы, а потом устроилась на работу в банк. В обоих случаях они отмечали эти события в большом отельном ресторане, и официант сфотографировал их всех вместе. У Бриджит все было точно так же. Праздничный ужин и фотосессия. На тех фотографиях они выглядели абсолютно счастливой семьей. Неужели все это напускное?

Судя по всему, так оно и было, потому что с той поры прошло лишь несколько лет, а он не мог сесть и просто поговорить со своей женой и двумя дочками — с людьми, которых любил больше всего на свете, — поделиться с ними своими страхами, рассказать о том, что он, возможно, и не станет директором.

Он проводил столько времени в школе, так много работал во внеурочные часы и где-то в глубине души чувствовал, что никому, по большому счету, это не нужно.

А вот его коллега приблизительно одного с ним возраста, которого звали Тони О’Брайен, никогда не задерживался после уроков, чтобы поддержать футбольную команду, никогда не участвовал в преобразовании учебного плана, не интересовался жизнью школы. Тони О’Брайен курил в школьных коридорах, где курить категорически запрещалось, и заходил перекусить в паб. Все видели, что он выпивал пару кружек пива и съедал сандвич с сыром. Его, холостяка, часто видели в компании с девушкой вдвое моложе. Несмотря на все это, его кандидатура рассматривалась на роль директора школы.

За последние несколько лет мировоззрение Эйдана так изменилось, что многие вещи перестали возмущать его, однако такое поведение Тони переходило всякие границы. Эйдан запустил пальцы в волосы, которые сильно поредели в последнее время. Конечно, у Тони О’Брайена на голове была копна темных волос, закрывающих шею и постоянно попадающих в глаза. Хорошо, когда у тебя красивые волосы, а вот лысым быть никому не хочется… Эйдан ухмыльнулся. Если бы он мог посмеяться над своей паранойей, вероятно, мысли о жалости к самому себе ушли бы прочь. И он посмеется. Хоть кто-то из его окружения должен оставаться веселым.

В одном из воскресных выпусков газет он увидел тест: «Напряжены ли вы?». Эйдан правдиво ответил на все вопросы и в результате набрал семьдесят пять очков — наибольшее количество. Оказалось, что он не был готов к такому вердикту. Если вы набрали свыше семидесяти баллов, то находитесь на грани эмоционального срыва. Выпустите пар, иначе взрыв будет слишком оглушительным.