Так что, стараясь смириться с той мыслью, что телефон был так глупо утерян, я, отгоняя навязчивое воспоминание, что возвращалась с ним домой, отправилась в пятницу в школу, надеясь, что хоть как-то смогу отвлечься. А еще я хотела немного влиться в учебный процесс, прежде чем ощутить на себе вселенский гнев Лебедева. В пятницу он не работает в лицее, так что можно было спокойно начать заниматься.

Когда я, хмурясь от теплого весеннего солнышка, подходила к лицею, мысленно сетуя, что слишком тепло оделась, то поймала на себе внимательные взгляды стоявших рядом или спешащих на занятия учеников.

Приветствия, радостные или робкие, доносились со всех сторон. На улице, в коридоре… Учителя широко улыбались, каждый считал своим долгом потрепать меня по плечу, а физрук при виде меня так расчувствовался, что заключил в удушающие объятия, а потом сказал, что такими учениками он действительно гордится. После такой эмоциональной несдержанности я юркнула в туалет, где, запершись в кабинке, и провела остаток перемены, повторяя параграф по истории.

Нет, это, конечно, приятно, я не стану лукавить, но я никогда не любила приковывать внимание к себе. А когда на тебя смотрят буквально все, и твоя фамилия постоянно слышится в лицейских коридорах, и вовсе жутко хочется спрятаться.

— Дмитриева Марина, одиннадцатый «а», спуститесь в кабинет директора, он ожидает вас на следующей перемене! — противный голос редактора школьной газеты практически проскрипел надо мной. И я даже горько усмехнулась. Такое объявление по школьному радио даже хуже, чем если бы за мной явились лично на урок.

Так что, отсидев первый час истории, будто на иголках, я, после того, как преподаватель еще раз напомнила, что директор ждет меня, спустилась на первый этаж и направилась в конец коридора.

Около кабинета директора толпилось много народу. Среди незнакомых мне мужчин и женщин, одетых в строгие костюмы, болтались несколько девятиклассников, которых очень активно отгоняла от двери секретарь. Если честно, то такой взволнованной я не видела ее никогда.

— Дмитриева, заходите, — бросила секретарь и, после того, как я зашла в кабинет, демонстративно громко хлопнула дверью. — С этим Степановым теперь столько дел прибавилось! Ладно, хорошо, хоть не откинулся… — недовольно забурчала секретарша. — Входите, Алексей Александрович вас ждет.

Я, несмело толкнув дверь в кабинет директора и невольно вспомнив, по какому случаю была здесь последний раз, заглянула внутрь. Алексей Александрович тут же встал со своего кресла и направился ко мне. На его лице сияла широкая улыбка, и он, закрыв за мной дверь, изобразил жест, приглашающий пройти к его столу.

К своему удивлению, за Т-образным столом уже сидел мой отец, Евгений, бледная маленькая женщина, прижимающая к себе черную потрепанную сумку, и такой же бледный мужчина, потирающий ладонью залысину. И если отец смотрел на меня с доброй улыбкой, Евгений, откинувшись на кресле, наградил меня своим фирменным приветствием, то последние смотрели на меня так странно, что невольно захотелось спрятаться за спиной директора. Но, поборов в себе это желание, я все же подошла к столу.

— Вот, познакомьтесь, это она, — серьезно сказал Алексей Александрович, подведя меня прямо к бледной женщине, и та, поднявшись с кресла, крепко обняла меня и заплакала.

Признаться, я чувствовала себя настолько неловко! Мама Толяна явно хотела что-то сказать, но никак не могла сделать этого из-за рвавшихся наружу слез. Она только плакала в мое плечо, отчаянно сжимая на спине мою лицейскую жилетку. А потом она отстранилась и заглянула в мое лицо. Отец Толи тоже поднялся и протянул мне руку. Он пожал ее так крепко, что, кажется, моя кисть хрустнула, а потом, так же заключив меня в чуть более короткие объятия, он проговорил:

— Ты даже не представляешь, как мы тебе благодарны!

Женщина, опустившись в кресло, старалась успокоиться, вытирая салфеткой слезы, а отец Толи, нахмурившись, положил руки на стол и переплел пальцы.

— Безусловно, этот вопиющий случай нарушения дисциплины для каждого преподавателя и ученика послужил уроком, — сказал Алексей Александрович. Было понятно, что они уже давно разговаривают, и сейчас он явно продолжал свою речь. Мама Толика закивала, все так же промокая слезы.

— Это счастье, что Марина не растерялась, как присутствующие учителя и родители, и смогла оказать Анатолию первую помощь! Естественно, весь преподавательский состав будет в обязательном порядке отправлен на прохождение специальных курсов по оказанию первой помощи!

Я вдруг представила лицо Дмитрия Николаевича, когда ему сообщат эту потрясающую новость. Вот он будет рад!

— Мариночка, районное телевидение хочет снять о тебе сюжет. И твой отец, Александр Владимирович, сегодня прибыл к нам от лица министерства здравоохранения, чтобы сообщить, что тебя хотят наградить почетной грамотой…

Я обеспокоенно взглянула на папу, но тот выглядел довольным. На его лице блуждала все такая же счастливая улыбка.

— В следующую пятницу, через неделю, к нам прибудут и телевидение, и гости из минздрава, — директор указал рукой на моего отца, и папа удовлетворенно кивнул. Женя сидел все так же спокойно, внимательно слушая Алексея Александровича.

— Так что будем рады снова вас увидеть, Александр Владимирович!

— Благодарю, взаимно! — кивнул папа, поднимаясь с кресла.

После череды обязательных любезностей друг другу, мы наконец вышли из кабинета директора, и секретарь пригласила следующих посетителей. Я чувствовала себя все так же неловко, теперь уже просто находясь под лицейской крышей в сопровождении отца. Обычно всеми вопросами, касающимися дополнительных занятий или моей успеваемости, занималась мама, так что само присутствие отца в стенах лицея было, мягко говоря, странно. А еще более странным было то, что Женя у входа в лицей резко остановился и попросил у папы разрешения перекинуться со мной парой слов. Папа же, ничего не подозревая, сказал, что выйдет на улицу, пожелав мне приятного дня и поцеловав в щеку.

Охранник таранил Женю подозрительным взглядом, явно недовольный присутствием такого огромного количества левого народа в лицее. Похоже, что ему, как и секретарше директора, сегодня пришлось в кои-то веки поработать…

— Ну, что, герой, как самочувствие? — Женя сразу же сменил интонацию, показывая свое истинное лицо.

— Сносно, — ответила я, ожидая от юриста подвоха. Да, пусть после вечеринки мы явно стали чуть ближе друг другу, но я по-прежнему не доверяла ему. И что-то мне подсказывало: правильно делала.

— Знаешь, я вот просто поражаюсь, как же люди невнимательны к мелочам… — вздохнул Женя, засунул руки в карманы брюк и игриво улыбнулся. — Ты, наверное, волнуешься?

— Ближе к делу, папино время дорого! — злобно ответила я.

Женя взял мою руку и бесцеремонно засунул ее в карман своего пиджака. И прежде, чем волна моего возмущения была озвучена, до меня вдруг дошло, что в его кармане я нащупала свой утерянный телефон. Я уже было схватила его и дернула руку назад, как почувствовала цепкие Женины пальцы, удерживающие мою руку у него в кармане.

— Отдай, — прошипела я, подойдя чуть ближе.

— М-м-м, — протянул Женя. — С чего бы мне это делать?

Звонок на урок запел по коридорам, а тяжелая лицейская дверь с грохотом ударила. Когда я увидела в проходе широкоплечую фигуру химика, у меня волосы встали дыбом.

— Женя, блин, отдай! — взмолилась я, пытаясь хотя бы руку выдернуть.

Но Дмитрий Николаевич, сжимая в руках сложенные картонные коробки, прошел мимо, лишь мельком взглянув на меня, так что слух уловил его тяжелые шаги, эхом отдающиеся по опустевшим коридорам.

— Ох, смотри-ка, как неловко получилось! — Женя издевательски поджал губы. — Видела, он коробки тащит… Он тебе звонил, писал! Знаешь, он ведь сегодня увольняется!

Я изо всех сил дернула руку, но Женя все также крепко ее держал. Злость внутри меня просто закипала. В голове даже промелькнула мысль закричать во все горло, чтобы обратить внимание охранника на себя, но черт знает, что может прийти в голову этому юристу, чтобы потом мне отомстить.

— Дай-ка подумаю, что же я хочу за телефон и за свое молчание? — Женя приставил палец к своим тонким губам, издевательски изображая глубокие раздумья. — Может, поцелуешь меня?

— Прям здесь? Ты тупой?

— То есть ты не против? — улыбнулся Женя.

— Я тебя сейчас ударю, — приложив огромное усилие, сказала я так же издевательски спокойно.

— Прямо здесь? — Женя уже вошел во вкус.

— Забирай чертов телефон. Просто отпусти мою руку. Пусти меня.

— М-м-м… — снова протянул юрист, но на этот раз разжал мою руку. — Ладно, так и быть. И телефон, пожалуй, тоже бери. Могла бы спасибо сказать, что не оставил тебя так спать с этим телефоном в обнимку. Вот бы Анна Сергеевна обрадовалась!

— Ты свою шкуру спасал, ведь нам обоим бы досталось! — выпалила я, а потом, не удержавшись, толкнула Женю двумя руками в грудь, но похоже, что это его только развесило.

— Не трать время, не то опоздаешь, — двусмысленно проговорил он, и я, со злостью сомкнув зубы, пулей побежала по коридору к лестнице. Все пролеты на пути к третьему этажу показались мне сущим пустяком. Так быстро я не бегала даже на физкультуре. Вот только дыхалка моя, похоже, от такого марш-броска не была в восторге. Взявшись за ручку лаборантской, я все-таки согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Но, решив, что я действительно теряю время, я продавила ручку вниз и толкнула дверь вперед.

— Пожалуйста, пожалуйста, умоляю, только выслушай меня! Очень прошу тебя! Я так виновата! Я… — я ворвалась в лаборантскую, но застыла на пороге, потому что прямо на меня смотрели две пары глаз. Одни — ярко-голубые, принадлежащие Дмитрию Николаевичу. И вторые — серые, глаза Марины Викторовны. Я стояла, как вкопанная, не вполне понимая, что будет лучше: извиниться, сказать, что ошиблась, и выйти, просто молча выйти и закрыть за собой дверь, понадеявшись, что они сочтут меня массовой галлюцинацией, или же попросить выйти Марину Викторовну? Все три варианта казались мне одинаково соблазнительными и до умопомрачения нелепыми. Возможно, именно поэтому я решила выбрать четвертый вариант — продолжить говорить.